VII

К башне данжеона они шли, обойдя особняк с противоположной стороны и скрываясь в зарослях рощи, в которой народ опасался даже гулять. Нельзя сказать, что их никто не видел, однако кандалы с гнома были очень предусмотрительно сняты ещё на застолье, так что вид их троицы не шибко привлекал сейчас к себе внимание.

– Здесь три замка, – первым нарушил молчание виконт Себастьян ещё на подходе. – Дверь башни, вход в темницу и там внизу ещё, – пояснил он.

– Не страшно, просто дольше провозимся. Но, раз с нами некромант я, хе-хе, нечестии не боюсь, – заявил дворф, хотя весь его трясущийся и вспотевший вид выдавал совершенно обратное.

Благо он не знал, что местная нежить командам Бальтазара не подчиняется. Его не просвещали в подробности. Он мог даже не знать о летающей по ночам фурии, если мирно спал где-нибудь в это время в съёмной комнате, если только сам не слышал вчерашнего сражения в миниатюре, пронзающего до костей свиста, хлопанья крыльев и каких-либо местных легенд. Хотя за столом уверял всё же, что им нужно успеть «до неё», значит, так или иначе, был в курсе. Или испугался со слов господ упоминания такой твари.

– Итак, господа хорошие, разойдитесь-ка. Мне нужен конус, – чуть разведёнными руками показал он от себя пространство в сторону обитой досками металлической старинной двери.

Бальтазар и градоначальник встали у него за спиной на расстоянии в два шага. Попасть под чужую магию не хотелось, но и быть слишком далеко на случай, если этот проныра опять решит сбежать – тем более. Был, конечно, и вариант, раз они стоят близко, то он просто развернётся и собьёт их с ног, как уже было с некромантом буквально вчера, но тот тайно оплетал их бесшумным барьером на этот случай.

Звуковая или магическая волна сорвёт морок тумана, никак не задев их, скрывавшихся за вуалью, словно величественные недвижимые статуи или монолиты древности, которым следовало бы поклоняться. Предусмотреть всё они, конечно, не могли. Например, бард мог с размаху покрутиться на месте, задев их ситаром по головам. Инструмент, вероятно, повредится так, что шансов восстановить будет мало, зато убежать этот гном, скорее всего, сумел бы при таком раскладе.

Ветер шелестел в кронах так, что скрипели старые массивные сучья. Пения птиц в роще не раздавалось, будто даже всякая живность обходила эти проклятые места стороной. Ни щебетания, ни стрёкота белок, разве что насекомые периодически сновали по коре. Вальяжные жуки, сражавшиеся за самок, скидывая друг друга, вечно занятые муравьи, на которых с презрением поглядывал Себастьян, считая их аналогом имперских порядков, где с рождения за каждым закреплена его функция.

Оно и понятно, если нет птиц, способных склевать всё это многообразие членистоногих да выковырять из коры их личинок, значит, жучки-паучки найдут себе целое раздолье, пожирая друг друга и размножаясь на ветвях, листьях и кустарниках. Вероятно, где-то здесь могли быть осиные и пчелиные ульи, хотя до ушей не доносилось характерного жужжания. И, вероятно, к ним виконт относился бы с таким же отвращением, как и к муравейникам, хотя вот есть мёд он любил и с ближайших пасек всегда заказывал оный в своё поместье, как делали и многие другие здешние дворяне.

Хотя хищные вороны где-то там, в развалинах башни, гнездились. Но насекомым они шибко не угрожали, улетая отсюда в ближайшие леса за всякими грызунами, высматривая полёвок на полях и пастбищах подле города. Да и было их всего несколько гнёзд на самом деле.

То, что делал гном, относилось к какой-то загадочной и совершенно не человеческой магии. Движения пальцами, рунические символы, использование звука, как чародейского орудия, и музыкального инструмента в качестве катализатора вместо посоха. Пусть дворф был и не местный, но Сельваторск продолжал поражать и удивлять Бальтазара, впервые его посетившего, всеми своими нынешними обитателями от странной старушки до вот такого барда-низкорослика.

А самым интересным было то, что разрозненные бренчанием его толстых пальцев аккорды и вправду складывались в полноценную мелодию. Пусть не похожую на те мотивы, что обычно играли странствующие артисты на площадях, и уж совсем не имевшую ничего общего с фоновой музыкой на пирах и званых вечерах аристократии. И, тем не менее, во всём этом была своеобразная жёсткая гармония, определённые закономерности, лиричные перепады и, куда важнее, воздействие на входной замок.

Что-то там скрипело и лязгало, постукивало и тёрлось друг о друга, пока со скрежетом старая дверь не отворилась перед ними, проехав на петлях и поднимая небольшую пыль своего внутреннего запустения. В лицо помимо этой дымки серости ударил мерзостный запах тлена.

Гниющая человеческая плоть скопилась где-то там внутри, все неупокоенные с кладбищ прорыли за столетия себе ходы к подземным тоннелям и сейчас ждали к себе гостей. Не зная сна, усталости и голода, впрочем, в последнем наверняка нельзя было быть уверенным, они могли сколько угодно терпеливо охранять это место и отбивать костями ритм должного часа, когда к ним спустятся новые жертвы. И это ожидание неустанно полыхало внутри их мёртвых исчахших сердец.

И делать было нечего, вся троица зашагала внутрь, а Бальтазар предусмотрительно соорудил из пальцев серебристый сверкающий шар, порхавший впереди и освещающий им путь. На полу были отдельные кости и валявшиеся без нижней челюсти черепа. В некоторых кандалах виднелись останки рук, но это пока ещё была совсем не та нежить, что обитала в этом месте.

В подземелье вела округлая каменная дверь, чьи крупные петли казались столь плотными и могучими, что переломать их кувалдами выглядело бы наперёд тщетным занятием. Нужен был ключ, о чём свидетельствовала едва заметная и запылённая замочная скважина.

– Ну, мистер взломщик, продолжайте свою работу, – скрестил на груди руки Себастьян, а Бальтазар оглядывал изломанную винтовую лестницу, ведущую в верхние помещения тюремщиков и надзирателей.

Там же когда-то располагались и хранилища важных бумаг об узниках, кто, за что и на какой срок, с какими приказаниями по пыткам, кормёжке. Вероятно, была какая-нибудь комната для допросов, а ещё смотровая площадка, чей функционал был обособлен от темницы и призван приглядывать за порядком в городе, наступлением врага или возникновением каких-нибудь лесных пожаров, дабы вовремя обо всём таком подать сигнал страже, властям, жителям Сельваторска.

Дворф вновь начертил в воздухе руны, которые начали мерцать и пульсировать, наливаясь металлическим золотистым блеском по мере его продолжительной игры. Струны резонировали с эхом полуразрушенной кладки, осыпая ещё больше пыли со щелей между блоками, распугивая стаи летучих мышей и птиц, что нашли себе здесь приют, но всё-таки взаимодействуя с тяжеленной дверью.

В одиночку, быть может, Себастьян или Бальтазар даже не смогли бы поднять её без воздействия магии. За Коркоснека говорить было сложнее, он хоть и выглядел пузатым, был при этом широкоплечим и невероятно крепким, напоминая комплекцией богатыря-кузнеца из Яротруска по имени Родерик. У него тоже были тайные подвалы, и именно там нашёл для себя свой верный меч-клэйбэг барон Кроненгард.

Заклятье на этот раз сработало немного не так. Петли не выдержали и треснули, так что тяжёлая дверь обвалилась вовнутрь, раздавив собой с хлюпающими брызгами весь ворох собравшейся там под ней живой мертвечины, ожидавшей прихода гостей.

Запах гниющего некрополя стал ещё более тошнотворным. В зияющую дыру нырнул шарик света, а вторгшимся гостям, зажимавшим носы, пришлось по обломкам лестницы спускаться друг за другом в дьявольский склеп подземелья, ставший последним пристанищем и могилой для множества заключённых, среди которых была и последняя из рода Роарборх. Та самая Ребекка.

Но она была явно не среди скопившейся обезумевшей мерзости, как-то проникшей к самому входу. Раздавленные туши ещё трепыхались в луже собственных расплескавшихся останков, но поднять каменную плиту никак не могли. Дворф хотел бы развернуться от такого зрелища с торчащими обрывками бледной плоти и ошмётками мяса на шевелящихся высунутых из-под обвалившейся двери конечностях, но шагавшие за ним Себастьян и Бальтазар, разумеется, никуда бы его не выпустили.

Затхлый коридор из красного кирпича арочным вытянутым проёмом змеился пред ними, иногда разбегаясь на перекрёстках в несколько путей. Тут были кладовые, помещения с давно испорченной одеждой, среди которой в основном оказались мантии и рясы. Свечи и подсвечники, один из которых тут же взял в руку виконт, судорожно разыскивая и огниво, дабы поджечь фитили. Попадались какие-то ритуальные маски, диадемы и прочие носимые атрибуты-побрякушки для церемоний.

– Вот он, кабан, герб Роарборхов. Само имя рода, если расшифровать с древних языков, будет означать «ревущий вепрь», – показывал и рассказывал Себастьян, водя таки зажженными свечами подле запылившейся фрески.

Чем дальше они шли, тем отчётливей были слышны вопли и стоны бродящих здесь зомби. Но по правую и левую руки от них теперь уже располагались прочные приваренные к проёмам решётки, не позволявшие тем к ним пройти. Живые мертвецы алчно тянулись, постукивая зубами, пытаясь их схватить. Шагать можно было только чётко по центру друг за другом, в надежде, что протянутые руки не смогут до них добраться. И вся компания двигалась вперёд по этим подвалам некогда величественного замка, от которого за исключением тюремной башни уже над ними не осталось и следа.

– Стоять! – хватал за шиворот Себастьян гнома, оттаскивая от какой-нибудь ловушки.

То лезвия или копья вылезали из стен при нажатии на подножную плиту. То под ними разверзалась пропасть с кольями, которую необходимо было перепрыгивать. Место скрывало немало секретов, приходилось быть внимательными и не попадаться в такие капканы.

Могильный холод будто бы отступал, несмотря на пугающее присутствие множества шевелящихся трупов. Здесь было тепло, как будто где-то рядом или под ними протекал горячий источник. И всё же было довольно сыро, с запахами плесени, сырой земли и гнили, пронизывающими незримыми нитями весь воздух.

– Кстати, – заговорил вдруг Бальтазар, – вы мне сказали, что приваренные решётки ваших рук дело. Как же сюда проникли ваши мастера, если ключ был недоступен? – поинтересовался он.

– Ключ всегда хранился у чародея. Отец Киры был куда более сговорчивым. Он хотел покончить с тьмой, изгнать отсюда всю эту нежить. Но когда мы продвинулись вплотную к главному залу, на выходе его унесла и растерзала фурия. Открыть последнюю дверь его дочь отказывается. Вот мы почти к ней и подходим, – слегка вскинул виконт головой, как бы указывая вперёд.

В свете сияющей сферы и подрагивающего пламени трёх свечей золотого подсвечника красовалась ещё одна металлическая, но обитая также ещё слоем дерева дверь главного зала, повторяющая арочные контуры коридора, открываясь вовнутрь.

– Что ж, внутри должен быть легендарный горн, – произнёс Себастьян. – Играй, музыкант. Если поверья верны, эта последняя дверь.

– Как прикажете, ваше благородие, – взял Коркоснек снова ситар в руки с определённым воодушевлением.

Стены дрогнули, песок и пыль осыпались, зомби от резких звуков выли ещё протяжнее, словно им крайне не нравился концерт пришедшего к ним сюда не шибко-то по своей воле барда. Эхо подхватывало и разносило звуки по всем коридорам, не спотыкаясь ни о какие заслоны и плотные металлические решётки.

Вот только замок на этот раз не поддавался. Дворф чертил свои руны, даже обводил их кругом, будто это их должно усилить, направлял силу и энергию волшебной музыки прямиком на замочную скважину, раздавался скрежет защёлок, а та всё никак не поддавалась.

– Может, открылась, да слишком разбухла? Может, силой её надо? – предположил Себастьян. – Давайте, что ли, гурьбой, навались! – попытался он скомандовать, но воздух пронзил свист ярко-зелёной стрелы, угодившей в деревянную дверцу.

А потом та вспыхнула, взорвавшись им в лицо ярко сверкающей дымкой, заставившей вскрикнуть и зажмуриться. В глаза будто бы попали острым перцем, а в лицо пудрой из колючего толчёного стекла. Однако же ощущения эти в скором времени притупились и рассеялись вместе с чарами.

Протирая глаза, прокашливаясь и слегка постанывая, словно те же зомби, троица в дрожащем свете глядела, как к ним шагает разгневанная Кира, сверкая нефритовым взором из-под своего тёмно-болотного капюшона. Орлиный лук мерцал, переливаясь от едко-розового до небесно-голубого синхронными волнами от рукояти к резным крыльям.

– Какие же вы предсказуемые, – шумно выдохнула она. – Говорю ж, мужики все одинаковы… Мёдом вам тут что ли намазано? Как непослушная детвора забрели на свою голову безмозглую, навстречу приключениям…

– Бежим! – тут же предложил гном, хотя она как раз преграждала собой им путь в этом коридоре. – Ладно, не бежим. Какой у нас запасной план, братаны? А? А? – оглядывался он, переводя свой взор то на виконта, то на некроманта.

– Кто ещё предсказуем, – хмыкнул Бальтазар. – Так и знал, что ты появишься. Твоя записка меня не напугала, а почерк красивый, – отметил он. – Ветви деревьев подле башни скрипели так, словно ты там не одна, а собрала целую ораву в подмогу. Хруст крючков на твоей обуви о кору я с той ночи узнаю из тысячи других звуков, – оскалился некромант в улыбке.

– Хорошая была ночь, подстрелила одного чернокнижника, – сурово отчеканила лучница.

– Она была бы куда ярче, если бы вы провели ту ночь вместе, – вульгарно и гордо заявил тот с игривой улыбкой.

– Мечтать не вредно, некромант. Оставь свои речи для глупышек из борделя. Барон вы там или холоп, мне всё равно. Вы хоть в курсе, что снаружи уже вечер? Вы пошли сюда не с утра, а после обеда. Устраивали концерты, шагали по башне, шарились по лабиринтам подземелий, ещё и заглядывали в разные комнаты с оставленным Роарборхами хламом! – возмущалась она. – Совали всюду свои любопытные носы, куда ни попадя. Аж стоять и ждать вас в темноте устала, уфф, – прорычала чародейка. – Затянули время так, что вскоре проснётся чудовище. И вчера вы что-то не слишком-то готовы были её побеждать.

– Чудовище?! – удивился бард.

– Ты вот здесь вообще зачем? – поинтересовалась Кира у музыканта.

– Ну, как! – воскликнул тот. – Я ж и прибыл в ваш Сельваторск, чтобы на легендарный горн посмотреть! Зачарованные музыкальные инструменты – моя страсть! – открыл он уже все карты, словно его зельем правды опоили. – Как услышал от господина начальника, что зовут в подземелье искать эту диковинку, тут же вызвался быть полезен!

– Глупец, – посмеялась над ним Кира, вышагивая ближе. – Горн – это печь. А не тот горн, в который дудят глашатаи.

– Что?! Да как так? – притопнул дворф от ярости. – Ну, я так не играю… – грустно вдарил он по струнам.

– Открывайте, что уж встали, – неожиданно для всех бросила она им связку ключей с пояса, которые поймал хлопавший своими золотистыми глазами Себастьян.

– Вы что, передумали? – удивился тот такому повороту событий.

– Рано или поздно кто-то вскроет эту дверь. Местный, – посмотрела она на Себастьяна, – пришлый, – перевела свой взор на Бальтазара, – или взломщик, – опустились ярко-изумрудные женские очи на вздрогнувшего гнома. Пусть лучше это случится при мне. Я, в конце концов, наследная чародейка Сельваторска.

– Ей тоже нужна склянка, – перевёл всю эту пафосную речь на понятный язык Бальтазар.

– Ах, вы в курсе и об этом, – цокнул языком с досадой Себастьян, не посвящавший того в свои планы.

– Так я вам больше не нужен? – с надеждой поинтересовался Коркоснек.

– Ты нужен, как никогда, мой маленький друг, – положил руку ему на плечо Бальтазар. – Понимаешь ли, сила горна проклятьем рода Роарборхов подчиняет волю этих зомби. И я не могу их контролировать. Как бы понятнее выразиться… Их сознание уже занято другой магией. Нельзя налить вино в бокал, если он полон воды или молока, понимаешь? Да, на деле получится какая-то смесь, что-то выльется через край, но выветрить чужую магию можно будет, лишь добравшись до источника…

– Да вы спятили! – заверещал музыкант. – Я не умею упокаивать трупы!

– А их не надо упокаивать, глупенький, – звонко зазвучал голосок Киры. – Их надо развлечь, и ты знаешь прекрасно, что делать. Гипнотический танец под руны опьянения. Так ведь ты зарабатываешь свои деньги? Заставь их танцевать под свою музыку.

– Играй то, что играл в ритуал змеепоклонников, – припомнил Бальтазар ему Яротруск.

– Ох, это мы умеем, – нервозно произнёс Коркоснек, снова забренчав по струнам.