Лена долго и стойко выдерживала все эти дурацкие потрясения. Она, в общем-то, спокойно перенесла горбачевские талоны на крупу, сахар, соль, затем обвал цен и свалившеёся на россиян неизвестно как и откуда после этого продуктовое и товарное изобилие. Как по мановению волшебной палочки, магазины, ранее порой годами не знавшие, что такое мясо, колбаса, сыр или конфеты «птичье молоко», вдруг переполнились всеми этими товарами. Продавцы только и мечтали, как бы их побольше продать, и чем бы ещё завлечь к себе покупателей. Купить стало можно все, что хочешь, и без всяких блатов и талонов. Но, для того чтобы что-то купить, нужны деньги. А их Лене не хватало, причем не хватало катастрофически. Ей с трудом удавалось кормить семью. Из их рациона надолго исчезли колбаса, сыр, котлеты. Изредка ей удавалось купить сыну яблоко, банан, немного конфет. Времена, когда у них дома в холодильнике лежали всякие копчености, а на столе всегда стояла ваза с яблоками и апельсинами, канули для неё безвозвратно. Все деньги уходили только на продукты, оплату квартиры и самые неотложные платежи. Купить что-либо из одежды для себя и для мужа было для неё почти не разрешимой задачей. В отличие от западных областей России, Европы, в целом Дальний восток в основном занимает северные широты и зима здесь очень суровая. Ко всему прочему, в Комсомольске-на—Амуре зимой с закованного льдом Амура всегда дули холодные пронизывающие ветра, конец октября был уже холодным, а тепло наступало только в мае. Причем в начале или в середине мая иногда мог выпасть снег. Поэтому без хорошей зимней одежды здесь было не обойтись. Для каждого члена семьи нужны были меховые шапка, шуба, теплые зимние сапоги. Не случайно Комсомольск-на-Амуре находится в зоне, приравненной к северным областям, и живущие здесь имели все северные льготы: надбавки к зарплате, бесплатный проезд на отдых раз в три года и на 5 лет раньше имели право идти на пенсию. После начала перестройки и демократии их заработная плата стала столь низкой, что со всеми мыслимыми и немыслимыми надбавками, северными льготами она была ниже любого западного региона. Лена уже который год ничего не покупала себе и Андрею из зимней одежды и донашивала то, что было куплено ещё в советские времена. Лишь для сына, который быстро рос и вся старая одежда ему была мала, ей удавалось с трудом, скопив немного денег, купить что-то новое. Она со страхом ожидала что будет, когда вся её зимняя одежда придет в негодность.

Задумываясь над тем, что её ожидает в будущем при таком состоянии дел в стране, у неё всё чаще стало появляться желание уехать назад к родителям во Владивосток. Климат там теплее, зима короче, в апреле уже тепло, не то что здесь в Комсомольске. Все-таки Владивосток – порт, административный центр Приморского края. Да и по населению вдвое крупнее Комсомольска. Работу там можно будет найти, море всё же. А квартиру можно обменять. Андрей вначале и слушать об этом не хотел, но постепенно сам стал задумываться над этим, и всё меньше и меньше возражал Лене против переезда. Как-то раз после очередного известия о том, что денег в получку не дадут, поздно вечером они легли спать, но им не спалось. Лена первая нарушила молчание и высказала вслух свои мысли.

– Андрей, давай всё же уедем отсюда. Ну сколько можно так? Ты не получаешь, я не получаю. А к зиме надо уже брать мне сапоги, тебе шапку и дубленку, сыну тоже надо всё к зиме обновлять. Где мы возьмем столько денег? А там Приморье, теплеё. Там не надо столько одежды зимней. Может, найдешь работу в порту или на кораблях. Кто в загранплаванье ходит, тот хорошо получает. Ты же кончал кораблестроительный факультет? Ну вот. Мать мне с отцом помогут. Там больше овощей и фруктов. Ведь там же арбузы растут, абрикосы. Климат морской, полезный, а то что-то сын часто болеть стал. Давай уедем!

– А квартира как? Кто же захочет менять Владивосток на Комсомольск? Это только с доплатой если, или на однокомнатную квартиру.

– Ну и доплатим. Из мебели часть продадим, гараж, вот и хватит доплатить. А чего здесь ожидать? Заказов на заводе нет, лодки больше не строят. Гражданские корабли пока много не делают. Кто нам платить зарплату будет? А если даже и будут гражданские суда делать, то там атомных установок нет. Здесь гражданские атомоходы не делают. Значит, тебя сократят, и всё равно тебе придется искать работу в другом месте. Так может, во Владивостоке лучше найдем?

Говоря так, Лена повернулась на бок лицом к Андрею, лежавшему на спине закинув руки за голову, поплотнее прижалась к мужу своей пышной грудью и уткнулась в его плечо. Немного полежав так неподвижно, Лена дотянулась губами до его щеки и стала легонько целовать его в щеку и краешки губ.

– Андрей, ну давай уедем, а? Может, там лучше будет.

Андрей нехотя пошевелился, не меняя позы, правую руку положил на спину жены и слегка прижал её к себе. Он тоже понимал, что бесконечно так продолжаться не может, и им надо что-то делать. Дальше терпеть такое положение было бессмысленно, потому что дальнейшее такое их существование граничило бы с нищетой. Работа должна покрывать все потребности семьи, а им едва хватает на питание. И если ничего сейчас не предпринимать, то чего тогда ожидать? Но что он мог предпринять – для занятий бизнесом у него не было оборотного капитала. Да и каким бизнесом или коммерцией он мог бы заниматься? Специальность его была своего рода уникальной. Инженеры-атомщики, физики здесь в городе никому не требовались. Он мог, например, заниматься ремонтом автомобилей, но для этого он должен был арендовать помещение, купить сварочное и другое оборудование, нанять людей. На всё это также требовались деньги. Где их было взять столько? В банках кредиты давали под сумасшедшие проценты и к тому же под залог чего-либо. А что он мог предложить в залог – свои старые «Жигули», квартиру? Такая машина вряд ли представляла бы интерес, как залог, а квартирой он не мог позволить рисковать, так как в случае её потери они бы превращались в каких ни будь бомжей. Перейти работать на другой завод, но на других заводах тоже положение было не лучше. Понемногу он тоже стал приходить к выводу, что предложение жены не столь уж плохое. Кроме того, он также понимал, что нельзя просто так отвергать соображения жены. Если ты их отвергаешь, то предлагай чего-нибудь сам в замен. А если у тебя на этот счет нет ничего, то тогда чего ты ерепенишься? Или тогда сам за всё отвечай.

Кроме всего прочего, Андрей всё же любил свою жену и хотел, чтобы ей было как лучше. Ему нравилась её округлая фигура, полная грудь и крепкие колени. Если бы его спросили, а какую другую женщину ты бы хотел, то вряд ли он мог бы что-либо ответить. Её манящие женские черты постоянно притягивали его. Как мужчина, он был достаточно энергичен в интиме, и с этим у него, к счастью, не было никаких проблем. Всё что бы он хотел от женской половины света, он с лихвой получал от Лены. Господь Бог наделил её высокой страстью в любви. Она хорошо чувствовала партнера, знала, что нравится её мужу, и умела этим пользоваться. Вся обстановка её спальни, кровать, подушки, ночные рубашки были со вкусом подобраны. Лишь в одном они категорически не сходились. Ложась спать, Андрей обычно быстро раздевался и первым ложился под одеяло. Лена всегда ложилась немного позднеё его. Раздеваясь, она перед тем как снять с себя бюстгальтер и трусики, одевала сверху свою ночную рубашку. И лишь потом, умело действуя под рубашкой руками, снимала с себя оставшеёся нижнеё бельё, причём так, что увидеть что-либо под ночной рубашкой не представлялось возможным. Оставшись в одной ночной рубашке, тогда она ныряла под одеяло.

Андрей с таким порядком её раздевания был категорически не согласен и часто замечал ей:

– Ты неправильно всё делаешь. Надо сначала снять с себя всё, а потом уже одевать ночную рубашку, а ты всё наоборот делаешь.

На что он чаще всего получал ответ «Ещё тебе чего?».

Справедливости ради надо сказать, что несколько раз ему удавалось убедить Лену в необходимости именно такого порядка отхода ко сну. Трижды она так и поступала – сначала снимала всё с себя и, стоя у кровати полностью обнажённой пыталась одеть на себя ночную рубашку. Но успевала она тогда лишь взять её в руки, или, в лучшем случае, накинуть часть рубашки на свои плечи, потому что как только она полностью обнажалась, и собиралась её одевать, Андрей мгновенно и бесшумно, как кот в прыжке, выскальзывал из под одеяла, ловил её своими сильными руками, и уносил, словно добычу под одеяло. Ночная рубашка в этих случаях чаще всего улетала белой птицей куда-нибудь подальше, откинутая мужской рукой. После немногих таких раздеваний она снова вернулась к прежнему своему способу одевания ночной рубашки. Несколько раз после этого Андрей пытался возобновить всё. Лёжа в кровати, он незаметно доставал из под подушки жены её ночную рубашку и засовывал её подальше, так, чтобы она её не находила. И когда Лена, оставшись в одном лишь нижнем белье нагнувшись над кроватью безуспешно пыталась найти свою ночную рубашку, шаря под подушкой рукой, Андрей вновь схватывал её, утаскивал под одеяло и раздевал её уже сам, что ему тоже доставляло удовольствие.

Полежав тоже немного без движения, Андрей, чувствуя, как в нём напрягается всё мужское, правой рукой забрался Лене под рубашку и стал гладить спину жены. Затем, чуть повернувшись, он положил руку на колено жены и, гладя провёл ей под её ночной рубашкой до самой груди, нащупал её упругий сосок и бережно помассировал его. Тут же Андрей почувствовал, как по её телу прошло лёгкое возбуждение. С некоторым безразличием в интонации, показывая тем самым, что по сравнению с тем, что она рядом с ним остальное всё для него не столь важно и существенно, он произнёс «Делай, как хочешь» и перевалился на её послушно распластавшееся тело.