И действительно, первое время, она кормила Симонова. Он отдавал на питание деньги, по выходным, она брала его с собой на рынок, помогала выбирать продукты. Методом проб, и ошибок, учила его готовить нехитрые блюда. И впоследствии, он не дурно в этом преуспел.

После обеда, по совету Николая, Володя обрядился в свою светло-коричневую тройку и отправился представляться. Он постучался в указанную дверь. Ему открыла женщина, в синем переднике и, показав на дверь комнаты, сообщила, что Анатолий Дмитриевич его ждёт в кабинете. Спросив разрешения, Симонов вошёл в кабинет, и увидел стоящего у окна генерал-майора Сударева, бывшего командира учебной дивизии. Да, мир тесен! Генерал, сначала, его не узнал. Выслушав доклад, внимательно посмотрел на Володю, как будто что-то припоминая, и спросил:

– Мы могли где-то раньше встречаться?

– Так точно, в Сибири, товарищ генерал-майор. Я был заместителем командира учебного танкового полка.

– Но там, по-моему, начальник штаба был с усами?

Дело в том, что ещё находясь в отпуске, от вынужденного безделья. Симонов отрастил гусарские усики. Которые ему, никогда не носившему усы, мешали и требовали большого ухода.

– У меня в Сибири не было усов, товарищ генерал.

– Сбрить! – безапелляционно изрёк генерал – Немедленно сбрить!

Симонов не стал возражать, тем более, он и сам подумывал об этом. После столь тёплой встречи, Анатолий Дмитриевич расспросил Симонова о делах в своей бывшей дивизии. О новых командирах и начальниках. Симонов, как мог, рассказал то, что по его мнению, представляло интерес для генерала. Но оказалось, что Сударева больше интересовали не служебные дела, а новые взаимоотношения между руководителями разных рангов. Симонов ответил, что в такие подробности он не посвящен и, с миром был отпущен. Напоследок напомнив, что завтра он выезжает с коллективом в дивизию.

По дороге в квартиру Володя зашёл в финансовую часть, где получил подъёмные. Новые, чужие и незнакомые деньги – лиры. Ни цены, которых, не покупательной способности он ещё не знал. Там же он встретил соседа по комнате в московской гостинице. Словоохотливый дальневосточник, был страшно обрадован встрече и пригласил покурить, и побеседовать на улице. Они спустились вниз, сели на лавочку в куцей тени пальм, у бассейна. Поговорили о том, как, кто, где устроился, о первых впечатлениях. Но Симонов чувствовал, что шустрый московский-дальневосточник, желает, спросит у него что-то важное для себя. Начал он с того, что к нему, уже скоро прилетает жена. В Дамаске встретил ребят, с кем учился в академии, их связывает давняя дружба. А ему придётся ехать почти под Хомс, в другой коллектив. Зато там, рядом Средиземное море, и можно иногда туда ездить отдыхать. Короче, он попросил Симонова поменяться местами. Володя ответил, что он как бы уже обосновался. Тем более, он танкист, а у соседа, бригада механизированная, то есть пехотная, значит, другая военно-учетная специальность. На что, дальневосточник ответил – этот вопрос решаемый. Надо сказать, что Симонов не умел противостоять такому напору и нахальству. У него не было нужных людей и друзей. Друзей он выбирал не по степени нужности и пронырливости, а по душе. На его слабые возражения, новый друг ответил, что у него и тут кругом свои люди, и стоит Симонову согласиться, завтра он поедет прямиком к Средиземному морю, а может быть и дальше. Володя выложил последний аргумент, сказав, что он уже представился генералу – руководителю коллектива. Новый товарищ, как-то внутренне сник, разговор не заладился, и они распрощались.

Потом они с Николаем сходили на ближайший маленький рынок. По дороге Володя рассказал об этой случайной встрече, и нехорошем осадке, который остался в душе. Может, следовало бы помочь человеку? А он вот так отказал, нехорошо!

– Какая, ты говоришь, у него бригада? – спросил Николай.

Симонов назвал номер.

– Вот московские, придворные полководцы! – возмутился Труш, – эта бригада стоит рядом с моей в Ливане, точно из-под Хомса! И до него, там был советник из Московского округа, чей-то сынок. Считай почти два срока тут прослужил. Бригаду недели две-три назад ввели в Ливан, паренёк, сразу и засобирался домой. Кому охота под пулями ходить, а там часто постреливают, то ли ещё будет! Так, что себя не вини, он выкрутится! Здесь у каждого своя судьба, кому, как повезёт!

На рынке они купили кое-какие продукты, фруктов и зелени. А также овощ, который Симонов умел готовить – картошку, «батата» по-арабски. Картошка, как картошка, такая же, как на Родине.

Симонов почистил картофель, Жанна приготовила ужин, Володя выставил свои запасы – три бутылки водки, две булки чёрного хлеба. Со словами: – «Три вам будет много, обопьётесь!», хозяйка спрятала одну бутылку в шкафчик. Николай посоветовал, пригласить на ужин третьего комбрига – советника командира механизированной бригады, человека с редким сочетанием букв «И» – Иванова Ивана Ивановича. Должность четвертого комбрига была вакантной – бригада только формировалась.

Иван Иванович оказался общительным мужчиной, постарше Симонова, в Союзе командовал полком на Украине. По-украински, полноватый и дородный. Несмотря на русскую фамилию, был явно с казацкими, запорожскими корнями. Как он сам выразился – «Москаль, из пид Львива». Служил в Сирии третий год – «Ох, хлопцы, и надоила мне эта держава». По причине болезни жены, жил последний год один – «Як перст, в этой арабчине, хочу на ридну батьковщину!».

Жанна предложила накрыть стол в зале, окна которого, не выходили на общий балкон:

– Вы пока трезвые, тихие, да умные! Сейчас выпьете по пару, тройке, рюмок и начнете о делах, о службе. Да в полный голос! А голоса у вас командирские! А завтра утром, генерал будет вас же за эти слова отчитывать на построении. А здесь, хоть заоритесь, ближайшие соседи в отпусках, с дороги такой шум – ничего никто не услышит.

– Что, даже так? – удивился Симонов.

– Да! – подтвердил Труш, – есть у нас стукачки, так, что имей в виду. Бывает, пошумим, поговорим в узком кругу, по душам, вроде, чужих никого не было. А завтра, «разбор полётов», начальство всё знает почти дословно. Не думаю, чтобы шеф сам под окнами ходил. Имеются у нас один особо приближённый, ладно, сам разберёшься, не люблю сплетни разводить!

Николай принёс из своей комнаты походный, разборный стол, на железных ножках. Жанна быстро накрыла его красивой скатертью и сервировала, мужчины помогли принести из кухни вкусно пахнувшую еду. Наконец, все уселись за праздничным столом в предвкушении ужина.

Труш, на правах хозяина, поздравил Володю с прибытием, пожелал скорейшего приезда семьи, успехов в новой работе, здоровья и благополучия. Все чокнулись, и выпили. За разговорами, кратким тостами и едой, время пролетело незаметно. За открытыми окнами по южному быстро опустился вечер, потянуло прохладой приближающейся ночи. Захмелевшие мужчины, как и предполагала Жанна, плавно перевели разговор на текущие дела в бригадах, на проблемы и имеющиеся трудности. Разговор, в частности, касался непростых взаимоотношений в коллективе. О положении советников командиров бригад, в сложной иерархии должностей «хубары».

– Ты, пойми, – горячился Николай, – из двух десятков человек в коллективе, по-настоящему работают с местной стороной, в лучшем случае, половина. Это, советники командиров и специалисты в бригадах, да ещё ремонтники, и вооруженцы! А остальные, изображают кипучую деятельность. Есть советники в дивизии, которые месяцами не встречаются со своими подсоветными и не бывают в частях! Перекладывая все свои заботы на советников командиров бригад, требуя каких-то отчётов, анализа, подсчёта процентов! Полная чушь! Я могу, конечно, поехать в артиллерийский дивизион бригады, или к зенитчикам, чисто в тактическом плане боевого применения, могу что-то подсказать, и помочь. Но есть специфические вопросы, которые я не могу решить. Для этого и существуют советники начальника артиллерии и советник начальника ПВО дивизии и прочие. А, они сидят безвылазно в своих кабинетах в «махтабке хубары».

– В чём сидят? – не понял Симонов. – В какой «мухтарке?».

– Не «мухтарке», а в «махтабке», это значит в помещении. Поедем в дивизию, покажу, – засмеялся Николай.

– Да, они в дивизии совсем обнаглели, – вмешался Иван Иванович, – в прошлом месяце со штабом моей бригады проводили командно штабные учения. Руководитель учений – командир дивизии генерал Аднан. План проведения и прочие бумаги, должен был разрабатывать оперативный отдел, при активном участии соответствующих советников дивизии. Арабы, по лености своей, переложили всё на наших. А у нас, кому делать? Должность советника начальника оперативного отдела вакантная. Всё быстренько перетолкнули в бригаду. Мы, с моим специалистом в батальоне, неделю корячились над планом и картой розыгрыша. То есть, сами себе готовили план, получилось – обучаемые самообучались. Дивизионным осталось только перевести и представить местной стороне, как свои труды.

– Что там учения, – перебивая товарища, вновь вмешался Николай, – мою бригаду в Ливан ввели, за всё время, ни одна …. умная голов из дивизии не приехала, ни посмотрела, что и как! А там вот-вот война начнётся, всё к этому идёт! Местная сторона приезжала, и начальник штаба дивизии, и начальники служб. Наши дивизионные говорят, мол твою бригаду оперативно переподчинили третьему корпусу. Может оно и так, но коль, ваши подсоветные-начальники приехали, то и вы, будьте добры, приехать вместе с ними. Может быть, мне что-то путнее подскажете! Вы же вон, какие умные!

– Они же привыкли жить, как в Союзе, дивизионные вершители всего и вся! – опять присоединился к разговору Иван Иванович. Это там – дома, могли командиру нашего полка, приказать исполнять какую-нибудь глупость и по столу кулаком, с мать-перемать стучать. Тут всё не так, арабскому командиру бригады особо не прикажешь. Он на голову выше любого начальника службы дивизии. Он – «сиди» – господин по ихнему. У них развитой капитализм. Начальник тот, у кого деньги, казна. Материальные ценности, горючее, пища, вода, техника. А всё это, у командира дивизии, и у командиров бригад. Командир дивизии бригадный генерал – «амид лива». Комбриги, тоже считаются, генералами – «амидами». По-нашему, что-то среднее между полковником и генералом. Выдвижение комбрига на начальника штаба дивизии, вроде повышение, а вроде, и нет. Во всяком случае, они туда не рвутся. И чин, и должность, и власть, всё вроде есть! Всё, кроме главного – денег! У арабского комбрига магазин в бригаде, что-то вроде нашего военторга, как бы, его собственность. Часть денег, конечно, идёт в казну, но большая, лично ему – «сиди»! А горючее – бензин, дизельное топливо – оно тут жутко дорогое! Это, вообще, Клондайк! Горючее всё под командиром бригады. Думаешь, почему они танки на полигон, и с полигона, иногда и по бригаде на трайлерах перевозят? Ресурс двигателя сберегают? Экономят моторесурсы? Держи карман шире! Тягач трайлера из армейского автобата, и горючка от туда же. А в танке чья? Своя, бригадная! Вечерком пару гражданских тракторов заправят, и день не прошёл даром! Хотя, лично не видел, и за руку не ловил. И не наше это, вообще, дело. Так к слову пришлось, для полного осмысления! Не пора ли налить?

Налили, выпили. Но разговор всё равно крутился возле прежней темы. Продолжил его Николай, задавая Симонову вопросы и сам же на них отвечая, подбадривая и хваля молчавшего Володю:

– Кого обязательно меняет новый командир бригады? Правильно – начальника снабжения горючим, и начальника продовольственной службы. И ставит кого? Ну, смелее! Верно, своих, преданных лично ему «мусаидов» – сверхсрочников! А у начальников служб дивизии что есть? Неправильно, ничего у них нет. Всё в бригадах, в дивизии из материальных запасов почти ничего нет. Лучшие автомобили у кого? Правильно, у командира дивизии и у комбригов – «Ранже-роверы» и «Ланд-роверы». А у генералов – начальников служб? В лучшем случае, «Пежо». На наших «Уазиках» только комбаты ездят, да советники. Верно!? У «хубары кому машины положены по штату? Советникам командиров бригад и генералу. Всём остальным автобус «Паз».

– Кстати – опрокинув очередную рюмку, смачно крякнув, с наслаждением понюхав кусочек черного хлеба, – перевел тему Иванов. У тебя старенький, очень старенький Уазик, но пока ездит. Твой подсоветный, племянник президента, сам понимаешь, человек с норовом, но не зазнайка. Установишь с ним хорошие отношения, можешь свой драндулет в бригаде подремонтировать. Не сможешь, чисто по-человечески сработаться, они ремонтировать не обязаны. У нас своя рембаза есть, туда на пять лет вперёд запись.

– Я тебе уже говорил – по крохам откусывая хлеб, промолвил Николай, – твой предшественник с комбригом не особо ладил, больше с начальником штаба встречался. Всё зависит от личных качеств, сойдётесь характерами – будет всё нормально! – помолчав. – До чего же хорош наш хлебушек! не ел бы его, а только бы нюхал! Ничего, ничего – успокоил он иронично улыбающегося Володю – послужишь годик, сам поймёшь! Проснёшься иной раз ночью, приснится, что сало с чёрным хлебом жуешь, слюной можно захлебнуться. Вот тогда меня и вспомнишь!

– Это точно, а ещё снится, как снег под ногами скрипит – вздохнул Иван Иванович, – утро морозное и тихое, иней на берёзках. А ты идёшь, снег под ногами – скрип, скрип! Дымы от печек в небо поднимаются. Воздух – хоть кусками режь, вместо пирога! А тут, по песку идёшь, сам в мыле, подошвы через пяти сантиметровую подошву жжёт! Да, – очнувшись от воспоминаний, продолжил – ты, сначала, с нашими разберись. Кто, есть кто? Есть две группы, к какой примкнешь, зависит от тебя. Но не торопись. Тебе сложно будет. Твой предшественник, хитрый молдаванин, за полгода к замене стал готовиться, ему всё по фиг было. А тут ещё проклятая любовь, внезапно накатилась, он в бригаду почти и не ездил. Больше здесь в Дамаске, в управлении околачивался, что-то в оперативном отделе помогал. На машине ездили все, кому не лень, правда, с арабским водителем. В бригаде машину заправлять перестали, пришлось наездникам перехватывать, где придётся. Такое положение тебе будет трудно переломить. А без машины, ты в бригаде никто. Так – сиделец, ни по батальонам проехать, ни на полигон, ни на вождение. Да, и до бригады тридцать километров – только на попутных. К арабам машину просить каждый раз, не пойдёшь, они слабых и попрошаек не любят – менталитет!

Закурив сигарету, и выпустив изо рта ровное колечко дыма, Коля мечтательно изрёк:

– Вернусь домой, в Союз, поеду с ночевкой на рыбалку. Костерок, уха в котелке варится, луна на воде дорожкой блестит, волны шелестят. Самогоночка домашняя, картошечка печёная! Ух, хорошо!

– «Волга» новая в кустах, тоже неплохо? – поддакнул Иван Иванович. – Это уж не сомневайся, за что тогда, три года тут парились? А ты машину свою особо не давай, жестко присеки это дело. Не гляди, что перед тобой подполковник, или полковник. Ну и что, что ты майор? У тебя в Союзе, тоже наверное, подполковники в подчинении были? Это служба, и твоими обязанностями тебе определена единица транспорта. Понял? Иначе ездить будут все, а ремонтировать – ты! Машина обеспечивает твою работу и службу. А вдруг эвакуироваться? Места все расписаны, они в автобус и «бронник» сядут и вперёд – в Ирак! А ты, на своей колымаге, сам пилить по пустыне будешь. Вот в этом, вся проза жизни!

– А почему в Ирак? – не к месту спросил прилично захмелевший Симонов.

– В особых обстоятельствах, мы туда своим ходом выходим. Или в Латакию, на Средиземное море, оттуда, если прорвёмся, и сильно повезёт, самолётом, или пароходом домой. Завтра, в дивизии, тебе Илья всё расскажет.

Кто такой Илья, Симонов не знал. И почему он всем должен был это рассказывать, тоже. Спросить было лень, хотелось спать.