Глава 2.

Конец мая начало июня 1900 год. Пригород Харбина. КВЖД южное направление.

Через два дня мой ординарец привел моего коня, сам он был на кабардинском аргамаке, вороной масти. Гордился этим жеребцом благоговейно, так как подарил ему жеребца генерал. Я самостоятельно и активно передвигался, правда с костылём, который мне смастерил Семён.

Увидев жеребца, я поразился, он точно был из моего сна. Красавец! Цвет окраса топлёное молоко, ноги от бабок светлее, как кремовые чулки, грива и хвост тоже чуть светлее. Я, восхищенно глядя на этого жеребца поковылял к нему. Семён передал мне два яблока. Жеребец всхрапнул и потянулся мордой ко мне, я подал ему яблоко, а конь с удовольствием захрустел угощением.

– Признал хозяина, как есть признал, – улыбаясь проговорил мой ординарец.

А я, прижавшись к шее жеребца, гладил и приговаривал «Буян, красавец, скучал по мне». Почему-то общение с конём принесло мне душевное удовлетворение. Постояв так несколько минут, я справился у Семёна, когда появится портной для того, чтобы справить мне мундир.

– Ваше Сиятельство, после обеда будет портной. Все сделает как требуется, Вам нужен только полевой мундир, а парадный я осмотрел, он в полном порядке. Оружием ещё потребно бы озаботиться, Ваше затерялось в суматохе схватки. Я разузнал, в Харбине есть оружейный магазин, только вот уж вы сами, Иван Дмитриевич, а то я возьму что не то, – отрапортовал ординарец.

– Так и порешим. Через два дня разыщи мне коляску, я еще не совсем здоров, чтобы верхом ехать на жеребце, – распорядился я.

Простившись с Буяном, я пошёл на процедуры, стараясь не напрягать больную ногу.

В процедурной меня осматривала Ирина Ивановна, она была удивлена быстротой процесса заживления моих ран, но и в то же время обрадована, что иду на поправку. Сказать честно я и сам удивлялся как быстро заживали мои ранения. В прошлой жизни бывали случаи с получением ранений, но там я достаточно долго отлёживался в госпиталях. Приглашенный Роман Исидорович тоже покачал головой.

– Удивительно! Скорость регенерации достаточно высока, я немало повидал ранений различной сложности. У вас, Иван Дмитриевич, феноменальное здоровье, – констатировал доктор.

На что я только пожимал плечами, сам поражаюсь откуда такие способности организма, в чём причина такой регенерации даже не подозреваю. А потому на последующие перевязки приглашали еще одного молодого доктора Игоря Свиридова, он был из вольноопределяющихся, после окончания медицинского училища, поехал набираться опыта во врачебной практике. После обеда приехал портной, пожилой китаец. Он вполне понятно говорил на русском, в течении получаса снял с меня мерки. Пообещав приехать завтра на примерку, заверил меня, что уже послезавтра мой мундир будет готов. Степан заплатил ему аванс, и китаец довольный уехал. Вечером мы снова устраивали чаепитие в кабинете Романа Исидоровича, иногда здесь присутствовала Ирина Ивановна. Для меня эти посиделки были полезны в получении информации. Говорили обо всём, о политике, о мироустройстве и так далее. Я правда больше слушал, а моя амнезия играла для меня роль, отводящую неудобные вопросы. Еще один момент, который первые дни смущал меня, по ночам я видел сны, первое время не понимал откуда и что. Но через несколько дней предположил, что это таким образом я получаю информацию от своего предшественника, как те, первые сны с конём и шашкой. Стал осторожно проверять, получалось, что так оно и есть.

Я лежал в госпитальном приюте уже две недели. Приближался конец мая. Повязки с меня сняли, но раны заклеили медицинскими пластырями. Доктор взял с меня слово, что я не буду усердствовать, а даже наоборот стану оберегать себя от лишних движений. Сегодня утром я отправил Семёна, чтобы он нашёл мне коляску, хотелось съездить в Харбин. После отъезда ординарца решил посчитать свои доходы. Итак, моё денежное содержание составляло 960 рублей в год, если раскинуть по месяцам, то ежемесячно я получаю 80 рублей, причём ассигнациями. Да уж не густо. Будь я гвардейцем было бы в два раза больше. Но увы. Чего нет, того нет. Есть доплата по 20 рублей за несение службы здесь, как говориться «у чёрта на рогах». От родственников ежемесячно поступает 200 рублей, видимо папенька тела заботиться. И странный момент, который я пока не понял, из столицы приходят переводы каждый месяц по 300 рублей. Итого на круг получается по 600 рубликов в ассигнациях. Жить можно, возможно даже хорошо и с шиком. Кассу моей наличности бережёт Семён, говорит, что я так сам велел. И у него скопилось около пяти тысяч. Кстати, из разговоров с своим ординарцем я понял, что служит он у меня давно, уже шесть лет как. Бывалый казак, даже повоевал в русско-турецкую войну. Делаю вывод, с ним надо аккуратней, чтобы не заметил подмену. Я вернулся в размышлениях к своим деньгам. Надо было думать, как поднимать свой доход, ну или просто как жить дальше, моя служба в прошлой жизни приучила меня быстро адаптироваться в различных местах Земного шара. У меня имеются знания будущего, чем непременно следует воспользоваться.

Через час после отъезда ординарца у меня появились гости. Казачий офицер в звании хорунжего, его сопровождали десяток казаков. Гость, как только спешился бросился ко мне, я в это время сидел на лавочке возле приюта. Хорунжий заключил меня в объятия, троекратно поцеловал в щёки, потом отстранился и внимательно стал осматривать меня с ног до головы.

– Иван, как я рад тебя видеть. Гляжу ты выздоравливаешь. Орёл! Задал перца узкоглазым хунхузам. Наслышан уже о твоих подвигах. Я уже батюшке и матушке отписал, что ты жив и пойдешь на поправку, справлялись они о тебе. Видел я полковника Зимина, он мне и поведал, что ты живой, «клюкву» в награду получишь. Темляк уже заказал? – офицер радостно улыбался.

Надо было как-то выходить из этого положения, и тут я припомнил рассказы моего ординарца о моём побратиме Григории Васильевиче Рытикове. С которым мы росли вместе, больше того его мать была моей кормилицей. Я фактически вырос в их семье. М-да! Дела!

– Гриша, ты слышал наверно, что у меня частичная амнезия из-за ранения в голову, так что не суди строго, – попытался я смягчить своё непонимание.

Григорий нахмурился, мы присели вместе на лавочку.

– Чудны дела, что-то такое говорил Зимин, я правда не поверил ему. А сейчас вижу есть в тебе какое-то изменение. Что говорят доктора? – видимо мое сообщение расстроило Григория.

– Говорят, что со временем пройдет, а вот когда никто не знает. Признаюсь, что я понемногу вспоминаю кое-что. Вот Буяна своего сразу признал, ну и он меня, – сообщил я.

Тут я внимательно посмотрел на коня Григория. Это была кобыла тоже ахалтекинской породы песочного окраса, на ногах цвет переходил в тёмно-гнедой, хвост и грива тоже были тёмно-гнедого оттенка. Григорий проследил за моим взглядом.

– На Приму смотришь. Это ведь ты имена лошадкам давал. Уговорил меня, чертяка, назвать кобылу Примой. А помнишь, как нам этих ахалтекинцев подарили?

– Нет, Гриша не помню, – Григорий после моих слов немного нахмурился.

– Туркмены торговцы приехали, мы с тобой как раз после училища, закончили первый год, отпуск у нас был. Попали на эту ярмарку. Сначала ты Буяна заприметил. Он никого не подпускал, а вот тебя сразу признал. А я вот тогда кобылу эту выбрал, понравилась она мне, с твоей легкой руки назвали «Прима». Тогда батюшка и выкупил этих красавцев. Объезжали мы их сами. М-да, одно слово генеральские кони, красавцы. Все казаки нам завидуют. А помнишь, как казачий полковник уговаривал тебя продать ему Буяна? Денег золотом предлагал. А ты ему в ответ «Друзей не продают». Ах-ха-ха, – засмеялся Григорий.

Я смотрел на этого жизнерадостного человека и надо сказать, что он мне очень нравился.

– Слушай, Гриша, как так получилось, что у тебя казачий чин, а у меня офицерский?

– Я же потомственный казак. В училище меня определили в сотню, а ты в юнкера по кавалерии. Это пожелание отца было. А вот почему, убей не знаю. После училища ты написал прошение в войско Донское. А потом мы с тобой сюда попали. Я командую полусотней. Ты тоже. Вот в званиях ты меня обогнал, тут не поспоришь. А помнишь, как мы с тобой клятву давали стать генералами? – весело вспоминал Григорий.

– Было дело, – решил я наугад поддержать Гришу.

– Помню, как тебе подарок сделали, шашку кавказскую. Как я тогда мечтал о такой же. Потом батя подарил мне Златоустовскую, – Григорий подал мне свою шашку.

Я осмотрел клинок. Шашка была хороша. Орнамент по рукояти и даже по лезвию клинка, на клинке я разглядел клеймо мастера.

– Хорош клинок, – похвалил я, передавая шашку хозяину.

– А то! Булат, как есть булат! – гордо похвалился Григорий.

Он еще некоторое время рассказывал, как мы дрались с пацанами из соседней станицы, как нам двенадцатилетним впервые дали шашки в руки и обучали нас казачьему бою. Учил нас старый казак из пластунов, и что не жалел он наши шкуры на задницах за нерадивость. А попали мы в обучение к казакам с пяти лет. Рассказал про случай, когда Григория должны были выпороть розгами, а я подошел к лавке приспустил штаны пристроился рядом с Гришей. На вопрос старого казака «Ты чего?», ответил «Я брата в беде не брошу». Казак хмыкнул и пороть никого не стал. Вскоре Григорий засобирался.

– Я ведь к тебе ненадолго приехал. Мы сейчас патрулируем возле реки Сунгари, а нас возможно отправят к реке Хуанхэ, тогда реже будем видеться. Хунхузов в страхе держать надо, вот и гоняем их понемногу, – поделился Григорий планами.

Мы с ним обнялись на прощание. Я стоял и смотрел в след казакам, думая, что определенно мне этот человек понравился, чувствую я в нём родственную душу.

После обеда появился Семён с коляской, он сам управлял на козлах, а его аргамак был привязан к коляске.

– На два дня взял коляску. Так что, едем, Иван Дмитриевич? – обратился он мне.

– Пожалуй поехали, вот только мундир одену, – ответил я.

В Харбине, первым делом заехали в оружейный магазин. Я, не торопясь осматривал оружие, выставленное на продажу. Продавец, который был явно китайцем, поклонился, но не мешал мне делать выбор. Я попросил показать револьвер системы «Наган» двойного действия, образца 1895 года. Это оружие уже внедрено в российскую армию. Я осмотрел оружие, производство тульского завода, калибр 7,62 мм, цена вполне приемлемая 28 рублей. Однозначно берем. И патроны к нему, для начала тысячу штук. Надо приводить свою стрелковую подготовку в порядок. На глаза мне попался швейцарский «Парабеллум». Неплохая машинка, но брать сейчас пока не буду, подожду.