– Флаг тебе в руки. Дорогу, думаю, найдешь. Зарево у тебя всегда должно быть за спиной. Здесь блудить негде. По прямой до избы чуть более шести километров. А я постараюсь заменить ремень и, как только вытащу «Буран», догоню тебя.

Толик долго топтался на месте, проявляя нерешительность. Тут я понял, что он совершенно теряет ориентировку и не понимает, где мы сейчас находимся и в какую сторону идти. Он махнул рукой и, оглядываясь, пошел практически в противоположную.

– Ты куда? Держи курс на прогоны с сетями, а там по бураннему следу выйдешь к избе, – я показал направление рукой. – Если не уверен в себе, то возвращайся по бураннему следу путика, но тогда будет длиннее на три-четыре километра.

– Задолбал ты меня своими учениями, – засопел он, поправил на плече ружьё и все же двинулся в направлении проложенного нами, еще не закольцованного путика, и скоро растворился в пелене тьмы.

Немного подождав, я улегся рядом со снегоходом и стал очищать гусеницы и катки, потом заменил ремень. Фуфайка на груди предательски трещала, увеличивая количество дыр, и щетинилась вывалившейся наружу ватой.

Через час, зацепив сани, я возвращался по следу, проложенному днем. Толика я нагнал быстро, за это время он успел пройти треть пути. Видно, было, что он замерз до такой степени, что в сани садился не сгибаясь, как робот.

На следующий день Федя и Вадим с утра ушли проверять сети, а мы с Толиком занялись кроить и шить себе одежду, благо что у нас было несколько уже выделанных олених шкур. Он шил себе парку (что-то вроде куртки), а я бакари (высокие сапоги), так как считал, что ноги в тепле, это главное при продолжительном нахождении на морозе.

Через день мы продолжили пробивать путик, только решили начать вдоль берега от нашей избы навстречу и закольцевать уже на озере, недалеко от того места, где угодили в наледь.

Утро было морозным, градусник показывал минус тридцать. Через плотные облака даже не просматривались звезды. Резкие порывы ветра возникали ниоткуда, проносились по верхушкам деревьев и вновь наступала тишина.

– Не нравятся мне эти порывы. Как бы «южак» пургу не нагнал, – сказал я, всматриваясь в облака. – И по верху дует запад, значит к вечеру ветер точно повернет на юг.

– А ты не каркай. Тогда не повернет. Поехали!

Толик нажал на гашетку и снегоход потянул за собой сани. Через три часа мы уже заканчивали устанавливать последние капканы, слева от нас виднелось то серое пятно наледи, в которое мы угодили позавчера. Чтобы замкнуть кольцо путика нам осталось пройти не более километра. Горки для городушек на озере сооружали, вырубая кубы из спрессованного снега, утрамбовывали их лопатами, потом сверху устанавливали городушки с привадой и настраивали капканы. Вдруг со стороны лесного массива стал прослушиваться нарастающий гул:

– Толик, слышишь? Похоже, «электричка» идет?

Так мы называли приближающуюся пургу. Ветер в горах, проносясь между деревьев, рождал гул, который, отражаясь от склонов гор, был слышен задолго до появления ветра на озере.

– Похоже.

– Все, надо сматываться.

– Да нам осталось поставить всего пять-шесть капканов.

– Как бы они боком нам не вышли.

Порывы стали усиливаться с каждой минутой. Ветер сначала погнал позёмку, потом стал перемешивать и закручивать сорванные с земли снежные пласты с падающим сплошной стеной снегом сверху. Скоро этот круговорот огородил нас от окружающего мира. Нагнуться было невозможно, снежная крупа больно ударяла в лицо, слепила глаза, забивалась под капюшон. Мы побросали лопаты:

– Давай к берегу! – крикнул я и запрыгнул в сани.

Толик развернул «Буран», и мы поехали. «Электричка» с гулом и ревом выехала на озеро и устремилась нам навстречу, подняв шлейф непроглядной белизны, закрыв обзор и все ориентиры. Всматриваясь вперед, я почувствовал, что снегоход постоянно смещается влево и уходит с маршрута. Ткнул Толика в спину черенком лопаты и прокричал:

– Держись правее. Ты уходишь в озеро.

Толик отмахнулся и что-то прокричал в ответ, но взял немного вправо и через короткий период опять стал уходить влево. Я вновь ткнул лопатой ему в спину. Так продолжалось несколько раз. По времени мы уже давно должны были упереться в каменные валуны, устилающие западный берег. И тут я почувствовал грозящую нам опасность и выстрелил из ружья в воздух, но Толик на выстрел никак не среагировал. Тогда я соскочил с саней, на бегу схватил Толика за ворот и просто сбросил с сидения:

– Ты куда едешь? Тебе еще раз в наледи захотелось покупаться? Ты понимаешь, что, если сейчас влетим в нее, нам конец.

– Какая наледь? Я к берегу еду.

– К берегу, но к какому? Южак дует. Значит, в харю нам должен дуть, а не в правое ухо.

– Ветер гуляет.

– Это ты гуляешь по озеру. Наш берег в противоположной стороне. А ты едешь к Батыку.

Толик психанул, через щелки глаз, залепленных снегом, с ненавистью посмотрел на меня. Он готов был кинуться в драку, но помня, что за моими плечами более пятидесяти боев на ринге, где я укладывал и более габаритных соперников чем он, уселся в сани и зло крикнул:

– Садись ты. Посмотрю, куда ты прирулишь.

Я взял из саней лопату и с силой воткнул ее в снежный наст.

– После пурги посмотрим, кто был прав.

Я сел за руль, сделал разворот и поехал в противоположном направлении. Через десять минут на пути стали попадать каменные валуны, мы уперлись в берег, вдоль него продолжили путь и вскоре поднялись по косе к избе.

Пурга продолжалась трое суток. Как только ветер стих, и все опять окунулось в безмолвие, мы всей бригадой поехали к прогонам. Нельзя было допустить, чтобы рыба в сетях начала тухнуть и разлагаться.

После этого через день отправились на путик. Толику не столько хотелось закончить с его прокладкой, сколько доказать свою правоту, что он вел снегоход в правильном направлении. После пурги ветер раскидал по озеру снег уложив его в мягкие заструги, а основную массу переместил на берега и поднял выше сугробы в лесу. Мы ехали, перенастраивая засыпанные капканы, поднимали опрокинутые ветром городушки, меняя приваду. И тут увидели первого песца. Он, натягивая тросик, пытался освободиться от капкана, и зубами с рычанием впивался в удерживающие скобы.

Разглядывая тушку первого пойманного песца, я сказал:

– Ну что? С почином.

Толик взял из моих рук песца и, разглаживая белый пушистый мех, ответил:

– С почином.

Мы уже выехали на озеро и направились к тому месту, где несколько дней назад пурга не дала нам возможность замкнуть кольцо путика. Слева показалось злополучное серое пятно.

– Ну, и где твоя лопата? – засуетился Толик. – Я ехал в правильном направлении, и лопату нужно искать вон там, – он показал в сторону острова Чаечный.

– Ты не суетись. Сейчас подъедем ближе к наледи и посмотрим.

Настроив очередной капкан, мы наконец закольцевали путик. Я взял в руки бинокль и начал внимательно всматриваться в кромку наледи.

– Не вижу.

– А я что говорю. У Чаечного она.

Подъехали еще ближе, но воткнутой в наст лопаты я не увидел. И тут мое внимание привлек очень ровный заснеженный торос, я подошел и ногой стал разгребать его. Из-под снега показался черенок. В пургу, по-видимому, из-под лопаты выдуло снег, и она завалилась на лед. До кромки наледи мы не доехали десяток метров.

– Ну что? Чаечный? Сейчас здесь было бы два присыпанных бугорка и памятник из вмёрзшего снегохода с санями.

Увидев лопату, Толик, как мне показалось, побледнел и молча уселся на снегоход. Мы полностью проехали по первому проложенному охотничьему путику. Когда подъехали к избе, в санях лежали уже три тушки песца.

В канун Нового года, к нам, на четырех «Буранах» приехали в гости наши друзья. Уже вместе с ними мы должны были отправиться на недельные каникулы в город. Федор с Вадимом оставались на точке.

Тридцатого декабря, загрузив в сани рыбу, пушнину выехали рано утром. Хотя назвать это утром можно было только условно. Солнце уже месяц не показывалось, спрятавшись за горизонтом до конца января. Стояла оглушительная тишина, воздух был пронизан кристаллами холода, столбик термометра показывал минус сорок два.

– Наст хороший по всему пути. Даже на Мелком нет застругов. За полтора часа будем у «ложной позиции», – сказал Петя Болотный.

«Ложной позицией» назывался пятикилометровой перешеек от озера Мелкое до затона реки Норильская. Я уселся в сани к Пете, накинул на голову капюшон парки, подтянул лямки на бакарях и зарылся в оленью шкуру. Монотонный звук работающих моторов быстро убаюкал меня, и я уснул. Проснулся, услышав голос Петра:

– Володя, вылазь. Перекурим десять минут.

Ребята стояли полукругом, разговаривали и курили. Я выбрался из теплой лежанки и стал осматриваться. Слева была сплошная пелена, прямо и справа едва просматривались очертания берегов. Небосвод просто полыхал северным сиянием. Тут ко мне подскочил Толик и, язвительно улыбаясь, спросил:

– А ну скажи, где мы находимся сейчас?

Я, еще не понимая к чему он задал этот вопрос, внимательно огляделся.

– На Мелком.

– Понятно, что не на Глубоком. Ты скажи, в каком районе.

– Похоже стоим мы сейчас напротив Аякля, а прямо по нашему курсу Блудный. Тут до памятника метров пятьсот, не больше.

– Блудный, говоришь, памятник? Пятьсот метров, говоришь? А я сейчас проверю.

Он отсоединил сани, запрыгнул на «Буран» и рванул с места. Все в недоумении посмотрели ему вслед, потом на меня. Тут-то до меня дошло. Я уже забыл историю с лопатой, а Толик помнил. Пришлось рассказать ребятам про пургу, лопату и ту злополучную наледь. Петя ухмыльнулся:

– Да. Дрига в своем репертуаре. Он же летом на лодке только со мной ходил. Зимой тоже всегда в компании. В одиночку-то ему никогда и не доводилось ездить ни на лодке, ни на снегоходе. А ориентироваться он ни на воде, ни в тундре точно не может.

Мы внимательно стали следить за светом фары удаляющегося снегохода. Какое-то время он двигался прямо к острову Блудный, потом начал уходить влево и влево, описывая дугу.

– Повело нашего Колумба. Сейчас еще сопли морозить здесь будем, ожидая его. Вот ведь больная голова, – Петр выругался. – Володя, достань ракетницу. А то точно искать потом придется этого пришибленного.

Петя уже начал злиться и выстрелил вверх из ракетницы. Снегоход, описав приличный круг, вдруг на большой скорости направился в нашу сторону. Остановившись у саней, Дрига спрыгнул с сидения и, не успев всмотреться в наши лица, громко спросил:

– Мужики. Подскажите, где Блудный?

А, приглядевшись, осекся.

– Мудак! Ты что, с башкой не дружишь? – зло произнес Петя и стал усаживать своё массивное тело на сидение.

После новогодних праздников я возвращался на точку уже на своем новеньком «Буране». Теперь обязанности в бригаде распределились. Толик с Вадимом занимались проверкой сетей и рыбой, а Федор помогал мне прокладывать еще один речной песцовый и горный соболиный путики, подробно объясняя и показывая, как и где правильно устанавливать капканы, рассказывая о повадках и привычках этих пушных зверьков.

Послесловие

Вадим свое слово сдержал. За зиму нареканий с моей стороны к нему не было. Весной ребята помогли ему с восстановлением утерянного паспорта, и он официально стал трудиться в моей бригаде. Толик доработал до весны и ушел от нас. Купил домик у бывшего промысловика в районе Крестов на речке Пясино. Съездил к себе на родину Украину и привез оттуда женщину, которую уговорил поработать с ним на промысле, пообещав ей хороший заработок. В первую же зимовку произошла трагедия. Как-то они возвращались в свою избу на снегоходе, и Толик сбился с пути. Женщина погибла, а он потерял кисти обеих рук и остался инвалидом. Но это уже другая история.