– Уж извините, я всегда предлагаю клиентам переобуваться, – продолжал словоохотливый экстрасенс, – живу я один, без хозяйки, так сказать, самому приходится полы мыть. Правда, иногда Мурлон помогает, но… редко. Не считает он уборку по дому приемлемым для себя занятием.

– А кто это – Мурлон? – спросил Серёжка, снимая кроссовки и обувая тапочки.

Они, действительно, оказались ему впору и были абсолютно новыми. (Как говорит бабушка: ни разу не надёваны). Будто бы Иван Иванович знал Серёжкин размер обуви, был уверен, что он сегодня придёт, и специально купил эти тапочки в магазине.

– Мурлон?.. Мой ассистент. И товарищ…

– Кого там нелёгкая принёсла?! – неожиданно раздался из глубины квартиры скрипучий сварливый голос, – Небось, снова безутешная бабулька? Опять убежавшую собачку разыскивать будем?

– Успокойся, Якоб, – ответил через плечо Иванов, – к нам пришла не бабулька, как ты изволил выразиться, а вовсе даже – молодой человек мужского пола.

– Это кто?.. – слегка опешил Серёжка, – Ещё один ассистент?

– Не обращайте внимания. Я сейчас клетку платком накрою, – сказал Иванов, – не будет нам Яша мешать.

– А, Яша – это попугай! – догадался Серёжка.

– В некотором роде… Переобулись?.. Прошу в кабинет.

Кабинет у экстрасенса Иванова был маленький, но дивно уютный.

Уют – это такая штука, которая совершенно не зависит от новизны мебели и от её стиля. А от чего он зависит – непонятно. Уют либо есть, либо его нет и в помине. Это сразу бросается в глаза и становится фактом. Кабинет Ивана Ивановича был дивно уютным.

Но первое, что бросилось Серёжке в глаза – это большой хрустальный шар, лежащий на столе, стоящем посреди кабинета… Нет! Шар не лежал, он висел и медленно вращался в воздухе, сантиметрах в пятнадцати от столешницы! И висел непонятно на чём!! Создавалось впечатление, что он удерживается на лучах, отражающихся от его граней. Серёжка никак не мог отвести взгляда от сверкающего шара, он, буквально, притягивал к себе… Но, пересилив себя, мальчик тряхнул головой и быстро закончил осмотр кабинета. Над столом висел светильник под ярко-оранжевым абажуром и наполнял комнату мягким теплым светом. Два больших кресла с широкими подлокотниками – одно для клиента, второе для хозяина – располагались у стола друг напротив друга. Ещё одно, плетёное кресло-качалка, стояло чуть сбоку. Очень много книг на стеллажах, занимающих одну стену целиком – от угла до угла и от пола до потолка. В большинстве – старинные книги в тёмных кожаных переплётах с тиснёными золотом и серебром названиями. Окно завешано плотными (тоже оранжевыми, но менее яркого оттенка) портьерами. По углам – горшки на низеньких плетёных этажерках. А в горшках – пальмы. Или фикусы… Серёжка знатоком комнатной флоры не являлся. Клетка Якоба стояла на высокой этажерке и была очень большой. Подстать хозяину – крупному ярко-белому попугаю с чёрными умными глазами, изогнутым жёлтым клювом и изумрудно-зелёным хохолком-ирокезом.

Едва Иван Иванович взял в руки большой клетчатый платок, Якоб, протестуя, завопил:

– Не позволю! Это насилие над личностью!.. А ещё друг называется!..

– Хорошо, – согласился Иванов, аккуратно вешая платок на спинку кресла, – не буду тебя закрывать. Но и ты, Яша, изволь нам не мешать и сидеть тихо. А хочешь, иди в спальню, с Мурлоном пообщайся.

– Уж лучше с Мурзей, – проворчал Якоб и, выбравшись из клетки, дверца которой оказалась не закрытой (а, точнее, её не было вовсе), спрыгнул на пол и, стуча коготками, потопал к двери.

Серёжка, обалдевший от всего происходящего, стоял и хлопал глазами.

– Главное правило, раз и навсегда установленное в моём доме – полная демократия и суверенитет, – улыбнулся экстрасенс Иванов и указал Серёжке на кресло: Присаживайтесь, молодой человек.

Мальчик бухнулся в кресло.

– Я, конечно, знал, что некоторые виды попугаев умеют копировать человеческую речь, – пролепетал он, – но, чтобы, до такой степени…

– Яша не копирует, – возразил Иван Иванович, – он просто разговаривает.

– Ни фига себе – просто!

– Все животные, в том числе и пернатые, имеют свой язык. Мы можем ему научиться точно так же, как любому иностранному. Ты ведь не удивляешься тому, что многие русские в совершенстве владеют… скажем, английским языком? Или, например, японским?.. А они чем хуже? Я имею в виду зверюшек. Нужны лишь специальные методики… Собственно, Якоб не совсем попугай…

– Вы… волшебник?

– Теперь уже нет, – с грустью в голосе ответил Иванов, – был когда-то… давно. Творил чудеса…, – экстрасенс вздохнул и задумался.

Потом встрепенулся, словно пробуждаясь ото сна, и предложил: Чаю хотите? Ведь вы, сегодня, кажется, не успели позавтракать.

– Откуда вы… Нет, вы волшебник, – убеждённо произнёс Серёжка.

– Увы, – Иванов развел руками, – просто иногда мне удаётся кое-что угадать… Так что, будете чай пить? Могу и бутерброды предложить, Мурлона попрошу, он принесёт.

Серёжка был по горло сыт впечатлениями, он отрицательно покачал головой.

– А я, пожалуй, попью чайку… Или нет, лучше кофейку, – Иванов поднёс к губам изящную маленькую чашечку с дымящимся чёрным кофе.

Серёжка готов был поклясться, что на столе, кроме висящего над ним шара, ничего не было. Где взял Иван Иванович эту чашечку?.. Из воздуха?

– И, всё-таки, мне кажется, что вы волшебник, – настаивал на своём Серёжка, – я никогда такого не видел, даже в цирке! Вот, где вы взяли чашку кофе?.. Разве это не чудо?

– Нет, юноша, – улыбнулся экстрасенс Иванов, сделав глоток, – никакого чуда здесь нет. Просто вам не видно со своего места, что рядом с моим креслом стоит маленький чудесный кофейный столик, а на нём находится всё необходимое – и чай, и кофе, и сахар и, даже, лимончик. Вот и всё чудо… А настоящие чудеса… – Иванов задумался, потом заговорил тихо и не совсем разборчиво будто бы сам с собой разговаривал: Если чудеса творить слишком часто, к ним быстро привыкают. Особенно близкие люди. И тогда твои чудеса перестают быть чудесами, превращаются в обязанности…

А чуть позже ты вдруг начинаешь замечать, что стал этим близким людям совершенно безразличен. Несмотря на все твои чудеса. Сначала ты злишься, потом негодуешь, потом терзаешь себя вопросом: что ты делал не так? А потом вдруг осознаешь, что далеко не все вопросы можно решить с помощью волшебства. И ты клянешься никогда больше не творить чудес… Но тут вдруг появляется некий человек, который просто позарез нуждается в чуде. Ты знаешь, что это чудо ты в состоянии элементарно сотворить, но отказываешь человеку в помощи. Ведь ты же поклялся больше ничего такого не делать.

Однако, человек, нуждающийся в чуде, настойчив и убедителен. И у него слёзы на глазах… И ты соглашаешься. Чудо свершилось, проситель счастлив… И в знак благодарности суёт деньги. Сначала ты отказываешься, но человек, как я уже сказал, настойчив и убедителен. И ты думаешь: а почему нет? Ты потратил часть своего времени и израсходовал много энергии. Можно сказать, ты выполнил нелёгкую работу. А любой труд, как написано в трудовом кодексе, должен быть оплачен. И ты берешь эти проклятые деньги. А только ты их взял – всё! Ты уже не волшебник. Чудеса превращаются в фокусы, а волшебство становится бизнесом… Грустно, но… – Иванов удивлённо посмотрел на Серёжку, словно только что его увидел, – но мы, кажется, отвлеклись от темы. Вы пришли ко мне со своей бедой, а я несу всякий вздор… Слушаю вас, молодой человек, рассказывайте.

– Вы правы, Иван Иванович, у меня беда, – грустно признался Серёжка, – моя подруга… мой близкий человек… её украли инопланетяне.

– Так, уж, и инопланетяне, – усомнился Иванов.

– А кто же ещё мог?..

– Был бы хороший человек, а, кому его украсть, найдутся… личности… Как звать пропавшую?

– Ленка… Лена Кузнецова, – поправился Серёжка.

– Фотография имеется?

– Есть. Правда, она в мобильнике.

– Это ничего.

Серёжка достал телефон и стал листать снимки.

«Блин! Вот дурак! – ругал он себя, – Как назло, вчера все самые лучшие Ленкины фотографии сбросил на жёсткий диск компьютера! Но, кто ж знал?..»

Наконец, он нашёл снимок, на котором была Ленка. Правда, не одна. В кадр вместе с Ленкой случайно попала Ритка Семендяева, их одноклассница.

– Вот! – Серёжка протянул мобильник Иванову.

– Я полагаю, вот эта курносая, – уточнил экстрасенс, осторожно ткнув пальцем в Ленкино изображение.

– Почему – курносая? – возмутился Серёжка, – у Ленки очень даже правильные черты лица. Можно сказать, у неё классический римский профиль.

– М-м-м… Можно и так сказать, – согласился Иванов.

Он закрыл глаза и, положив Серёжкин мобильник на стол, распростёр над ним правую руку. Бывший волшебник долго молчал, а Серёжка, ожидая его вердикта, осматривался. Вдруг он заметил, что в проёме открытой двери кабинета молча стоят и с интересом наблюдают за происходящим два странных существа.

С Якобом – то ли, с попугаем, то ли, с не совсем попугаем – Серёжка был уже немного знаком. Вторым наблюдателем оказался огромный котище необычного бурого или, даже, скорее, бордового окраса. Серёжке подумалось, что и этот кот тоже… не совсем кот.

– Да… – произнёс, наконец, Иван Иванович, – случай непростой. Однако, замечу, что зелёные человечки, как и любые другие представители внеземных цивилизаций, здесь совершенно ни при чём… Давайте, юноша, рассказывайте всё по порядку…