– Так они не из-за этого его сносят. Эти и церкви снесут! – заключил дед.

– Ну, так понятно, сносить – не строить! – подтвердил я, – заказ отрабатывают на хаос.

– Вы умный молодой человек… – похвалила меня бабка Надя, – А могу я ваш паспорт или какой другой документ поглядеть?

– Это еще зачем? – не понял с первого раза я.

– Важное дело хочу вам поручить.

– Ну вот, удостоверение личности офицера есть, с собой. Я военнослужащий в распоряжении, пока не уволен, отпускной.

– Пойдет… – бабушка внимательно почитала все страницы, особенно те, на которых стояли гербовые печати с двуглавым российским орлом. Ознакомился и дед, нехотя, но так же детально.

– Значит, и кортик имеется?

– С собой нет, дома храню, в Севастополе.

После этого бабка отошла к инкрустированному комоду, что стоял впритык к видавшему виды пианино немецкой марки «К. Бехштейн», и достала шкатулку. Митяй только теперь оторвался от своей доли шоколада, уставился на бабулю и на ее инкрустированное вместилище тайны. Та повернула ключик и достала кольцо с драгоценным камнем… Широкое, похожее на печатку с камнем, но рассчитанное на женский пальчик. Вдруг она протянула его мне со словами:

– Вот, Алексей, я правильно прочитала?… Да, Алеша. Приобретите для нас чего-нибудь съестного на черном рынке. У нас золотая свадьба на носу. Пятьдесят лет мы с Николаем Антоновичем вместе. Раньше, когда помоложе были, дача у нас была. А там кролики. Вкуснейшее мясо – тушеный кролик. Пенсии уже четыре месяца нет. Деньги закончились. Ни гривны, ни рубля! А долларов не откладывали. В ломбард сама боюсь идти. Да и не думаю, что много выручу. А Митя нам рассказал про вас. Вы у нас в подъезде, да что в подъезде, во всем доме отважный герой. От упыря этого великовозрастного нашу Кристиночку спасли. Этот же черт – настоящий и неисправимый уголовник. Сенька, рецидивист малолетний. Ему когда восемнадцати еще не было, он уже законченным негодяем был, на учете числился. И родственнички такие же, из блатных. У кого война, у кого бизнес. Шикуют сейчас на людском горе. Потому и боюсь я в ломбард. Они так и шныряют там, где поживиться можно. Яблоко от яблони. С его физиономией листовки в районном отделе милиции висели при Украине еще. Гоблин он.

– Гопник! – поправил дед.

– Какая разница. Он беззащитных старух, таких как я, с ног с дружками валил и сумки выхватывал, серьги вырывал прямо с мочками. Еще до войны его поймали, но выпустили по малолетству с условным сроком. Откупили его тогда. А теперь мародерствует с компанией. Спасибо, Алеша, что приструнили его. Некому ведь ныне за порядком следить, кроме ополчения. Отвадили гада отсюда. Заслуженное наказание ждет его!

Я не стал перебивать старущку и делиться информацией, что подонок снова на свободе. Не хотел пугать людей, поэтому откашлялся и буркнул:

– Никакой я не герой. А кольцо обратно положите.

Бабушка не сдавалась в попытке всучить мне ювелирную ценность.

– Не откажите. Помогите. Может, удастся бутылочку еще какую, да деду цигарку. Там, на рынке, поштучно, слышала, отпускают.

– Я кольцо ваше не возьму, как ни просите, баба Надя, – наотрез отказался я, – Кролика и так постараюсь найти, сигареты и спиртное точно найду. А вот кролика постараюсь, но не обещаю.

И тут вошла она.

– Здравствуйте…

– Кристька, налетай, тут твоя плитка! – показал Митяй разделанный на фольге шоколад.

Разговаривали сперва ни о чем. Потом Митяй сказал ей, что именно я арестовал пристававшего к ней гопника, и что обещал отца их домой вернуть. Я не стал опровергать, но и не подтвердил. Она смотрела на меня своими огромными зелеными глазами, иногда одаривая улыбкой, источающей свет и какое-то неповторимое тепло. Я любовался снизошедшей с небес красотой, наполнившей незамысловатый старческий интерьер всеми красками радуги.

Мы обмолвились парой фраз друг с другом, но больше смотрели. И слушали бабу Надю.

Она вдруг сделала неожиданный вывод:

– А вы подходите друг другу. Отец бы ваш, Сергей Адамович, одобрил. Унисон чувствует любой дирижер. А он виртуоз. Даже на виолончели может. С листа читает Шуберта и Вивальди.

Крайнюю фразу, что отпечаталась в сознании, произнес Митяй. Кстати, неутомимая баба Надя оценила подростка, как неисправимого балбеса за то, что он при таком замечательном отце не освоил из-за лени своей так необходимое образованному юноше сольфеджио.

Митяй спросил:

– Ты куда? Отца нашего обменивать?

Не помню, как я вышел с этого чаепития с интеллигентной престарелой парой, невероятной девушкой Кристиной и непоседой Митяем. Сработала рация. Назвали мой позывной. Крым! Вот я и попрощался с хорошей компанией.

  В голове был теперь ее образ, ее горящие глаза, ее улыбка, ее ямочки на щеках, ее длинная шея, ее темная коса и мушка над губой.

Кольцо бабы Нади, уложенное мне тайком, я обнаружил в кармане уже на подступах к самой горячей точке после псевдо-перемирия. Со всех сторон наши палили по старому терминалу аэропорта. Оттуда летела «обратка». Наводчики подожгли из «подствольника» старый «рено» для ориентира.

Канонада не стихала. Мы подбирались к ближнему сектору обстрела, неся на себе миномет, гранатометы «Мухи» и ящик с патронами для АК47. На втором этаже девятиэтажки, пока бежали вверх по лестнице, встретили нестарую женщину в платке в потертом розовом пальто. Спросили, чего она здесь, чего не эвакуировалась. А она в ответ:

– Я свое отбоялась, милок! Идите, куда хотите, а я отсюда ни ногой. Разве что в могилу.

– Подвал тут хотя бы есть? – спросил я. В ответ тишина. – Уведи мамашу от греха подальше!

Паренек из расчета взял было женщину за локоть, но она резко одернула, прошипела что-то и шмыгнула в свою квартирку…

«Да…– подумалось мне, – Сам черт ногу сломит, когда начнет уговаривать наших баб выжить.» Времени на уговоры упертой мадам не было, надо было закрепиться на самой выгодной точке и выполнять приказ.

Мы прикрывали бойцов с шевронами «Спарта», которые штурмовали терминал, используя передвижную технику, и лучшая точка для выполнения этой задачи находилась на крыше жилого дома. Война и сострадание – самый нелепый альянс…

Укропы деблокировали котел и отправили к обороняющимся «вийсковым» механизированную колонну из танков и "Нонн ". Моим двум расчетам, засевшим на крыше полуразрушенного жилого дома, была поставлена задача утюжить квадрат, где предположительно засели украинская аэромобильная часть и правосеки. С собой у нас было кассет пять по четыре мины в каждой. Информация о присутствии иностранных спецов в аэропорту пока не подтвердилась, но теперь казалась все правдоподобнее. Разглядеть что-то даже в бинокль не представлялось возможным.

Стихло все так же стремительно, как началась атака. Мы свой боекомплект отстреляли. У обороняющихся хватало провизии и боеприпасов. Все были уверены, что в старом терминале есть катакомбы, ведущие к контролируемому укропами населенному пункту. Отсюда стойкость «киборгов». Затишья сменялись перестрелками. Кругом торчали наши флаги, но вылазки врага и его непрекращающееся ожесточенное сопротивление ставили крест на заявлениях о контроле над воздушной гаванью.

Спускаясь вниз по лестнице, я заметил, что квартира, куда шмыгнула упрямая гражданка в розовом пальто, открыта. Замок выбило ударной волной. Я вошел. Как обычно, тихо. То, что я увидел, меня поразило не на шутку. Мамаша перебинтовывала украинского десантника – форма лежала рядом. Оружия не было. Направив на него дуло автомата, я спросил, не знаю зачем, именно это:

– Ранен серьезно?

– В руку и в плечо. Осколками.

– А вы кто? – обратился я к даме.

– Я мама.

Она смотрела на меня с мольбой. Не с требованием помочь, а именно с мольбой, чтобы я не помешал.

– Аптечка нужна? С антисептиками? – после моего вопроса, мать выдохнула застрявший в груди воздух и произнесла:

– Все, что нужно, я привезла с собой. Я медик по образованию. Из Черновцов. Не трогайте сына, ему всего двадцать лет. Отправили на бойню. Я как узнала, приехала забрать. Сперва в Свято-Иверском монастыре женском приютила игуменья, молилась месяц у иконы Божьей матери, «Вратарницы», ждала вестей, а потом не выдержала. Пошла за ним. И нашла…

– Все хорошо. Никто вам вреда не сделает. Забирайте своего призывника, – кивнул я. – Там машина. Могу отвезти вас до лазарета. Только пусть с головного убора краб снимет с тризубом, сейчас время символов. До Авдеевки вам надо. Там его начальство окопалось. Иначе в дезертиры запишут, в предатели. А так, может отправят в госпиталь в Селидово или в Краснознаменск и комиссуют по ранению.

Женщина мне доверилась, собрала сына, и мы вытащили его с развалин во двор. Я довез мать с раненым сыном до нашего лазарета. Там обещали поставить парня на ноги. Ранение не смертельное. Мать рыдала, обещала отблагодарить, а я думал, как же такое могло случиться со всеми нами… Кто довел до споров о языках два самых близких народа, понимающих друг друга без слов…

Завеса дыма и пыли окутала город. В голове царила такая же черная муть. В этом непролазном болоте уже зрели какие-то планы. И все они были связаны с необходимостью сделать что-то действительно стоящее, чтобы… Помочь захватить стратегически важный объект на плоском возвышающемся плато… Эко я выдал, прям как на докладе! Все перемешалось. Я думал больше о том, как помочь моему новому знакомому Митяю. Чтобы понравиться не только ему, но и его сестре…

Я и предположить не мог, что у меня не было ни единого шанса. Ведь я не ведал, кто стоял на моем пути, и во что мне предстояло ввязаться на Украине. Ну, или в Украине, кому какая приставка нравится! Думал я, что «укроп» ругательство, а потом увидел своими глазами у самых упрямых, идейных пленных хохлов шевроны с укропом и понял, что в политике, и даже на войне, найдется место и юмору. Причем самому пошлому, иначе не до смеха. Тонкий английский тут не приживется.

Глава 4. Украина

Бывший гражданин заморской территории Великобритании Гибралтар, а ныне подданный США, королевства Свазиленд и Бенина, сэр Пол Уайт считал, что он сам себе голова. Во всяком случае, этот человек с растерянным видом гения и электронной сигаретой в зубах, играл такую роль в присутствии «украинских партнеров». Иногда экспромтом, хотя зачастую, когда внезапно подводила интуиция, а этот недостаток являлся самой большой его проблемой, он мог сам себе устроить «экзекуцию».

Тогда Пол прекращал тасовать карточную колоду, опускал ноги со стола и поджимал их в коленках. Спустя мгновение он застегивал нижнюю пуговичку клетчатого твидового пиджака или верхнюю пуговицу камуфляжа-цифры, поправлял поседевший чубчик на практически лысой голове, откашливался и начинал лебезить. Даже перед примитивными украинцами, которых он считал людьми второго сорта, не способными разглядеть за голливудской улыбкой дяди Сэма его хищный оскал.

От их инициативности в эскалации войны зависел очередной транш частных спонсоров, неправительственных организаций или одобренных Конгрессом США ассигнований ЦРУ, что по сути являлось одним и тем же. Уайт лишь подливал масла в огонь, придавал националистам уверенности в мощной поддержке Запада, убеждал в необходимости силового сценария, готовил на убой «пушечное мясо» и строчил аналитические записки в Вашингтон. Такова была его задача всегда и везде.

Уайт славился, как мастер всевозможных презентаций, прирожденный оратор и военный организатор. Здесь, в Украине, он столкнулся с профессиональными вымогателями. Такими же пройдохами, проходимцами, авантюристами, комбинаторами и разводчиками, как и он, только в иной области. Они мнили себя фигурами, не подозревая, что являются лишь пешками на шахматном поле, где инкогнито размещалась и его клетка. Но он хоть отдавал себе отчет в своей несамостоятельности, а они играли в большую политику крошечными мозгами.

На голове всегда короткий полубокс с чубчиком, в осанке подтянутость, во взгляде сосредоточенность. С выправкой кадрового вояки, он смахивал на хозяина жизни, позволяющего себе то небрежность, то педантизм. Профессиональный военный должен уметь расслабляться.

Особый талант изображать хорошую мину при плохой игре в моменты явных фиаско, делали его идеальным переговорщиком даже с весьма эффективными попрошайками. Ему легко было обещать, что Запад поможет. На основании его докладов, конечно же. А как же еще! Ведь к его мнению прислушиваются! Ха-ха… Надо только, чтобы Запад увидел реальное сопротивление, тотальную мобилизацию, и что внутренние ресурсы иссякли…

«Как же они глупы. Мы пришли не созидать, а грабить, – думал Уайт про себя, улыбаясь своим визави в кабинетах киевских спецслужб, Рады, министерства обороны и в губернаторских креслах, – Грабить вас, грабить Европу, расчищать жизненное пространство для англо-саксов, вытесняя неполноценное животное жадное стадо. А финансирование? Да, мне надо, чтобы субсидии шли регулярно. И оседали на моих счетах в Гибралтаре. Распределялись мной, а не вами. В пользу эффективных структур и подразделений. Подотчетным, наиболее лояльным, нацеленным на войну вассалам. Не болтунам, а в пользу банд, вершащих уличный суд, разрушающих устои последних ростков порядка, насаждающих страх и хаос. Ваши коррумпированные схемы стали притчей во языцех. Они не пройдут. Финансирование будет точечным, адресным. Вам будет брошена кость, чтоб вы стояли на задних лапках перед вашими единственными хозяевами, а не маневрировали, как теленок меж сосками двух маток. Ведь такую же кость могут бросить и русские. Надо превратить вас в бешеных псов, не способных думать и выбирать, до слепоты верных своим поводырям!»…

Биография Уайта изобиловала командировками. После отставки из армии и нескольких удачных путчей в банановых республиках он выбил себе должность профессора одного из американских университетов с постоянным контрактом. Но в отличие от своего ученого коллеги по теории управляемого хаоса Стива Манна, Уайт считал себя не теоретиком, а практиком. Уайт четко знал, что ни хваленый и воспетый в Лэнгли стратег Стив Манн, ни Джин Шарп со своими «методами ненасильственной борьбы с авторитарными режимами», ни даже Збигнев Бжезинский с его рафинированной ненавистью к русским, не подозревали, что такое истинная бойня…

Очень скоро от его профессорских услуг отказались. Да и самому ему стало скучно, к тому же он снова стал востребованным сначала в Бенгази, потом в Сирии. Так что его не списали! Там все пошло не совсем гладко, но главный итог – хаос – был именно тем результатом, который устраивал его кураторов. Именно поэтому они отправили Пола в Украину.

Все эти консультанты ЦРУ по цветным революциям не имели ничего общего с его деятельностью, ведь у них никогда не было своей маленькой армии наемников. А ему это удовольствие неограниченной власти периодически перепадало.. И заработать татуировку его «White River» на заплечье было не менее престижно, чем получить зеленый берет.

Подразделение в Украине состояло из американцев, англичан, поляков, шведов, французов, канадцев. Его ребятам на самом деле, хоть Пол вечно твердил о гегемонии Запада в целях всеобщего мира, было плевать на все, кроме денег. И ему это нравилось, и его совершенно не интересовало, на каком языке они разговаривают. Главное, что они блестяще знали язык жестов спецназа, диверсионную работу и могли убивать, кого скажут, из любых видов оружия. А русским языком достаточно было владеть их командиру.

При необходимом обосновании и финансировании Уайт мог привлекать волонтеров со стороны, рекрутируя их в любой точке мира. Хоть девушек. К ним Пол питал особую слабость, и, прячась за лишениями войны, он собственноручно выписывал себе индульгенцию на грех. Ну, и пусть его пасут. Издержки профессии.

Пол лично отбирал в сводные батальоны девушек-добровольцев. И анкеты с каверзными вопросами составлял именно он. Чтобы знать наверняка не только о боевых навыках, идеологической подготовке и способностях к обучению, но и чего ждать от новобранки в интимном смысле.

Лучшие приходили из Прибалтики, он предпочитал биатлонисток… Но самыми красивыми были славянки… Польки, украинки, белоруски… Он с удовольствием вспоминал, как наткнулся на целый украинский гарем в особняке младшего сына Каддафи Сейф-аль-Ислама в Триполи. Девушки попадали к отпрыску диктатора в постель прямо с украинских конкурсов красоты, курируемых украинскими олигархами. Теперь Муаммар Каддафи почил в Лету не без его участия, а в Украине одни олигархи сменились другими, прекратившими балансировать между Востоком и Западом и принявшими сторону его хозяев. Политика!

Переворот изменил расстановку сил, поляризировал стороны конфликта и исключил маневры для компромиссов. Единственное, что осталось неизменным, это красота украинок. Самые красивые теперь были в списках помощников новых феодалов. Нувориши стремились к неограниченной центром властью, к подконтрольным фракциям в верховной Раде. Для этого они взращивали новую элиту в лице полевых командиров собственных мини-армий, откровенных банд с экзотичными этнографическими названиями, и пытались напрямую заигрывать с иностранными эмиссарами. Такими, как Пол.

Однажды узрев огонек в глазах гладко выбритого американца при виде сопровождающих олигархов-губернаторов длинноногих моделей, их помощники начали снабжать его вожделенными телами. В Киеве во время этой странной войны работали ночные клубы, рестораны, СПА, солярии и бич-клубы. Там Уайт загорел и оторвался, как следует, перед тем, как броситься в самое пекло. Но и здесь, в зоне так называемой АТО (анти-террористической операции), новые друзья-олигархи закрывали глаза, если его ребята и нацисты частных батальонов насиловали женщин с освобожденных территорий. Скорее всего, политики и бизнесмены боялись возражать силе. Поэтому они ее ублажали.

И еще одна приятная мелочь. Зная любовь Уайта к покеру, они позволяли ему выигрывать. Выигрывать крупно. Война обогащает.

Конечно, эти преференции солдата удачи были не главной причиной, из-за чего он прибыл в Киев в длительную командировку и очень скоро обосновался в Днепропетровске.

Днепр стал феодальной вотчиной олигарха по фамилии Каломоец, узурпировавшего политическую и военную власть на подконтрольных территориях угрозами, шантажом и убийствами несогласных.

Новая власть Киева была слаба и зависима. Слаба от того, что не понимала, что ее сольют, как только она перестанет выполнять заказ на хаос. Ну, а зависима от тех же самых ребят, от которых зависел и Пол Уайт. Пол пребывал в более выигрышной позиции, так как не имел никаких обязательств перед так называемым народом, и так называемой совестью. Избранный с горем пополам президент затеял какие-то невнятные переговоры к Россией, устроил обмены пленными и, самое опасное, казался склонным к уступкам. Этим он подписывал себе приговор.

Только ястреб устраивал парней с Уолл Стрит, которые печатают деньги. Некоторых из теневого кабинета Пол Уайт знал лично. Когда развалилась Советская Империя, они ссужали Кремль, получая за закрытых аукционах целые отрасли экономики. Но тогда, упиваясь победой, они слишком расслабились, недооценили русских, не довели дело до конца, и теперь пожинают плоды пробуждения спящего медведя.

Настало время исправлять ошибку. Интервенция как способ не годилась, так как Россия окрепла, как никогда. Монополия на единую сверхдержаву закончилась. Русские не так глупы и примитивны, как казалось. Их надо обманывать изощренно. Они выучили на зубок правила игры и тоже научились лукавству. Приходилось действовать, как всегда, чужими руками: стравливая, дезинформируя, подставляя…