Стихи и пародии/версификации/отклики

Швецов и жнецов с пьедесталов – долой!

Михаил Гундарин

Прочим – композитор, дуде – игрец,

обрати вниманье на город! Он

чужой судьбой распалён вконец,

а своею собственной занесён,

декабрьским снегом.

Следов объём

заполняет воздух, бездомный, как

беломоро-балтийский. Грустишь о нём,

и не делаешь новый шаг.

С высоты заминку не разгадать.

а всего-то дела: прищурить глаз,

разглядеть, как будто слепую печать,

уходящий город, идущих нас.

Владимир Буев

Швецов и жнецов с пьедесталов – долой!

Иные нам грады потребны!

Судьбы мирские мы мажем смолой,

Свои и чужие. Плюй на молебны

декабрьской слюной.

Подошва размером

больших сапогов: кирза – словно

хрусталь башмачковый. И как литосфера,

со всех сторон обласканная любовно.

Не стоит рваться в высокие дали,

как делали это Икар и Дедал,

а лучше всего мы все бы взяли

да сляпали сами себе пьедестал.

Враги не оставят шанса

Михаил Гундарин

Закрыли от нас комету

полночные облака.

А дальше – пора рассвету,

и снова ты далека.

Лежи, где тебе сказали –

на дне далёкой грозы,

увиденная глазами

полуночной стрекозы.

Покуда не время миру

окутываться огнём,

небесному командиру

ломиться в земной проём…

Владимир Буев

Враги не оставят шанса

на небо ночное взглянуть.

Из медитативного транса

Сподвигнут опять драпануть.

Приляг, стрекоза, есть пределы!

Сказали – так, значит, лежи.

Коль летом ты песен не пела,

так лютой зимой не пляши!

Так нет же – метнуться в небо

и с боем на землю упасть

Тебе, стрекоза, потребно!

Ты хочешь кометой стать?

Забыли за собой убраться

Михаил Гундарин

Вот мы уехали, а облако осталось

растить себя на вертикальном фоне,

изображать то горб, то шестипалость,

являться птеродактилем в короне.

Показывая то, чего не знает,

жемчужное, оно сочится белым.

Тяжелая перина опадает,

клочки её летят во все пределы.

И быстро тают в изумрудной бездне,

пестрящей кружевными лоскутами.

Во много раз пустынней, бесполезней –

прекрасней мира, созданного нами…

Владимир Буев

Мы, убираясь сами прочь, убраться

Забыли за собой. Повсюду мусор.

Когда грядёт надзор, то постараться

Туристу лучше поиграть роль труса.

Надзоры, сторожащие природу,

всех могут штрафануть, не замечая

ни шестипалых, ни других уродов,

и скидок инвалидам не давая.

А коль красотка-дева попадётся,

А не беззубый птеродактиль старый,

Периной для несчастной обернётся

Поимка. Несогласной – нары.

Клочки по закоулкам и по лужам,

Жемчужины изъяты с изумрудом.

Два мира (что в душе и что снаружи) –

Как два соединённые сосуда.

Неужели я ослеп в эту ночь?

Михаил Гундарин

Я хотел бы эту ночь разгладить,

разглядеть её, зарифмовать.

Звёзды нарисованы в тетради –

я под вечер сжёг свою тетрадь.

И теперь почти неразличимым

в метрополитене тростника

простаком, подростком, анонимом

ночь переживу наверняка,

чтобы с наступлением рассвета

выскользнуть по тонкому лучу

за пределы старого запрета…

А про новый думать не хочу.

Владимир Буев

Неужели я ослеп в эту ночь?

Всё гляжу вокруг – не видно ни зги

Кто сумеет мне сегодня помочь?

Окулист? Но и ему не с руки!

Тут потребен раскалённый утюг,

виртуальный рифмовальный прибор,

чтобы выжечь в той тетради продукт:

звёзд небесных самый полный набор.

Я не видим из далёкой звезды

И с луны-то различим не вполне.

Где бы ночью отыскать мне бразды,

Чтобы дёрнуть их – и утро в окне!

Я схвачусь за луч и ввысь полечу!

Я смогу и солнце с неба достать.

Птицу счастья я за хвост ухвачу.

Моя старая сгорела тетрадь!

Скользко на улице с клавиатурой

Михаил Гундарин

Полдень декабрьский скользит и падает,

и застывает на миг в полёте –

кажется, в позе крылатой статуи.

Но в темноте её не найдёте.

Свет неисправный разъят по болтику –

пусть его чинит кому есть дело.

Но не механику, и не оптику –

корпус пустой, ледяное тело.

Владимир Буев

Скользко на улице с клавиатурой,

тянет поплакать в декабрьский месяц.

Скоро февраль, и опять без цензуры

и без чернил нам летать в Поднебесье.

Бюст раскололся, упав. Приговором

Стал ему в сторону шаг с подставки.

Зря он соскакивал с твёрдой опоры

в жажде полёта. Теперь под лавкой.

Времена уж не те

Михаил Гундарин

Три поэмы выходят в один тираж.

Но не время рассчитывать на успех -

добродушный читатель, мучитель наш

делит праздничный свой пирожок на всех,

оставляя кусочек на чёрный день,

оделяя оставшимся невпопад…

Но довольно того, что ему не лень

под бумажным дождём принимать парад.

Мы и сами закуска, фисташки-dry,

(для надёжности можно добавить бром).

Между этими судьбами выбирай,

допиши до конца и взмахни платком.

До свидания, волны текучих лун,

коридоры, сверлящие небеса!

Как ни строй календарь, каждый раз канун

обгоняет начало на полчаса.

Владимир Буев

Времена уж не те: на поэтов троих

Сохранился читатель всего один,

да и тот не читает поэм чужих,

если выложить надо за них алтын.

Или классику стырит читатель наш,

побродив по просторам глобальной сети.

А уж если войдёт он в священный раж,

то и сам накропает поэм ассорти.

Да, читатель пошёл совершенно не тот!

Не читает и денег не хочет платить.

А как в клубе гулять – там он мот и не жмот.

Там читатель умеет деньгами сорить.

Вот пиши для таких и старайся зазря.

Не дождёшься спасибо, не то что деньжат.

Но уверен поэт (пусть скорбя втихаря),

что поэмы чрез годы пойдут нарасхват.

Я дуло присуну себе к виску

Михаил Гундарин

Одиночество пеленает виски,

Развязывает шнурки,

Говорит, что нужно доплыть до конца реки.

Говорит, что свобода – лежать во рву,

Отсюда видно Сибирь, Москву,

Но не вздумай, покуда не позову.

Отвечает, что да, будет звезда,

Но она – обман, и ещё беда:

Дрянь её провода.

Значит, теперь навсегда.

Отвечаю: мы ещё раскинемся, как луга,

Дождёмся, пока растают снега,

Ведь должны же быть у той реки берега!

Лишь бы моё, твоё не забыло себя,

Встречу всех торопя,

Как в детстве, скатерть из-под стола теребя…

Владимир Буев

Я дуло присуну себе к виску

Забыв завязать шнурки,

Но спуска я нынче не дам курку –

Не время валяться во рву.

Уж лучше в Сибирь в кандалах из Москвы

Шагать босым наяву,

Чем сгинуть, упав в сухую ботву,

И звёздной не зрить синевы.

Не может погибнуть моя душа –

она широка, как страна.

Я дуло опять не спеша к виску

Приставлю чрез «не могу».

Никак не обман, не лукавство то:

Не пуст магазин, ведь в нём

Живёт не один холостой патрон.

А глаз мой косит на шнурки,

Не гордый пацан: склонюсь – завяжу,

ведь руки мои ловки.

Я их прямо щас на себя наложу.

И миру о том возвещу.

Я жму на курок, сделав выбор свой,

Ведь магазин… пустой.

Песнь во славу года

Михаил Гундарин

НОЯБРЬСКАЯ ПЕСНЯ

Белым золотом ноябрьской тоски,

Белой скатертью на пиру воровском,

Дни мои режутся на куски

Раздаются всякому кусок за куском.

Некому пожалеть меня, расстелить игру –

Клетчатый мир поверх дешёвых ковров.

Распахивается, подставляется маляру

Чёрно-белый свет, но больше нет маляров.

Пойти покрутить крышечку – покрути-покрути,

Ничего не выкрутишь: бутылка пуста.

Пойти поглядеть в дырочку – погляди-погляди

Никого не выглядишь:

– чужие места.

Владимир Буев

ПЕСНЬ ВО СЛАВУ ГОДА

Последует декабрь за ноябрём.

Скатёркой белою покроется земля.

Январь шагает вслед за декабрём.

Февраль потом. И вот уже весна!

Вот март с апрелем, а потом и май!

Июнь с июлем улетели вон.

О лето! Русский август – он не рай!

Почти осенний месяц – лета склон.

Сентябрь, октябрь – и завершился круг.

И снова на дворе ноябрь стоит –

Причина горьких задушевных мук.

И снова обнажённый нерв торчит.

Летят недели, рвутся в клочья дни.

Лишь у меня такое в жизни есть.

Душа трепещет и от беготни,

И от метаний. Может надоесть

И небо в решето, и в клетку мир.

Дизайнер нужен на один денёк,

Но не пьянчужка и не дезертир.

И чтобы дырок лишних не нажёг.

Щека прижалась к меху бурдюка,

Чтоб успокоить нерв наверняка.

Но там – лишь пустота и темнота…

В дурке

Михаил Гундарин

ДЕЖУРСТВО

как мясной недовешенный вес

распростёрт на базарном прилавке,

кто лежит опрокинутый весь

и ни палки ему, ни подставки?

«вы-то, старшие, знаете как

раздвигать черепную коробку

разрушая тифозный барак

амнистируя божью коровку.

не мечтая всерьёз умереть

я приму и такую свободу.

урезайте на четверть и треть

не забудьте подчистить с исподу»

нам-то что? напряглись как канат

коридоры районной больницы

и сегодня не перелетят

через ночь даже белые птицы

Владимир Буев

В ДУРКЕ

Ни богу свечка и ни чёрту кочерга:

не бедный плотник и не кочегар,

но запросто разденет донага –

он профессиональный санитар.

Как руки заломить, как спеленать –

обучен добрый мо́лодец пахать:

он в курсе, чью коровку обласкать,

а чью коробку черепа сломать.

Раздвинута коробка (божья) – то,

что стало расширением свобод.

в палате иль в бараках – всё равно.

Когда сдыхает ночь, грядёт восход.

В халате белом санитару спать,

глаз… не смыкая с ночи до утра.

Чтоб выжить, так придётся пострадать

и санитару, пациентов матеря…

В офисах жалкий планктон расплодился

Михаил Гундарин

наночастицы компьютерной сажи,

въевшиеся в лицо –

вот что о нас обо всех расскажет,

если в конце концов

в новом столетье решим присниться,

выпрыгнуть из ларца,

продемонстрировав кровь на лицах

демонам без лица

Владимир Буев

В офисах жалкий планктон расплодился.

Слоем мертвецким покрыл

всё поколенье, кто нынче родился –

всех он, подлец, задавил.

Все поныряли в свой комп персональный.

Через столетия вдруг

Выскочит если чудак маргинальный,

станет понятным недуг.

Сколько в рюмке зрачков скопилось

Михаил Гундарин

Сколько зелени! Роща к роще.

Вот забава для чудака,

что сегодня весь день полощет

в изумрудном рюмку зрачка.

Получилось напиться пьяным?

Веселись, дурака валяй

на краю цветущей поляны,

солнце летнее замедляй.

Владимир Буев

Сколько в рюмке зрачков скопилось –

уничтожить следы пора!

Эта зелень мне ночью снилась.

Наяву ж реальность остра!

Боже! Рюмок вокруг десятки!

Сколько в них опасных улик –

Очи женщин и девок сладких

…Все они зазевались на миг.