Служба

● С октября месяца наш курс начал заступать в караул. Постов было несколько.

Пост №1 – по охране Боевого знамени училища.

Посты №2,3,4 – по охране зенитно-ракетной техники полигона училища.

Посты №5,6 – по охране магазинов и складов.

Первый пост – самый почетный, и, конечно, самый тяжелый. Он доверялся только проверенным – передовикам учёбы.

Службу на нём командиры контролировали постоянно. Иногда это приносило курсантам, нёсшим службу проблемы – они сазу вылетали из передовиков.

Даже на этом ответственном посту были случаи сна, еды и даже чтения конспектов (Отличники же!).

Мне, как и всем «простым людям» доверили охрану зенитно-ракетной техники.

Посты №2, 3, 4 охранялись с вышки часовым.

● Осень. Холодно. Пронизывающий ветер.

В карауле курсанты рассказывают друг другу всякие жуткие истории, несмотря на которые очень хочется спать.

Разводящий выводит караульных на пост, производит смену часовых, и ты уже на вышке.

Они стоят по углам поста, на большом расстоянии друг от друга. Между забором, за которым стоит охраняемая техника, и двумя рядами колючей проволоки, за которой начинается лес.

Освещение дрянное, плохо видно даже периметр забора и колючую проволоку. Совсем не видно далеко идущую смену. Ветер раскачивает лампы фонарей, бросая черные блики, и, кажется, что кто-то ползет, карабкается, прыгает.

Кажется первых полчаса, потом напряжение ослабевает, ищешь точку опоры на вышке и медленно уговаривая себя, что всё будет хорошо, расслабляешься.

Главное – карабин не выпускать из рук.

Были случаи (правда, на других курсах) когда проверяющие караульную службу приносили карабин часового в качестве трофея в караульное помещение.

А тот спокойно продолжал спать на вышке!

Тогда наступала курсанту «хана» и был только один выход из такой ситуации – вылет из училища.

Поэтому, учитывая горький опыт предшественников, карабин привязывался к руке платком, пристёгивался ремнем к телу – ухищрялся кто как мог.

● О чём думает часовой на посту?

Конечно, в первую очередь о еде.

И во вторую очередь о ней тоже.

Думать о сне, тепле нельзя – сразу заснешь.

С нетерпением ждёшь смены, чтобы попасть в тепло и поспать. Смену слышишь далеко, даже если находишься в полудреме.

Разводящий (если не дурак) принимает все меры, чтобы было слышно перемещение смены. Не приведи Господь, часовой спросонья, или с перепугу пальнёт не разобравшись! Разговаривать смене нельзя, поэтому при приближении к посту она кашляет, чихает, а разводящий громко подаёт порой ненужные команды типа «шире шаг» или «отставить разговоры».

Но, несмотря и на эти ухищрения, некоторые часовые «клали» смену в грязь и лужи.

Так, если я правильно помню, сделал Славка Хмара. Или разводящий не услышал его окрик: «Стой! Кто идёт?», или Хмара сделал окрик тихо (а может, и вовсе забыл крикнуть), но следующая его команда «Стой! Стрелять буду!», а затем неожиданная «Ложись!» заставила всю смену плюхнуться в грязь.

Далее, как и положено, Хмара дал сигнал в караульное помещение – «нападение на пост». Не буду рассказывать, что тут началось и чем это закончилось – и так понятно.

Первый и второй курс я ходил в караул один или два раза в месяц, а на третьем курсе всего раза два за год.

Несколько раз я ходил караульным на посты №5 и №6 – по охране магазинов и складов. Эти посты вызывали наилучшие впечатления.

Во-первых, они расположены на территории жилого городка.

Во-вторых, ты караульный, а не часовой – патронов у тебя нет и можно перемещаться по объекту.

В-третьих, пост только ночной, двухсменный.

В-четвертых, он охватывает большую территорию, и проверять, как несёт службу на нем караульный, очень сложно.

Но самое главное в-пятых!

Валера Мостивой¹, с которым мы дружили все пять лет учёбы, подобрал ключ к сапожной мастерской, которая находилась на территории поста!

О ключе знали только мы вдвоём, и когда нас выставляли на пост, то мы сразу двигались к сапожной мастерской. Открыв её входили в тепло и сразу «плюхались» на груды ремонтируемой обуви спать!

Правда, один раз я «влип». Заснул и проспал смену (если бы тогда были сотовые телефоны!). Услышал крики ищущей меня смены рядом с мастерской. Они искали меня, как ищут в лесу криками заблудившегося! Прошло двадцать лишних минут с тех пор, когда я должен был выйти на исходный рубеж.

У меня хватило ума спросонья не выскочить прямо на разводящего, а подождать когда крики удалятся.

Затем, выпрыгнув из мастерской и обогнув смену, выйти им навстречу. Я знал, что любые мои объяснения будут восприняты, как и положено, лживыми. Но, тем не менее, что-то говорил и оправдывался.

Разводящий меня прервал: «Все расскажешь начальнику караула, а пока вытри физиономию – она почему-то вся гуталином перемазана».

● Любимый мой наряд – на кухню. Один из них запомнился надолго. Даже фотографии участников тех событий у меня в альбоме.

Иметь фотоаппараты и фотографировать в училище было нельзя, но благодаря Мостивому, который ухитрялся его прятать и фотографировать нам есть что вспомнить.

Так вот, есть фотографии и такого случая, когда мы заступили в «злополучный» наряд на кухню.

Основная задача, занимавшая уйму времени наряда, – вырезание так называемых «глазков» у картошки. Чистила её спецмашина, но она оставляла чёрные «глазки». Эти черные точки должны были удалять пять человек, назначенные в наряд, а картошка-то чистилась на всё училище!

Чтобы всё «выколупать», необходимо было работать как неграм на плантациях. Мы учились на инженеров и заметили: чем больше времени картошка вращается в машине, тем меньше размер точек. Правда, и сама картошка становится меньше в размерах, но это уже второй вопрос, и он пока нас не интересовал.

Мы освоили новую технологию пропускания картошки через картофелечистку, благодаря которой у нас осталась уйма свободного времени. Получившемуся в результате такой обработки картофелю мы дали ласковое название «морская галька». Когда пришел за почищенным овощем дежурный повар, собираясь закладывать его в котлы, ему стало плохо: ёмкость была заполнена наполовину! Обвинив нас в уничтожении воинского имущества, он побежал за дежурным по столовой.

На то, чтобы достойно выйти из сложившейся ситуации, было несколько минут, и мы нашли выход. Когда в овощной цех влетели дежурный по столовой и повар, бак был почти полон.

«Ух ты и напугал…» произнёс дежурный повару, – «конечно, маловато, накажем за это балбесов» он ткнул пальцем в нашу сторону: «но это не крах!». Повар недоуменно чесал затылок:

– «Дык было в два раза меньше…».

Дежурный его пресёк:

– «Смотреть за нарядом надо лучше, а не паниковать. Вот сказал: было в два раза меньше… Что же они её вырастили пока ты бегал?».

И скомандовав нам: «Загружай картошку в котлы», они удалились. Когда они ушли, мы вытащили из-под картофеля подменное обмундирование, тряпки, какие-то ящики, вообще всё что нам попалось под руки и удалось «подпихнуть» под картофель.

Затем большими кастрюлями начали перетаскивать картошку в варочный цех и засыпать её в котлы.

Крах всё же произошёл, потому что на тарелках слушателей пришедших на ужин, почти ничего не лежало.

Взвешивание порций показало меньше половины нормы. Я, как и все остальные бывшие со мной в наряде, получил своё первое за службу наказание – пять (максимальный предел) нарядов вне очереди на кухню. Дежурный по столовой (из офицеров-слушателей) чуть было не «вылетел» из училища, но отделался строгим выговором. Повара (из сверхсрочников) – наказали тремя сутками ареста, но он их на гауптвахте не отсидел. Самым неприятным для нас было то, что когда мы отрабатывали наши наряды вне очереди, эти двое опять дежурили с нами. Дежурили так, что эти пять нарядов на кухню нам мёдом уже не казались.

С кухней вообще у меня много связано, причём на протяжении всей службы, но уроки «очковтирательства» я получил именно на первом курсе. Получил когда ожидался приезд Маршала СССР Баграмяна. в наше училище.

Весь личный состав был брошен на подготовку к встрече. Нашей группе выпала «честь» возить и укладывать дёрн вокруг столовой. Работы затянулись надолго после отбоя. Но самую «интересную и важную» работу выполнял сверхсрочник штата столовой. Он закрашивал стыки полос дерна, который мы укладывали, зелёной краской!

Учеба

● Учеба проходила у меня туго. Причин было несколько. О некоторых уже было сказано – они послужили предпосылками проблем. Были и новые, основными из которых являлись две.

Первая заключалась в том, что я окончил школу десятилетку. Это был первый выпуск после одиннадцатилетнего среднего образования.

В 1966 году в школах СССР произошёл двойной выпуск: десяти и одиннадцатилеток. Программы в школах были разные (естественно, что за одиннадцать лет обучения она была полнее) и я оказался в сложной ситуации.

На первых же занятиях в училище по матанализу я никак не мог понять, что за «фиговины» рисует на доске преподаватель.

Спросил на перерыве у сокурсников, они объяснили – интегралы. Лекции в училище велись на основе одиннадцатилетнего образования, а я в школе этого не проходил. Пришлось догонять, изучая интегральное исчисление самостоятельно по ночам. Такая же картина была у меня и по физике. Очень часто приходилось спрашивать о многих непонятных мне моментах у сокурсников.

Ребята в помощи не отказывали, но даже им порой было очень сложно усваивать изучаемый материал.

Вторая возникшая проблема в моём обучении состояла в том, что я не был готов безоговорочно подчиняться командирам. Они это чувствовали, и это сказывалось на учёбе. Я находился в основной – «серой» массе нашего курса, и не попал ни на какие руководящие и выборные (конечно, начальством) должности.

● Секретарём комсомольской организации курса был выбран слушатель Олег Панкратов.

(**2, Судьбы однокурсников)

Знали мы друг друга ещё очень мало, но то, что Олег окончил Минское Суворовское училище с золотой медалью, вызывало у всех курсантов уважение.

Однажды после нескольких месяцев учёбы было объявлено экстренное комсомольское собрание. Шептались начальствующие и их доверенные лица: «На курсе Ч П!»

Президиум собрания занял свои места, и секретарь комсомольской организации курса Панкратов начал делать громким голосом сообщение:

«Товарищи комсомольцы! Наш курс опозорен! Надо же курсанту напиться так, чтобы попасть в комендатуру! Мягко говоря, так поступают свиньи, а не члены комсомольской организации МВИРТУ!»

Из зала начали раздаваться возгласы нетерпеливых: «Кто это? Кто это так влип?»

«Спокойно товарищи… всё скажу», – продолжал Панкратов.

– «На нашей комсомольской организации теперь лежит пятно. Подумайте, какие нам всем надо приложить усилия чтобы смыть его!»

Зал уже вопрошал хором полушопота:

«Кто? Кто это?»

Секретарь комсомольской организации невозмутимо и гневно продолжал:

«Неприятно осознавать, что среди членов ВЛКСМ нашей организации оказалась я не побоюсь этого слова – свинья!»

Неожиданно голос Олега начал стихать:

«Однако я думаю, что её надо понять и быть снисходительней… с каждым из нас это может произойти. И на старуху бывает проруха!»

Зал в сотню курсантов слился в рокоте:

«В конце концов, ты скажешь кто же это???»

Панкратов склонил голову и уже совсем тихим голосом произнёс:

– «Это …я… товарищи…»

● 11 декабря мне исполнилось 18 лет.

В честь юбилея дали увольнение и мы с Валерой Мостивым выехали в город с намереньем как-то отметить день рождения. Это было всего-навсего моё второе увольнение и Минска мы не знали.

Зима, холодно, мы запуганы командирами, у нас мало денег.… Куда нам деться?

Только в кино, но хочется отметить мой день рождения. Только осталось решить как и где это сделать? Мы решили: купим бутылку вина, а разопьём её где-нибудь в кинотеатре. Вино купили в массивной бутылке как у шампанского, называли такое в народе «бомбой». Очевидно, по причине одинакового воздействия, что от его пития, что от удара бутылью по голове.

Туалет и буфет, на которые мы рассчитывали (в данном случае им было отведено одинаковое назначение) оказались закрытыми.

Непруха! Остановиться бы но…

Приняли решение – выпьем в кинозале, через трубочку, свёрнутую из газеты.

Началось кино. Мы наблюдали за происходящим на экране, посасывая вино через газету.

Сначала все шло нормально, затем появились трудности: начал размокать газетный трубопровод. Затем произошло непредвиденное – в момент передачи бутылки, она выскочила из наших рук. Громкий удар и вино стало с громким бульканьем вырываться из бутыли на пол. Ошибка была в моих следующих действиях – я поднял её с пола на фон экрана посмотреть, сколько осталось.

Наше «торжество» закончилось. Кто-то в зале смеялся, кто-то сочувствовал и предлагал солдатикам закуску. Самое интересное, что злобных людей не было. Нас не пытались оскорбить или вывести из зала.

Конечно, можно сказать, что был неинтересный фильм, но мы усмотрели другую причину. Так могло быть только в Белоруссии, народ которой как никакой другой любил, уважал и ценил свою армию.

Конечно, не за такие дела, о которых я рассказал.

За другие. А в этом случае нас поняли и простили.

Кстати: любовь к армии мы ощущали на себе все пять лет учёбы в Минске.

Но в тот момент мы с Валерой ничего такого не знали и поэтому ретировались из кинозала «мелкой рысью». Не зря в песне поётся:

«В жизни раз бывает восемнадцать лет…».

Вот так тоже бывает!

● Первая экзаменационная сессия включала в себя четыре экзамена: аналитическую геометрию, математический анализ, физику и историю КПСС. Проходила она с 4 по 24 января 1967 года.

Как гром среди ясного неба 10 января после отбоя грянула внезапная проверка численности личного состава курса. Проводил её начальник курса майор Мачула. Шли экзамены первой сессии, все занимались день и ночь, поэтому такого внезапного контроля не ожидали.