Вьюга и Пончик вышли из тёплого и уютного дома Деда Мороза и погрузились в белоснежное царство. Снег хрустел под их лапками. Воздух был наполнен тишиной, и лишь изредка тишина прерывалась редким шелестом морозного ветра.
– Как же здесь красиво… – шепнул Пончик, рассматривая переливающиеся снежинки. – Как будто я внутри новогодней открытки.
Недалеко от дома, среди сугробов и искрящихся снежных холмов, виднелся небольшой снежный бугорок. Вьюга ловко отрыл лапами вход, и они оказались внутри секретной пещеры. Её ледяные своды мерцали, словно были покрыты миллиардами крошечных звёздочек.
В самом центре на каменном пьедестале величественно возвышался массивный ледяной куб. Он искрился голубовато-серебристым светом, а внутри него кружились снежинки. Они танцевали и, постоянно сталкиваясь друг с другом, создавали волшебные вихри и спирали.
Каждая грань куба преломляла свет, и от этого на ледяных стенах пещеры появлялись невероятные картины.
То возникали огромные ледяные замки с высокими шпилями, словно уходящими в бесконечность. В их окнах вспыхивали крошечные огоньки, а по винтовым лестницам, казалось, кто-то поднимался.
Затем замки таяли, уступая место заснеженному лесу, где между искрящимися деревьями бегали крошечные зверята, оставляя за собой цепочки следов.
А потом лес исчезал, и стены пещеры наполнялись танцующими снежинками. Они кружились в причудливом вальсе, сплетаясь в сложные, ажурные узоры, похожие на нежное кружево.
Волчонок подошёл ближе, осторожно опустил лапу в снег и слегка ею пошевелил. Затем, внимательно вглядываясь в основание постамента, наклонился ещё ниже.
– Ах, вот же она, – прошептал он и аккуратно надавил лапой на выгравированную крошечную звёздочку. Она засияла. Раздался тихий хрустальный звон, и из куба выпал круглый ледяной шарик, внутри которого тоже кружились снежинки.
– Ого-го! – выдохнул Пончик. – Вот это да! Какой красивый ледяной шарик.
Вьюга аккуратно его взял в лапы и бережно прижал к груди.
– Это не просто ледяной шарик… – он говорил так тихо, словно боялся, что их подслушивают. – Внутри него волшебный иней, который способен на многое. Его нельзя трясти, ронять или оставлять открытым надолго. Если иней по какой-то случайности окажется снаружи… – волчонок замолчал, будто взвешивал каждое слово. – То его волшебные свойства будут действовать только 5 минут, а потом он исчезнет. Бесследно. Как будто его и не было.
– Вот это да… – заворожённо прошептал Пончик, почти прижимаясь клювом к ледяному шарику. Его глаза сияли от восторга.
– И ещё, – продолжал Вьюга. – Использовать иней нужно очень осторожно, ведь он может оживить не только игрушки, но и любую другую вещь.
– Вот это да… – произнёс попугай мечтательно, всё так же не отрывая взгляда от волшебного инея. – А как он работает?
Вьюга ещё раз осторожно посмотрел по сторонам и сделал знак лапкой, чтобы Пончик подошёл ещё ближе.
– Нужно взять чуть-чуть инея, а потом посыпать его на тот предмет, который ты хочешь оживить.
– Какая красота. А можно попробовать прямо сейчас?
– Нет, что ты! Конечно, нет! – испуганно замахал лапами Вьюга. – Это не игрушка, Пончик. Волшебный иней – это… это как очень острый нож. Если его использовать неосторожно, то можно случайно оживить, например, стол или пыльный веник, – на этой фразе волчонок огорчённо вздохнул.
– Ха! Живой веник! – Пончик рассмеялся. – Я только что представил, как веник машет своими прутьями и бегает по комнате.
– Именно так всё и было. Он ожил, подпрыгнул и, размахивая своими прутиками, закричал: «Так! Всем оставаться на своих местах! Сейчас я наведу порядок!» И давай бегать по мастерской.
– Так это была правда? – удивился Пончик, на секунду перестав смеяться.
– Увы… Я должен тебе признаться, – начал волчонок. – Я однажды уже попадал в историю с волшебным инеем.
– Я уже догадался, но как это произошло?
– Ну… Это было, когда Дед Мороз доверил мне коробочку с волшебным инеем. Я должен был отнести её сюда. Это было очень ответственное задание.
– И?
– Так вот. Я нёс коробочку через мастерскую, но… тут началось самое интересное, – вздохнул Волчонок. – В мастерской стоял огромный старый стол, на котором лежали чертежи, карандаши и целая гора инструментов. А рядом стоял веник.
– Ой-ой-ой, мне становится уже смешно! – глаза Пончика блеснули.
– Я… Я решил просто посмотреть, как выглядит волшебный иней вблизи. Одним глазком. Ну, я и открыл коробочку совсем-совсем немного. И неожиданно – чихнул.
– Ах! – Пончик едва удержался.
– Да. И, представляешь, прямо над коробочкой! И всё – пшшшш, – и иней разлетелся в разные стороны.
– И что же случилось?
– Сначала ничего. А потом стол вдруг заскрипел и… кашлянул, – вспоминая, Волчонок закатил глаза. – Он начал двигать своими ножками, будто разминая их после долгого сидения. «Ох, спина! Ох, крошки в щелях!» – ворчал он. А потом ещё и веник очнулся.
Пончик взвизгнул от смеха.
Оживший стол был крайне недоволен. Его массивные ножки нервно постукивали по полу, а столешница, будто от возмущения, немного подрагивала.
– Ах, наконец-то! Я ожил! – загремел он басом, отчего Вьюга даже подпрыгнул. – Сколько можно меня игнорировать? Я вам не какая-то там унылая подставка под кастрюлю. Я – сосновый стол! Ручной работы!
– Э… а что вас так расстроило, уважаемый стол? – осторожно поинтересовался Волчонок.
– Ох, разве всё расскажешь! – недовольно воскликнул он и скрипнул всеми своими досками. – Во-первых, почему все забывают, что я стол! Не склад, не верстак, не тренажёр для разминки ласт, а стол! Как мне надоело, что на меня постоянно ставят что-то грязное! Ну вот буквально на днях на мне сортировали шишки и даже немного поцарапали.
– Но ведь за вами же ухаживают. И даже протирают, – аккуратно уточнил Вьюга.
– Протирают?! Ах-ха! Если это можно назвать уходом! Мокрой тряпкой с холодной водой и никакой тебе ароматической полироли… Это вы называете «ухаживают»? – стол возмущённо стукнул двумя ножками. – А мне бы хотелось, чтобы меня протирали, например, мягкой кружевной салфеточкой.
Вьюга захихикал, но стол уже нельзя было остановить.
– А во-вторых… почему на мне СИДЯТ?! Я что вам, лавка в парке?! И главное, садятся на меня в обед, свешивают свои ласты, хохочут, крошки разбрасывают и втихаря пироги свои рыбные по углам распихивают. А я, между прочим, мечтал о хрустальном сервизе и фарфоре с узорами, а не о том, чтобы быть птичьей столовой.
– А кто на вас сидит, простите? – поинтересовался Волчонок.
– ПИНГВИНЫ!!! – взревел стол, и от этого крикливого эха зазвенели стёкла в шкафу. – Болтают своими ластами, громко смеются, песни поют, и НИ ОДИН не вытер после себя! У меня в щелях уже такая коллекция крошек, что я могу открывать выставку «Кулинарная археология в деталях»!
В этот момент к их беседе присоединился оживший веник.
– Наконец-то! Свобода! – проскрипел он своим соломенным голосом. – Как же мне надоело стоять в углу и смотреть на одну и ту же стену! Ну неужели трудно оставлять меня в разных местах? Ей-богу! Вы что, думаете, у меня нет чувств, своей мысли и взгляда на окружающий меня суетливый мир?
Удивлённый Вьюга подошёл поближе:
– Здравствуйте, уважаемый Веник. А на что вы обижаетесь?
– Обижаюсь? Обижаюсь?! Да я в унынии! – Веник сделал обиженный взмах своими прутьями. – Каждый день одно и то же: «Веник, подмети! Веник, за шкафом грязно!» А кто-нибудь спросил меня, хочу ли я подметать за этим шкафом? А там, между прочим, паутина, тёмный угол и… и… этот угрюмый паук Борис…
– Паук Борис? – переспросил Вьюга.
– Да, именно! Он сидит в этом своём углу, и едва я там появляюсь, он выпучивает на меня все 8 глаз и недовольно бурчит: «А, это ты, метёлка? Всё суетишься».
«Метёлка»! И это – обо мне! О венике, собранном много-много лет назад с благородством, из лучшей соломы с южных лугов, связанном с любовью и умением крестьянских рук. Такая грубость пронзает моё сердце, господа. От унижения я уже неоднократно терял свои прутики, которые падали, словно оторванные лепестки с увядшей розы.
Волчонок моргнул. Он, признаться, не часто слышал подобный стиль разговора, особенно от веника. А уж слово «крестьяне» и вовсе ввело его в некоторое замешательство. Он даже не был уверен, видел ли он хотя бы одного настоящего крестьянина.
– Крестьянских рук? – осторожно уточнил он.
– Да, именно. Я говорю о крестьянах. – с достоинством подтвердил Веник, взмахнув прутиками. – Я хорошо знал их. И поэтому знаю толк в настоящих мётлах.
Теперь всё клеят кое-как,
Без сердца, смысла и стремлений.
А раньше строили – всё впрок и в такт,
С поэзией, с дыханьем вдохновений.
Вьюга кивнул, в основном от уважения, но чуть-чуть и от растерянности.
– Ох, простите, дорогой Веник, – сказал Вьюга. – Но ведь вы полезны. Без вас было бы очень грязно.
– О, благодарю, благодарю за тёплое слово! – воскликнул Веник, но тут же печально наклонился. – И всё же, клянусь вам, быть полезным – не значит быть любимым! Вечно тычут в спину: «Поторопись, Веник! Живее, Веник». А если случится мне обессиленно рухнуть на пол, то тут же начинается: «Ой, Веник упал!» Конечно, упал! Я в обморок упал – от слёз и от глубоких горьких чувств.
И тут он, словно дирижёр, горделиво поднял один из своих прутиков.
– Я – Веник! Я философ чистоты!– он на секунду задумался. – Ага, вот:
Я – Веник! Философ чистоты,
Сметаю пыль, ненужные мечты.
Я вижу мир в огнях и паутинках,
А смысл ищу в пылинках и тропинках.
– Браво! – воскликнул Вьюга. – Это было великолепно!
– Спасибо, спасибо! – Веник слегка поклонился, постукивая соломенной щетиной по полу. – А теперь, если позволите, я хотел бы устроить себе… день безделья.
И, гордо повернувшись, он зашуршал в сторону окна, где светило солнце.
Легонько опрокинувшись на бок, веник вытянул свои соломенные прутья и изобразил, будто он загорает на пляже.
– Эх… ещё бы кокосовый орех с трубочкой… И соломенную шляпку! – сказал он и мечтательно вздохнул.
Пончик просто умирал со смеху.
– А что было потом? – еле выговорил он.
– Потом заговорила занавеска и чайник…
Не успел Веник величественно удалиться к окну, как в углу комнаты что-то сверкнуло.
– Ла-а-а-а! – раздался звонкий металлический голос. – Ах, сцена… ах, публика!
Все обернулись. Это пел пузатый эмалированный чайник с румяными пятнами на боках.
– Простите, уважаемый Чайник, – спросил Вьюга, подходя ближе, – вы что… поёте?
– О, дитя моё, – чайник грациозно наклонился, будто приветствовал публику. – Я всю жизнь мечтал стать оперным певцом. Но вместо сцены – плита, вместо публики – кружки, а вместо оваций – бульканье! И самое ужасное… вместо арии – лишь свист.
Он театрально подпрыгнул на месте, звонко лязгнул крышкой и откинул свисток в сторону.
– А я хочу петь! Я вижу себя на огромной сцене, между прочим.
В этот момент с карниза вяло вздохнула занавеска.
– Вот вы мечтаете о сцене, а я мечтаю быть платьем… – сказала она томно, слегка покачиваясь. – Я хотела бы струиться по залу, порхать в вальсе, шуршать на балу…
– А видели бы вы, как она воображает себя бальным платьем… – вставил Веник, уютно лежа под солнышком, вытянув все свои прутики. – Только ветер подует, она сразу – «Ах, я кружусь на балу. Ах, я кружусь!»
Занавеска кокетливо взмахнула складками.
– Да. И пусть! Лучше быть кокеткой, чем жалкой тряпкой в углу, об которую постоянно вытирают лапы.
Вьюга не знал, то ли смеяться, то ли сочувствовать.
– Слушайте, а что, если мы устроим настоящий бал? Со сценой, оперой, танцами, – предложил он вдохновлённо. – Чайник споёт, занавеска закружится в танце, стол накроем скатертью, а веник проведёт генеральную уборку… Все будут при деле!
Вещи на секунду затихли.
– Бал? Со сценой? – Чайник задрожал от восторга. – Я даже могу спеть арию из «Кармен»… ну, или хотя бы удивить вас художественным свистом!
– А я сделаю пируэт! – радостно воскликнула Занавеска и кувыркнулась на карнизе.
– Ну, конечно. Все будут веселиться, а веник будет делать генеральную уборку. Уж вы придумали. Нет! На этом балу я тоже буду отдыхать. Я буду там в шляпе с пером и в бархатном плаще. Буду взирать на небо и вдыхать аромат воображаемых роз. И, кстати, на этом празднике не должно быть Бориса. А то я, изволю, не прийти, – предупредил Веник, потряхивая прутьями.
– Договорились! – рассмеялся Вьюга.
Не успел он договорить, как стол от радости начал галопом скакать по комнате, чайник радостно засвистел, а занавеска затанцевала.
Попугай уже не мог сдержать смех, он хлопал крыльями и, ещё чуть-чуть, и он бы свалился в сугроб.
– И как ты это всё остановил?
– В комнате было так шумно, что пришёл Дед Мороз.
– А дальше?
– А дальше мы ему всё рассказали. И он сказал, что новогоднюю ночь мы будем проводить вместе. Ну, а потом Дедушка Мороз аккуратно собрал волшебный иней в коробочку. И всё.
Пончик от смеха катался по снегу.
– Ой, Волчонок! Ну ты даёшь! Вот это ты чихнул!
– Зато теперь я знаю, что с волшебным инеем нужно быть крайне осторожным. Кстати, стол до сих пор иногда ворчит, когда кто-то садится на его столешницу. А веник периодически убегает от уборки, заявляя, что у него «выходной». И с этим теперь приходится считаться.
Волчонок рассмеялся.
– А теперь нам пора, Пончик. Пойдём. Поможем Деду Морозу. Нужно, чтобы подарки попали к детям вовремя.
– Вперёд! – радостно согласился Пончик, взлетая в воздух и кружась над Вьюгой.
Когда ледяной шарик с инеем был спрятан, друзья отправились к выходу.
– Да и ещё, об этом инее не должен знать Злюка Бабагача.
– Злюка Бабагача? А кто это?
– Это злой синий попугай, – сказал волчонок шёпотом. – Он огромный. Обожает делать пакости и мешает нам готовиться к Новому году. Ну, пошли.
Они быстро вышли из пещеры, Вьюга опять забросал вход снегом. Пончик был задумчив: «Интересно, кто этот Злюка Бабагача?»
О проекте
О подписке