Глава 2

В большой душной комнате, куда их привели под конвоем, из мебели – только стол с вертушкой и засиженный мухами шкапчик. Ни стула, ни табуретки. На плакате, прибитом к стене гвоздями, скуластая морда, желающая примерить противогаз, с надписью: «За тридцать секунд или никогда!»

Вторая, такая же до деталей, словно с нее писали, висела над разъятым воротничком форменной рубахи с нашивкой неизвестной породы. «Воистину, если Господь захочет, что б ты умер, он выберет самый надежный, а порой и самый причудливый способ…» – едва подумал Филон, как:

– Эти, что ли? – обратилась морда к кому-то, кто, видимо, стоял за спинами арестантов, решивших не делать лишних движений.

– Эти, товарищ генерал!

Оба чуть не подскочили в штанах. Обабков испытал горячий прилив патриотизма и желание помочиться. Филон сильнее задышал в бороду.

– Вот что, значит… – морда подошла ближе. – Партии нужны добровольцы.

Повисла пауза. Арестанты соображали, как они соотносятся с партией и к каким жертвам готовы ради нее. Обабков пришел к выводу, что сочувствует, но жертвовать не намерен. Филон, всегда готовый к смертному бою, в свою очередь никак не клеился к партии. Когнитивный диссонанс, короче, первостатейный.

– Амнистия. Ящик тушенки. Государственная награда, – продолжила морда, прибив арестантов взглядом.

– Ну а если…

– Барак на Новой земле. Тюленей дрессировать. Пожизненно.

– Когда?

– Через два часа.

– Готовы, – враз ответили добровольцы.

– Караульный! Веди говнюков к майору, на инструктаж.

У товарища майора болел зуб.

Точнее, – ныл. Болеть он не мог, так как его удалили еще до призыва в ряды вооруженных сил. С тех пор зловредный премоляр напоминал о себе в самые неподходящие моменты и без того нелегкой службы выпускника артиллерийского училища. Собственно, из-за него – гаденыша – лейтенанта Анатолия Барсюка и перевели на кадровую работу. «На хрена мне такой наводчик?! – взревел комбат, увидев на тренировочных стрельбах молодого офицера с укутанной в старушечий платок щекой, – То косоглазого пришлют, – молотит все подряд, то еврея… Армия вам не зоопарк!»

Медкомиссия, не найдя «болючей» улики, квалифицировала случай как «воспаление хитрости» и рекомендовала Толика в органы. Но и там молодой офицер надолго не задержался. Проработав нелегалом около двух лет, мистер Анатоль примелькался в среде дантистов – его выдавали топорные металлические коронки – и начальство было вынуждено отозвать подающего надежды – «хитрожопого» – разведчика.

Уже в звании капитана, Барсюк отыгрался на военном космодроме. Вечно кислая рожа руководителя спецотдела №13 как нельзя лучше подходила на роль вершителя судеб кандидатов в отряд астронавтов.

Он бы прополоскал рот заваренным супругой шалфеем, но жена год как сбежала с командировочным из Центра. Анальгин не помогал, а вызывал лишь омерзительную изжогу. Причем, настолько сопоставимую с его отношением к служебным обязанностям, что любой студент медик мог приписать им общий генезис.

К тому же Центр на говно исходил – вынь да положь утерянный спутник! А где его взять, ежели по сообщениям зарубежной прессы он, хайли лайкли, сбит эффективным (когда не надо) френдли файером. Шоб им там всем повылазило! Не могут одного задрипанного ученого расколоть. Куда катимся…

В дверь кабинета постучали. Конвой привел захваченных стариков. Выглядели будущие покорители Вселенной, прямо скажем, неважно. Ночь, проведенная на гарнизонной гауптвахте в обнимку с клопами, энтузиазму пенсионерам не прибавила.

– Присаживайтесь, – как мог ласково, скомандовал майор.

Субъект, назвавшийся монахом Филоном, осенил крестом единственный – привинченный к полу – табурет и похоронил предмет мебели под складками несвежей рясы.

Чиркнув спичкой по макушке вождя мирового пролетариата, майор зачитал ранее приготовленный спич.

– Кем вы допрежь были? Ни кем. Что в жизни видели? Корзинку огурцов да этикетку от виски Белая Лошадь. Какие подвиги совершили, не считая проезд зайцем на подножке трамвая? Молчите? Потому что и похвалиться нечем. Разве что хилым студенческим триппером. Огорчили родину-мать. Ой, как огорчили! Но, на то она и мать, что зла на вас – детей неразумных – не держит.

Пепел от папиросы Казбек предательски упал на текст.

– … А зря… – раздосадованный служака заполнил экспромтом образовавшуюся дыру, – кх, не держит. Не держит и предлагает шанс реабилитироваться. Причем, абсолютно даром. За казенные, таксазать, харчи. На Луну вы и так полетите, – куда вы на хрен денетесь – однако…

В этот момент вырванный зуб ощерился нескрываемым садизмом. Он бросил ныть, зато принялся дергать, будто пыжился вытянуть из майора все нервные окончания.

– Болит? – участливо поинтересовался Филон, – Зуб?

– Ааа – промычал бедолага.

– Бывает, – монах с облегчением устроился поудобнее, – у подъячихи, коя славилась на всю округу секретом браги на еловых шишках, годам к восьмидесяти зуб мудрости прорезался. Так, подлец, мучительно резался, что бабка не выдержала и зарубила мужа топором. Отпустило.

Лев Петрович Обабков ойкнул и почернел лицом. Майор, наоборот, просветлел, огляделся по сторонам и расстегнул кобуру.

За пенсионеров неожиданно вступился обсеренный бюстик:

– Эко вы, товарищ, хватили! Ставите личные интересы впереди государственных? Партбилет надоел? Мне, вот, всю лысину расцарапали, а я терплю. Потому, душою за дело болею. Носитесь со своим премоляром, словно гимназистка с прыщами! Перед товарищами не стыдно? А вы, господа, состоите?

Теряясь в догадках, что имел в виду Предводитель, друзья скорчили гримасы, которые могли быть истолкованы в диапазоне от «обижаете!» до «всегда готов!»

– Ну, и ладушки, – подобрел бюстик, – продолжайте беседу.

Напуганный майор дернулся закурить, но вовремя остерегся.

– Виноват. Учту. Искуплю. И врагов порву, как… – офицер схватил для наглядности исписанный листок, – как Тузик грелку.

Обрывки речи усеяли пол, символизируя кончину казенщины и преданность партийной дисциплине.

– Граждане пенсионеры, ежели до Луны все-таки долетите, Христом богом прошу, посмотрите, не завалялся ли где наш секретный летательный аппарат – такой шарик с рожками.

– А коли там много таких, – «с рожками»? – прервал рассудительный Филон, – Все брать?

– Нее. Все без надобности. В футбол, что ли ими играть? Только наш. Секретный.

– Какие, мил человек, особенные черты у него? – не унимался монах, – Как отличить от сородичей?

Офицер перешел на шепот:

– Во-первых, наши спутники круглее, во-вторых, их там должно быть больше. А в том, который мы ищем, собака зарыта. Другой информацией не располагаю, – не положено.

Бюстик хитро подмигнул, мол, херушки, – не положено.

Груженные ответственным заданием, арестанты вернулись в камеру.

– Все у них через жопу, – разгневанный донельзя Филон энергично орудовал ложкой. Перловка (по-солдатски – шрапнель) лихо уворачивалась, а в случае неудачи, норовила попасть не в то горло, – Сначала потеряют, неизвестно что, потом ищут, неизвестно где. Ты, Петрович, ешь, не стесняйся. Может, в последний раз… Эх, не таким я представлял ужин перед казнью. Этой бы кашей ракеты заправлять!

Глава 3

К вечеру прямо из камеры обоих вывели на какой-то плац, освещенный тусклыми фонарями, под прицелом посадили в автобус и еще раз предупредили на счет последствий.

«Пазик» крякнул, зашелестел по бетонке и минут за десять доставил «добровольцев» к ангару, где их принудили раздеться, щедро обтерли каждого спиртом, прыснули чем-то в глотку и выдали облегающее белье самого пакостного фасона. Филон под нос матерился, глядя на обтянутый комбинезоном живот, и нервно чесал в паху. Петрович смиренно поправлял лямки, стараясь не сковырнуться на нервной почве. Оба, как раки на зимовье, таращили глаза, переживали и только что не свистели.

Толстая фельдшерица, ароматизированная «Красной Москвой» и папиросным дымком, смилостивилась, дала по глоточку спирта, кивнула ободряюще тремя подбородками.

Суровый молодец в робе припер скафандры, подвешенные к дуге тележки, какие возят швейцары в гранд отелях, салютнул и сгинул за мерзкого вида ширмой. Не назвавшийся капитан с пропитым лицом кивнул, бросил: «Начинай!» – и ушел курить.

***

– Сюда ноги суй, туда руки! Ну-ка, ну-ка, давай, давай… Во! Молодцом, батя! Хоть сейчас под венец, – похвалил пенсионера юный сержант, довольный как Обабков разместился в скафандре.

С монахом вышла заминка.

– Здоровый он, не впихнем.

Капитан стал мрачней гриба.

– Что ж ему, так лететь?

Сержант, молча, пожал плечами.

Капитан задумался, повертел в носу, крикнул в прилепленную у входа будку с прыщавой девушкой в униформе, хихикавшей, глядя на происходящие сборы:

– Маська, хватит ржать! Дай первого! Срочно!

И уже в трубку:

– Товарищ генерал! Разрешите? Нештатная ситуация: с бородой который, здоровый злыдень такой, в скафандр не лезет. Крупноват, товарищ генерал. Да. Не могу знать. Может… Да, понял вас. Так точно. Разрешите исполнять?

– Ну чего?

– Так грузи, сержант…

***

Грохот раскатился по степи, вспугнул птиц до самого Иртыша. Огромный косматый факел поднялся в небо, пробил дыру в туче, лег в дрейф, а затем погас, умалившись до светляка. К вдавленному в кресло Обабкову вернулся дар речи:

– Ыгм?

«Степной алмаз! Как полет? Прием!»

Филон заерзал в кресле, ловя лапами микрофон, болтавшийся в невесомости.

– Зае… Ироды… Двенадцать минут! Полет нормальный!

«Второй пилот! Подтвердите! Прием!»

– Ыгм!

«Принял! Подтверждаю! Счастливого пути, ребята!»

– Ребята, вашу-то мать… Ты как, Петрович?

Над приборной панелью парила борода, заслоняя кнопки. Над нею – массивный крест и широкое как бубен лицо монаха.

– Фило-о-он…

– Сам знаю, что Филон. Дышишь? – монах постучал костяшкой по стеклу напротив носа пенсионера. Тот кивнул, что не так-то просто с банкой на голове.

– Вот и молодец. Спи, Петрович, не скоро еще приедем. Следующая остановка – Тверь.

***

Космический челнок ничем не напоминал ракету с благородными очертаниями – скорее старинную ванну с четырьмя лапами, брошенную с верхнего этажа разъяренной дамой, уличившей мужа в измене с племянницей.

Петрович, которого, наконец, перестало тошнить, как последнюю сволочь у стриптиз-клуба, начал ерзать в скафандре.

– Филон, пособи, а?..

Стянутый с пенсионера скафандр занял половину отсека. Его кое-как умяли, прибив ногами к полу. Шлем с укоризной косился из-под панели.

Шли вторые сутки полета. Петрович мучился поясницей и перспективами. Земля за иллюминатором висела синим блином – далекий шарик в бескрайнем космосе. Где на ней Самара, а где Анапа, было не ясно. Зато Луна стала гораздо ближе и больше.

За 120 минут влюбленные успевают пожениться, сделать детей и пиццу, харизматичные правители – объявить войну соседу, перемирие и начало затяжных праздников, а сноровистый интендант гарнизона ограничился короткой фразой: «И так сойдет». В итоге НЗ выдали на «соседний рейс», которым Тузик с Шариком намыливались на Марс, – полмешка «Педигри» и до белизны вываренная кость, утратившая питательную ценность и запах («Что б мебель в космолете не грызли, сукины дети!»).

– …молоко, непременно парное, вечерней дойки. Важно! —молочница должна быть миловидна лицом, статна фигурой, опрятна туалетом и помыслами. Помните, юноша: сублимированные продукты порождают сублимированные чувства, – монах отобрал у Петровича пакетик с собачьими гранулами.

– Интересно, се-ли-ни – это научное название или военный шифр? – Петрович листал журнальчик с надписью на обложке: «Все, что вам нужно знать для успешного космического полета (чайник эдишн, на шести языках с картинками)».

Бывавший на Афоне монах прервал гастрономический эскапад:

– Луна это по-гречански. Стало быть, туда и летим. Вишь, иллюминатор заволокло, только ее и видать. Пустыня, я слыхал, совершенная… Где колени преклонить православному? А порты стирать? Что скаж, Петрович?

– Все ты о портомойне! Помолишься, чай, у любого камня – ты и дома через раз на службу ходил… Что делать-то нам на Луне на этой, Филон? Как нас угораздило, а? Будто помутнение какое-то…

– Не помутнение, а приказ начальства, – ворчливо отозвался монах.

– Один хрен!

– Соглашусь.

– Лысого бы он нас на Новую землю отправил… – пробурчал Обабков, сознавая антисоветским нутром, что отправил бы, как раз плюнуть.

Из путеводителя – он же полетная карта – явствовало лишь то, что «пункт назначения расположен от пункта отправления на значительном расстоянии». На конечную точку – одни намеки. Правда, на вкладках кое-где были изображены смешные человечки – некоторые с растопыренными руками, но большинство прикрывало ими срам на манер футбольной стенки перед штрафным ударом.

Пиктограммы расшифровке не поддавались, как положено секретному документу.

– Раз, два… – Филон считал количество пальцев у босых аборигенов, – У этого не хватает одного, у того – трех, а у крайнего вовсе пять на все конечности разом. Раскольником буду, ежели сие не есть тайное послание живым организмам! У тебя в школе по физике какая оценка была?

«Причем тут физика? – подумал пенсионер.– Скорее, арифметика. Впрочем, какая разница!»

– Тройка. И по химии тоже. Я кушать хочу, Филон.

Земная сосиска давно переварилась в утробе подмосковного дачника. Тюремный холостой чай изошел на аппарат регенерации воды. Но, несмотря на туманные перспективы, аппетит требовал жертвоприношений, и солидная размерами фигура спутника подходила нельзя как лучше.

– Каннибализм оставим на крайний случай, – за долгие годы мытарств монах приспособился читать чужие мысли.

Обабков поперхнулся слюной, изобразил зашитый рот и нацарапал ногтем на планшете: «Тсс. Нас пишут».

***

Многое повидал на своем веку верблюд Гоша, – чай не в столичном зоопарке печенье клянчил. Но что бы так пили…

При одном воспоминании корабль пустыни ощутил приступ тошноты. «Ну ладно я – двугорбый, а эти то, эти, куда в них столько влезает? Уму непостижимо». Он попытался восстановить хронологию событий:

1. Родился… – впрочем, это неважно

2. Детство/отрочество пропускаем

3. Приезд космонавтов

4. Торжественная встреча

5. Концерт художественной самодеятельности

6. Банкет

7. Банкет

8. Банкет

9. Три ходки в штабную юрту за добавкой

10. Банкет

11. Обзорная экскурсия по окрестностям

12. Банкет

13. Три ходки в гримерку за девками

14. Катание космонавтов

15. Катание девок

16. Катание космонавтов с девками

17. Банкет

18. Развоз руководящих сотрудников по юртам:

А) первый пошел

B) второй пошел

C) третий…

Дальнейшее представлялось смутно. Болел горб, саднили колени, першило в горле и… под хвостом.

Помнил, как мчался с оборванной уздой по степи. Словно вольный ветер. Словно стрела без должного оперения. Как, поскользнувшись на шкурке наркомовского банана, воспарил к небесам. Ни тени сожаления! Ни грамма отчаяния! Только он и звезды. Не те, что осыпают погоны и головы влюбленных, но маячки внеземных цивилизаций. И бродит среди них его волоокая верблюдица, и он непременно ее найдет. Так он летел, пока не выдохся, и, казалось, расплата за мечту неминуема. Однако Вселенная распахнула объятия и бросила Гоше спасительный круг в виде первого попавшего ей на глаза летательного аппарата. Чудом инженерной мысли оказалось архи секретное изделие номер 2*М (модернизированное) с отвисшими по всей длине усами-антеннами и стариками-космонавтами, которые тщетно пытались употребить новодел по прямому назначению.

Верблюд заарканил уздой космолет и продолжил путь зайцем.