– Виталик, градусник зажми под мышкой, – с улыбкой сказала Таня.

Похоже, что мы оба вспомнили тот момент, когда Таня отхаживала меня прошлым летом от солнечного удара и велела мне зажать мокрое полотенце межу ног. Я невольно улыбнулся. Улыбнулась и Таня. Даже хихикнула. В этот момент мы смотрели друг другу в глаза. Не было сомнений: мы вспомнили именно этот щекотливый момент в нашей жизни.

Вернулись к разговору о моих результатах за четверть. Врать про оценки я не стал и сказал, что в девятом классе не стоит напрягаться из-за оценок. Так в те годы расценивали успеваемость девятиклассники. И правда: зачем напрягаться, если ни по одному предмету оценки по итогам девятого класса в аттестат не идут. И экзаменов нет. Валяй дурака весь год. В десятом наверстаешь. Я был сторонник этой идеи.

Озвучил это Тане. Она слушала мою «теорию хитрости» и улыбалась. Но вдруг милое личико стало серьёзным. Таня не одобрила эту хитрость и смотрела на меня с пронзительным укором.

Тут подумал, что дурак я. Выставил себя дитём великовозрастным. Разве может Таня серьёзно воспринимать меня?

Но решил оправдаться. Заявил, что в Свидетельстве об окончании восьмилетки нет ни одной тройки. Даже по русскому языку. А по математическим дисциплинам, физике и химии – пятёрки!

Таня улыбнулась. Глазки подобрели.

– Виталь, градусник давай, посмотрим.

Я сам увидел, что столбик ртути остановился на отметке 37,0.

– Виталик, похоже, а ты и вправду заболеваешь. Где угораздило простыть?

– На катке, наверно.

– Я в таких случаях таблетку цитрамона принимаю. Помогает приостановить заболевание.

Таня достала из коробки таблетки, подала мне одну. Ушла за водой.

– Выпей, – Таня в это время с неподдельной заботой смотрела на меня.

Наступило молчание. Молчала Таня, молчал я. Смотрели друг другу в глаза. Я уже совсем приготовился признаться о своём отношении к ней. Но Таня опередила меня. Она опять вернулась к теме успеваемости в школе.

– Значит, я не ошибалась, что ты должен хорошо учиться. Память у тебя хорошая, столько песен наизусть знаешь и столько в голове мелодий держишь. И речь у тебя грамотная. Похоже, что ты много знаешь и кругозор у тебя такой, что позавидовать можно. Когда только успеваешь?

Таня с восторгом смотрела на меня. А потому я поверил в искренность её слов. Значит, бабушка говорила правду, что обо мне она говорила с Таней. Вообще-то, странного ничего нет. Бабусе лишь бы косточки кому-нибудь поперебирать. А тут соседка подвернулась добрая и отзывчивая – так почему бы языку воли не дать.

– Мне Саша рассказывал, что ты кинескоп в телевизоре менял. У тебя получилось?

– Да, только опять проблемы возникли, – надо искать причину.

И тут последовало то, чего я никак не ожидал.

– А давай вместе посмотрим, – предложила Таня.

Я оторопел!

– А вы разбираетесь в телевизорах? – немножко с усмешкой сказал я.

– А что особенного? – засмеялась Таня, – разбираюсь, раньше у нас такой же был. И тоже ломался. Я радиолампы сама меняла.

– Здорово, – восхитился я.

Договорились, что выберет Таня время, и мы заглянем внутрь телевизора.

Но всё же Танины слова опять поставили меня в тупик. Таня сказала, что она не ошиблась про мою учёбу. Значит, она думает обо мне! Зачем ей это надо? Зачем ей думать обо мне? Видит меня перед собой, вот и задаёт мне вопросы. Так, для диалога. Никогда и ничего не может быть между нами. Не дура же она!

И такая волна безысходности накрыла меня от этих мыслей. Сделал попытку вынырнуть. Решил похвастаться, чтобы хоть как-то себя приободрить. Ничего лучшего сказать не придумал:

– А я всегда хорошо стихи запоминал.

– Значит по литературе у тебя тоже хорошо? Читать любишь? – глядя мне в глаза спросила Таня.

Казалось, что Таня прочитала мои мысли. Вдруг по-другому она взглянула на меня. И опять я засомневался. А может она не равнодушна ко мне? Но надо было отвечать на вопрос.

– С литературой у меня по-разному. Одни писатели нравятся, другие – нет. Из школьной программы больше всего Пушкина и Гоголя люблю. А Фонвизин – этот вообще дурак – он сам как Недоросль….

Договорить мне Таня не дала – она залилась таким заразительным смехом, что мне самому стало смешно.

– «Существительное с прилагательным…», – напомнила Таня и опять засмеялась, – Виталька, критик ты, смотрю, оригинальный.

Из шкафа Таня взяла шкатулку, достала свой Аттестат и Диплом. Подала их мне.

Я посмотрел. Одно слово – отличница. В Аттестате всего две четвёрки. А Диплом – красный.

– Смотри, Виталик, как учиться надо.

Меня заело.

– Девчонки всегда хорошо учатся, – я пытался отболтаться.

Чуть было не ляпнул, что от пятёрок у девчонок толку нет. Знания большинство из них применять не умеют.

Видимо, разговорила меня Таня. Я не заметил, как волнение прошло. Успокоился. И темы для разговоров вдруг стали находится. Я не замечал, как побежало время. А мы уже непринуждённо болтали о всём, что придёт в голову. Будто и раньше, так вот запросто, общались друг с другом. Правда, на «Вы».

Счастье с первого дня Нового года свалилось на меня! Как Таня и пожелала мне пару часов назад.

Бабушка возилась на кухне. Праздник сегодня – 1 января. Стряпала бабуся ватрушки с творогом, да пирожки с вишнёвым вареньем.

В дверь Таниной комнаты постучали. Бабушка нарисовалась в дверном проёме. С доброй ехидцей в глазах глянула на нас.

– Ребята, пошли теперь к нам. Пирожки и ватрушки готовы, – предложила бабушка.

Таня охотно согласилась. А я-то как рад был. И бабушка моя, какая она у меня хорошая. Какая молодчина, что Таню пригласила.

И тут я вспомнил, что вёз с собой две шоколадки. Эх, голова пустая! Вручил я их бабушке и Тане по случаю Нового года. Честно говоря, шоколадки вёз для Тани и Лёши.

И опять Таня смотрела мене в глаза. А личико в минуту из весёлого, уже стало очень грустным. И глазки заблестели. Будто заплакать собралась.

День закончился. Пообещали друг другу, что завтра после Таниной работы ещё поговорим.

Лёг спать. Засыпал. Красавица Таня перед глазами. Завтра мы опять увидимся. Будто свидание назначили. Наверно, я от счастья улыбался во сне. Что-то снилось.

Утром квёлость. Точно простыл. И кашель из глубины груди. Заболел всё же! «Мечта» поболеть сбылась.

Утром Таня, услышав, как я зашёлся кашлем, стукнув в дверь, зашла в комнату. Убедила меня, что нельзя пускать болезнь на самотёк.

– Вечером займусь тобой, – весело сказала Таня, и ощупала мне голову, – жар у тебя.

Принесла какие-то таблетки и стакан воды. Заставила выпить. Подала термометр. И велела не вставать с постели.

– Спи. Сон лучшее лекарство, – нежно сказала Таня, – Анна Фёдоровна, пусть он спит. Я аспирин ему дала, жар сбить надо.

Уже уходя, Таня ещё раз зашла.

– Виталь, градусник давай. Тридцать восемь! Спи давай. До вечера.

Показалось мне тогда, что было у неё желание чмокнуть меня в щёчку. Не унимался я, всё фантазировал и мечтал.

– Конечно, показалось. Дурак я, в голове солома, – мысленно попытался я вернуть мозги на место.

Я лежал и размышлял: «Зачем ей это надо? Сынишка Лёша где-то у бабушки за сто пятьдесят километров. От скуки? И муж у неё чёрт знает что. Она со мной возится, а я ей никто. Пацан, девятиклассник. Ещё не полных шестнадцать лет. Ну, пусть будет так, раз ей нравится этим заниматься. В конце концов, никогда мне не уделяли столько внимания, когда я болел. Да и бывало это крайне редко. Только мне тревожно. Я люблю её, но у любви этой очень горький привкус. И в груди, там, где сердце, щемит. И болезненная истома по всему телу.

День тянулся мучительно. Еле дождался вечера.

Днём вдруг вспомнил про Олю. Стало не по себе. Опять раздвоение. Не хорошо, что забыл свою подружку, с которой провёл всё лето. Переписывался всю осень.

Несмотря на температуру и «приказ» Тани лежать и спать, пошёл к Оле. Ольгину маму в подъезде встретил. Она сказала, что Оля в Ленинграде на каникулы к дяде уехала. Будет дома 10 января. Странно. От Оли три дня назад письмо было. В нём ни слова о Ленинграде. Как и осенью. Почему Оля держит меня в неведении о своих отъездах? Уже второй раз так поступила. Она же знала, что я приеду, а потому могла бы предупредить. Наверно, ревнует к Тане. Считает, что всё равно приеду. И опять защемило в груди. Что же я делаю? Надо было Оле признаться, что Таня в душу мне запала.

Пришла Таня с работы. Ещё не сняв верхней одежды, она заглянула к нам.

– Не спишь? Виталь, как самочувствие?

– Живой, – ответил я.

Как обещала, взялась Таня лечить меня. Я, правда, сопротивлялся немного. Пустил в ход избитую шутку.

– Таня, если простуду лечить, то она проходит через семь дней. А если не лечить – то через неделю. Значит, до конца каникул вылечусь.

И тут я поймал себя на мысли, что впервые обратился к Тане по имени, так, как она разрешила её называть. Мне показалось, что она тоже это отметила.

– Виталь, это старый анекдот про участкового врача. Отговорка, чтобы больничный не давать. Ты что, как дитё малое. Шуток не понимаешь?

Ну, вот – опять я в её глазах только, как дитё малое. И опять неимоверная боль на душе.

Хотя мечта сбылась: я опять стал Таниным пациентом! Моя милая сестричка взялась лечить меня. Каждый вечер после работы Таня приходила ко мне, и мы целыми вечерами были вместе. Таня ставила мне горчичники, поила молоком с мёдом, чаем с малиной и лимоном. И заставляла есть пенку с кипячёного молока. Пенки, которые я не терпел с детства. Через три дня я почти выздоровел.

Я сильно стеснялся бабушки. Она женщина строгих правил. И, разумеется, она должна была хоть как-то отреагировать на явно аморальные поступки, молодой замужней женщины, которая, в отсутствии мужа, целыми вечерами проводит у молодого мальчишки в комнате. Уж больно хорошо я знал свою бабушку. Но она молчала и, как мне казалось, и не собиралась ничего предпринимать.

Чай-то я и сам мог себе наливать и молоко вскипятить. Я не был прикован к кровати. А Таня развлекала, чем могла. Говорили о многом. Я для себя делал открытие за открытием. Предо мной была девушка с огромным кругозором. Начитанная. Добрая, ласковая. И красивая!

Считал ли я тогда, что Таня делает что-то аморальное. Нет, не считал! И сейчас не считаю. Я был влюблён в неё, а у девушки моей мечты не могло быть ничего отрицательного. Может же человек по жизни быть очень отзывчивым? Может! Ничего предосудительного в этом нет. Когда Таня находилась в моей комнате, дверь оставалась открытой. И одежда Тани не вызывала никаких нареканий. Никаких коротких юбочек и платьиц с нескромным декольте. Но тут ничего не поделать – красивую фигурку и милое личико не прятать же!

А бабушка смотрела на всё это и относилась к этому, как к нормальному явлению. А я не понимал, какая муха укусила бабусю.