– Мою дочь звали Елена Колесина, – указала Лариса. – Она была женой этого… человека большую часть своей жизни. Он убил ее – и ему хватило наглости сделать ее смерть частью своей пиар-кампании. Пожалейте несчастного вдовца, он пережил боль и справился!

Вот теперь она позволила себе проявить ненависть, впервые с начала их разговора. А может, не позволила, а просто не сумела скрыть, слишком уж сильным было чувство.

Михаилу полагалось прогнать ее. Очевидно, что женщина, потерявшая дочь всего год назад, не в себе… А он разве в себе? Он разве никого не потерял и не понимает эту тупую, выжигающую боль?

Забери меня, верни ее…

– Расскажите мне все, – попросил Михаил.

– Вы мне верите?

– Я пока слишком мало знаю, чтобы верить. Расскажите.

Борис и Елена познакомились двадцать семь лет назад – в университете. Она только поступила, он уже заканчивал. Она была дочерью влиятельного чиновника, он – бойким, подающим надежды студентом. Поразительно некрасивым, но ловким и обаятельным. Он быстро заметил привлекательную девушку, одетую куда дороже других. Время его обучения истекало, пришла пора озаботиться карьерой. Елена верила, что он просто влюбился в нее, ее мать уже тогда заподозрила, что Борис мыслил куда шире.

Он оказался достаточно настойчивым, чтобы получить все сразу: молодую красивую жену, квартиру и машину, подаренные ее отцом, неплохое рабочее место. Но и сам он был непрост: у него еще с далекого детства, проведенного в «неблагополучном» районе, остались связи с людьми, ныне превратившимися в новых хозяев жизни.

Сначала он работал под крылом тестя, а через несколько лет перешел в банковское дело. Семья всегда жила безбедно, вот только Лариса сильно сомневалась, что счастливо. В какой-то момент Елена перестала смотреть на мужа влюбленными глазами, она выглядела грустной, подавленной чем-то. Мать пыталась расспросить ее, что происходит, но Елена лишь отмахивалась.

Со стороны они с Борисом казались идеальной парой, даже работали вместе: Елена взяла на себя всю благотворительную деятельность, которой занимался банк. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы сделать ее счастливой.

– Сначала она призналась, что Колесин ей изменяет. Представляете? – презрительно бросила Лариса. – Сам похож на полуразложившийся кусок фарша, а туда же – ловелас!

Годы шли, Елена продолжала следить за собой, а ее муж давно расслабился. Это сначала он, осознавая, что природа была к нему не слишком щедра, делал все, чтобы скрыть собственные недостатки. Но чем больше денег у него становилось, тем сильнее было убеждение: мир примет его любым, если миру достаточно заплатить.

В чем-то Борис был прав: на такие деньги, как у него, с готовностью слетались юные неопытные девочки, красивые и не озадачивающиеся какими-то там высшими принципами. Они не любили – так ведь он и не искал любви! Ему нужны были молодые тела, а тела с готовностью выставлялись на продажу.

Уже тогда Лариса завела речь о разводе, но Елена не согласилась. Сама себя она, смотревшаяся рядом с мужем его дочерью, считала слишком старой. Она боялась скандала, осуждения – и бедности. К тому моменту ее отец умер, и, хотя он оставил неплохое наследство, она понимала, что Борис достаточно мстителен, чтобы быстро пустить ее по миру. Поэтому она терпела, делала вид, что ничего не знает, и умело улыбалась перед камерами журналистов.

– Я решила, что после такого она проглотит все, – вздохнула Лариса. – Не поймите меня неправильно, я всегда любила Лену… и всегда буду любить. Но ведь любовь не делает человека слепым! Не всегда так точно. Я знала все недостатки своей дочери, и бесхребетность была главным из них.

Постепенно Лариса смирилась, признала, что ее дочь от мужа не уйдет. Бориса вполне устраивала эта покорность, ему нравилось в интервью говорить, какой у него прекрасный многолетний брак – чуть ли не со школьной скамьи!

А примерно два года назад Елена сама заговорила с матерью о разводе. Она казалась нервной, испуганной чем-то, однако отказывалась пояснять, чем именно. Она лишь твердила, что не может больше оставаться рядом с Борисом, но все нужно сделать с умом, иначе плохо будет всей семье.

– Она не хотела говорить ему до последнего, и это было правильно, я сама ей советовала, – признала Лариса. – Вы даже не представляете, каким мстительным могло быть это жирное чудовище! Он не любил Лену – но считал своей вещью и никогда бы не отпустил. Так что она готовилась… Но ничего в итоге не успела. Умерла раньше.

Год назад Борис неожиданно предложил супруге съездить на отдых в Египет – вдвоем, романтическое путешествие и все такое. Предложение было неожиданным хотя бы потому, что они давно уже отдыхали отдельно, причем по инициативе Бориса, который долго доказывал, что мужу и жене иногда нужно оставаться в одиночестве, это делает брак крепче.

Елена согласилась только потому, что у нее не было причин отказываться. А может, она, в глубине души оставшаяся все той же наивной влюбленной девчонкой, верила, что Борис заметил ее отстраненность и хочет все исправить, не доводя до развода. Она поехала с ним – а в Россию вернулась уже в цинковом гробу.

Несчастье произошло во время банальнейшей экскурсии. Квадроцикл, на котором каталась Елена, взорвался прямо под ней, женщина получила серьезные травмы – но выжила. И поначалу врачи были настроены оптимистично, однако через несколько дней она все-таки скончалась в больнице.

Борис казался безутешным, он щедро раздавал интервью, рассказывая о том, как скучает по любимой жене. А через несколько месяцев он неожиданно для всех объявил о начале политической карьеры. Лариса считала, что причин на самом деле две – смерть Елены и то, что она узнала о муже, то, что, в отличие от измен, так и не смогла принять.

Естественно, никаких доказательств у Ларисы не было, да и не могло быть. Однако Михаил не спешил убеждать ее, что она все придумала, потому что не может справиться с горем. Версия у нее получалась логичная, все вполне могло случиться именно так. Люди, подобные Борису Колесину, не меняют жизнь настолько резко, если это не выгодно им и тем, кто их прикрывает. Ему много лет было удобно и уютно в роли банкира. Зачем ему что-то менять?

А вот, видимо, появилась причина.

Но все равно…

– Почему вы пришли ко мне? – спросил Михаил. – Это по-прежнему не мой профиль.

– Потому что тут в первую очередь не профиль важен, а честность. Я прекрасно знаю, как действует мой зять. Он покупает всех, кого можно купить… Он даже родного сына заставил принять эту идиотскую версию смерти матери! Потому что для моего внука, увы, безлимитная банковская карта дороже правды. И чтобы хоть чего-то добиться, мне сначала нужно найти человека, который не продается.

– Вы решили, что этот человек – я? Откуда такая уверенность? Вы даже не знаете меня.

– Я не знаю, а мой покойный муж знал. Константин Вишняков, помните такого?

– Нет.

– А он вас помнил, – устало улыбнулась Лариса. – Он однажды оказал вам услугу. У вас с ним не было договора, что вы вернете долг, вы даже, может, не знаете о ней. Но я не буду ничего требовать, я продолжу просить. Мой муж оказал вам ту услугу как раз потому, что считал вас хорошим человеком, Михаил.

Вести себя осторожно и сдержанно Михаил Эйлер научился годам к сорока. До этого его подводила та же горячность, которую он позже пытался погасить в Александре. Он задерживал тех, кто этого заслуживал, игнорируя любые связи и громкие имена. Иногда это било по нему, оборачиваясь выговорами и карьерными пробуксовками. Пару раз он даже оказывался на грани увольнения – когда бросался на особо крупную добычу.

Вот на одной из таких граней его и поддержал Константин Вишняков. У очередного обнаглевшего малолетки, которого Эйлер чуть ли не за руку поймал, были очень непростые родители, которые требовали, чтобы назойливого следователя послали куда подальше. Вишняков же оказался человеком еще более непростым. Не безгрешным, но не утратившим принципы.

– Он считал, что в полиции нужны такие люди, как вы… честные. Даже если упрямые и твердолобые, – тихо рассмеялась Лариса. – Костя сам натворил всякого… А что делать? Чтобы сохранить такие позиции, иногда нужно идти на компромисс. Но по сути своей он был честным человеком. И он решил помочь другому честному человеку просто так, ничего не требуя взамен. Еще раз повторю, я не давлю на чувство долга, потому что никакого долга за вами нет. Но я прошу вас – именно как честного человека, которого разглядел в вас мой муж. Я больше не могу видеть, как этот урод наживается на смерти моей дочери… Вы не представляете, каково это – потерять собственного ребенка!

И снова она мелькнула рядом – его Александра. Не настоящая, а отражение в окне его кабинета. Ускользающий образ с кровавыми потеками из пустых глазниц.

Образ, который он создал.

– Я ничего не могу вам обещать, – указал Михаил. – И я не знаю, получится ли у меня разобраться с этим. Но я хотя бы попытаюсь…

…Океан снова подхватил его, утащил, заставил забыть то, что приносило боль. Михаил даже не знал, почему его унесло на тот берег. Это Ян ему что-то сказал, что-то такое упомянул, что заставило его вспомнить о встрече с Ларисой Вишняковой. С чего бы вдруг?

Не важно. Теперь уже все не важно.

Он надеялся, что океан снова утащит его на глубину, где не нужно ни думать, ни помнить. Но на этот раз не повезло, там он пробыл недолго, его снова выбросило на берег, на этот раз – на знакомый.

Получается, сегодня ему достался один из тех моментов, которые его сиделки звали просветлением. Иногда это случалось просто так, без особой причины, и Михаил понятия не имел, почему его мозг вдруг решил заработать, когда он просто пил чай или пялился на лужайку.

Но сегодня причина все же была – в гостиной напротив него сидел его сын. Не Ян, к счастью. Павел. Тоже сложно, однако не так, как общаться с близнецами.

Павел выглядел паршиво – он заметно похудел, взгляд потерянный. Михаил попытался вспомнить, почему это произошло, и не смог, хотя ему наверняка рассказывали. Пришлось слушать.

– Похоже, разведут нас с Жанной еще до конца года, – криво усмехнулся Павел. – Самому не верится, да и не хочется иногда… Но только иногда. Потому что я думал, что уж мой-то брак навсегда, как у вас с мамой было. Человек, как говорится, предполагает…

Вот это «как у вас с мамой» очень многое говорило о его старшем сыне. Если Ян был похож на Михаила просто потому, что таким родился, то Павел сделал это целью, к которой шел с завидным упрямством. Он чаще планировал свою жизнь, чем просто жил, и это приводило к серьезным ошибкам. Но Михаил ничего ему не советовал, даже когда мог. Он знал, что его советы будут восприняты как единственно правильный вариант, а он в собственной мудрости как раз уверен не был.

Когда болезнь окончательно утащила его на глубину, Павлу пришлось жить без прежнего авторитета. Долгое время Михаилу казалось, что у него получается, а теперь вот эта уверенность исчезла.

– Мы с Жанной никогда не вели себя, как влюбленные малолетки, всегда умели все проговаривать, – продолжил Павел. – Думаю, это нас и спасало в первые годы. Но после того, что случилось с Кириллом, все как-то быстро, разом, посыпалось… Представляешь? Оказывается, можно прожить с человеком два десятка лет – и совсем не знать его. Да у нас общего почти нет!

– А что случилось с Кириллом? – встрепенулся Михаил.

На Жанну ему, откровенно говоря, было плевать. Он прекрасно знал, что его сын женился на циничной малоэмоциональной девице, которая с годами логично превратилась в совсем уж холодную, расчетливую тетку. Эта из-за развода терзаться не будет, она сосредоточит все усилия на том, чтобы оттягать у бывшего побольше.

Кирилл – совсем другое дело. В нем Михаил чувствовал свою породу, те пылающие страсти, которые сгубили не одного представителя семьи Эйлеров. Сколько же лет сейчас этому мальчишке? Он еще ребенок или уже нет?

– Папа, я тебе рассказывал, – укоризненно заметил Павел.

– Расскажешь еще раз, не развалишься.

Михаил всегда теперь так общался – со всеми. Резко и грубо. Его за это называли капризным стариком, а он не обижался и ничего не пояснял. Его замысел был прост: сделать так, чтобы его не особо оплакивали, когда он все-таки отправится на тот свет. Он попросту не заслужил этих слез.

Павел, конечно же, не отказал ему. Он так и не научился отказывать отцу.

– Кирилл, он… он связался с дурной компанией. Там и наркотики были, и оргии какие-то, ты не представляешь… Они еще и на видео это снимали! Потом его порезали, так это предсказуемо: иначе такое не заканчивается. А ведь мы с Жанной его по-другому воспитывали! Я же его учил, я его предупреждал, а он все равно вляпался так глупо…

Он многое недоговаривал, это чувствовалось. Тайна, уродливая и страшная, таилась где-то за словами «оргии», «наркотики» и «порезали». Словами жуткими сами по себе – и совсем уж ужасающими, когда их выбирают, чтобы сгладить острые углы.

– Его порезали – и что? – поторопил Михаил.

– Чуть не умер он… Ты не представляешь, насколько мне тогда было страшно! Если такое случится еще раз, я сам просто сдохну, папа… Я хотел преподать ему урок. Не сюсюкать с ним, а сделать так, чтобы он все понял, чтобы такого больше не было… Так Ян и Сашка не позволили мне! Они настроили Кирилла против меня, сказали, чтобы я не смел его трогать…

– Ты бил его?

– Да не бил, пощечину дал… Господи, да как ты мне, сам ведь знаешь – ничего такого! Мне это помогло, ему бы помогло… Но нет, они у нас решили добренькими побыть! Теперь Кирюха со мной не общается… А с Жанной мы, как остались без него, совсем друг друга понимать перестали…

Тут Михаил не выдержал:

– К черту Жанну! Твой сын чуть не умер – и ты дал ему уйти?

– Ну да, – растерялся Павел. – Ты же сам говорил, что жизни спасает дисциплина, а не бабьи сопли!

Он действительно такое говорил. Михаил понимал, что не имеет права злиться на своего сына. Если близнецы рванулись и сорвались с поводка, то Павел вырос именно тем, что лепил из него отец.

Вот только результат оказался совсем не таким, как хотел Михаил.

На этот раз образ ворчливого старика не выдержал, треснул. Михаил чувствовал, что у него мало времени, очень скоро глубина утянет его обратно к себе. Но он не мог просто ускользнуть в свое убежище и оставить все как есть.

Он подался вперед, резко и быстро, хотя знал, что это вредит его ослабленному телу. Ему было плевать, он не видел смысла искусственно продлевать свое жалкое существование. Михаил сжал обеими руками свитер Павла у самого горла, а его сын, который был намного сильнее его, от неожиданности просто замер перед ним испуганным ребенком.

– Иди к нему, – процедил сквозь сжатые зубы Михаил. – Скажи ему все про свой страх, скажи, что любишь его. Сделай все, чтобы он простил тебя.

– Но он…

– Ты виноват! А я перед тобой еще больше, но ты – перед ним! Я уже ничего исправить не могу, а ты исправляй, времени всегда слишком мало!

Это было, пожалуй, незаслуженно жестоко – опять, и снова, как и всю его жизнь. Но Михаил должен был предупредить сына. Чтобы потом, через пару лет, Павел, несчастный и пустой внутри, не повторял каждый день придуманную им же молитву.

Забери меня, верни ее.

Забери все, что хочешь…

Хотя, если задуматься, его просьбу наконец услышали. Александра вернулась – но Михаила Эйлера, который должен был молить ее о прощении, уже забрал себе темный океан.