– Беда приключилась в Пресветлом королевстве. Пропала младшая сестра матери моей, ясноокая Чеслава, глаза которой пронзают Вечность, а волосы способны вывести заблудшего путника даже из Подземного царства. Никто не знает, куда она запропастилась. Лишь слепая кормилица Магдалена сказывала, что слышала взмахи сильных крыльев перед пропажей.

И не верить ей нет смысла. А глухая ведунья Марта, живущая в Страшном лесу, нагадала, что похититель, никто иной, как Василиск, родной брат Змея Горыновича, что под Муромом в Заповедном Лесу проживает. Вот мой отец и решил послать меня на вызволение тётушки любимой.

Ведь только Чеслава с самого моего рождения была со мной и добра, и заботлива, и всегда говорила, что я наделён красотой, оценить которою сможет лишь истинно любящее сердце.

Он с чувством посмотрел на Марфу, вновь раскрасневшуюся от такого жаркого взгляда, и продолжил:

– Скажу прямо, готов жизнь свою отдать, но спасти тётушку из лап кровожадных Василиска. Люди сказывают, что он одним лишь взглядом своим всё вокруг в камень обращает. А дев да женщин похищает, дабы продлить свой век на белом свете, высасывая из них все соки жизни. И покончить с чудищем можно лишь показав всю его сущность в зеркале-как увидит себя, так сразу и окаменеет. Много богатырей жизнь свою положили, борясь с ненасытным Василиском, да только жив, злосчастный, живёхонек. Но ничего, со мной чудищу не сладко будет! Жизнь отдам, но покончу с кровожадным!

«Ну вот, – подумала Марфа, с сожалением, – воином богатырь мой оказался. А я, дура, ему в любви призналась. Да и не красив он… даже уродлив. И чего это я словно квашня стала? Наверное, съела что-то не то. Уф, как же я во время одумалась-то. Не пара он мне, не пара, и точка. Пусть себе с чудищами воюет, а я получше жениха-то найду».

А вслух сказала, умело скрыв разочарование:

– О, да Вы, Ратибор, герой. Куда только глаза дев красивых смотрят? Да за Вас любая должна с превеликим удовольствием замуж пойти.

Богатырь, зардевшись как маков цвет, произнёс:

– Вы взаправду так думаете? О, я очень польщён. Буду сражаться с Василиском с Вашим прекрасным именем на устах.

«Нужно мне это? Возомнил из себя Муромца! Да если хорошенько присмотреться, он и не богатырь вовсе, а так, Аника-воин», -пролетело в голове у Марфы, очень сожалевшей, что не может вот так просто встать и уйти к себе в комнату.

– О, мне очень приятно это слышать, – чуть ли не сквозь зубы произнесла купеческая дочь, состроив милую улыбку.

Ратибор улыбнулся в ответ, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от нахлынувших чувств.

Посмотрев сначала на дочь, а потом и на богатыря, Авдей, взъерошив усы пятернёй, сказал:

– Доброе дело ты затеял, Ратибор. Не будь я так стар, то обязательно бы пошёл с тобой. Эх, где они годы мои молодые да удалые?

«Уф, и батюшка туда же, – недовольно подумала Марфа, – того и гляди просватает меня за этого… красавца. Нет, не хочу! Вот встану и уйду!»

– Что с тобой, дочь моя? -вдруг спросил Авдей, заметив бледность на лице девушки.

– Всё в порядке, батюшка, – чуть слышно ответила Марфа, скрыв улыбку, – просто я очень устала.

– Пойди в комнату свою да отдохни, – произнёс Авдей и Марфа, даже не взглянув на Ратибора, быстро встала и ушла.

– Ну, и мне пора, – поднявшись, сказал богатырь, почувствовав себя вдруг покинутым, – надо и за дело браться.

– Так ты что же, Ратибор, один собрался против чудища-то идти? – спросил его Авдей.

Богатырь вновь сел на лавку и задумался. Да, одному идти на Василиска да Змея Горыновича как-то негоже. Но где попутчиков-то найти? Да таких, что не ради славы и богатства, а для торжества добра и справедливости на бой пойдут. Хоть и дал король Сигизмунд сумму немалую, но не хотел Ратибор друзей себе за деньги покупать. Как-то не по-человечески это. Ведь друг-это и брат, которому можно доверить свою самую сокровенную мечту и если миг печали наступит нежданно, то и поддержку крепкого плеча получить; и советчик, что словом мудрым и утешит, и силы дивные вдохнёт; и защитник, который и спину от предательского кинжала спасёт, и жизнь свою отдаст, не задумываясь. А за деньги ничего, кроме лести получить нельзя. Да ещё и с опаской жить будешь-а вдруг попутчик купленный татем окажется.

– Правы Вы, достопочтенный Авдей, – наконец прервал своё долгое молчание Ратибор, – один в поле не воин. Но где мне найти таких людей, что во имя торжества добра на белом свете готовы любому лиходею глотку перегрызть, не требуя ни славы, ни власти и ни богатства? Я вот уже как неделю в Муроме и до сих пор никого не нашёл. Да, отец мой дал мне денег, но покупать друзей я не буду-не по-человечески это как-то.

Авдей вновь взъерошил свои усы, потом махнул рукой и сказал:

– Эх, была-не была, пойду я с тобой. Хоть и стар, но ещё не немощен. Палицу удержать смогу. А ежели меч булатный дашь, то и с ним справлюсь. В молодые годы ратником при царе Иване был. Ох, и много же битв с супостатами было. Ни в одной даже царапины не получил. Мать моя сказывала, что на свет я появился в рубашке, а значит заговорённый.

Ратибор посмотрел на него с восторгом.

– Спасибо Вам, достопочтенный Авдей, – поклонившись, произнёс богатырь, – мне сейчас каждый помощник на вес золота. Палицы не обещаю, а вот меч булатный в дар дам от сердца. Но только как Вы дочь свою одну оставите?

– Вот и договорились, – улыбнувшись, сказал купец, – я ещё с собой и Евлампия прихвачу. Храбрый парень, не раз меня из беды выручал. Втроём-то мы быстро с Василиском разберёмся. Да ещё и Змею Горыновичу на блины останется. Только вот с плеча рубить не станем, а план ратный сотворим, как и положено в воинском деле. Каждому из нас роль свою отведём, чтобы складно действовать. И глядишь даже царапин не заработаем. А дочь моя уже взрослая, сама должна заботиться о себе.

– Вы тысячу раз правы, уважаемый Авдей, – выслушав его, произнёс Ратибор, – Вам, как бывалому воину, и карты в руки.

– Так и порешим, – сказал довольный купец, – скоро ночь уже, выспимся хорошенько, чтобы сон коварно с ног не сбил. А утром милости прошу на постоялый двор. Обсудим все наши действия ратные со свежей головою, а как день настанет, в путь отправимся.

Только тут Ратибор понял, что проговорили они весь день и вечер.

– Вы правы, достопочтенный Авдей, – вновь поднявшись с лавки, произнёс богатырь, – как говориться у вас: «утро вечера мудренее». До утра.

Крепко пожав Ратибору руку, купец залпом допил мёд и сказал:

– Буду ждать тебя, как петухи пропоют. Захвати с собой оружие ратное да доспехи богатырские.

– Всё сделаю, как Вы, уважаемый Авдей, говорите, – улыбнувшись, произнёс богатырь, – завтра с петухами я буду здесь.

Проводив его до дверей, Авдей быстро поднялся наверх и постучал в комнату дочери.

– Я уже сплю, – послышалось в ответ.

– Доченька, это я, – сказал купец и вошёл в комнату.

Марфа сидела на кровати и смотрела в волшебное зеркало.

Авдей недовольно покачал головой. Увидев отца, она быстро положила зеркало под подушку и спросила:

– Ты что-то, батюшка, от меня хотел?

Авдей, присев на лавку у окна, взъерошил усы и ответил:

– Доченька, решил я попутчиком Ратибора стать и в деле ратном ему помочь. Негоже богатырю одному супротив силы нечистой идти. Ты уже взрослая и сама сможешь о себе позаботиться.

Услышав это, Марфа вскочила как ужаленная:

– Батюшка! Что ты такое говоришь?! С ума что ли сошёл?! Тебе бы на печи сидеть, а не в бой идти. Ты стар и немощен! Куда тебе супротив Василиска-то?! Ты ведь и меча не поднимешь! А ежели сгинешь?! Что я делать-то буду?! Нет, не пущу!

– Цыц! -прикрикнул на неё Авдей, недовольный словами услышанными-Не яйцам курицу учить! Сказал, пойду, значит пойду! И слово моё купеческое не рушимое!

Поняв, что отец не отступит, Марфа решила давить на жалось и заплакала, причитая:

– Бедная я разнесчастная! Сиротинушкой милый батюшка оставить хочет! Горе мне горемыке!

– Всё, перестань тут сырость разводить, – махнув рукой, сказал Авдей, – завтра днём в путь выступаем.

Поняв, что ничего не изменит его решения, Марфа в сердцах крикнула:

– Ну и иди, коль решил! А про меня забудь! Не дочь я тебе больше!

Услышав это, Авдей недовольно покачал головой и вышел. А Марфа, упав лицом на подушку, громко зарыдала. Первый раз батюшка пошёл супротив её желания. Но вскоре устала плакать и заснула. И приснился ей дивный-предивный сон. Что она плыла по Морю-океану на прекрасной ладье, а рядом с ней стоял писанный красавец… Как только петухи огласили округу, Авдей поднялся и, умывшись, спустился вниз. Там, к его удивлению, уже ждал Ратибор, сидя за столом. А рядом с ним стоял половой с заспанными глазами.

– Я заказал уже квасу с мёдом, почек заячьих да блинов со сметаной, – сказал, улыбнувшись богатырь.

– Ты посиди пока, а я Евлампия пойду разбужу, пусть с нами позавтракает, – произнёс Авдей и пошёл на конюшню.

А Ратибор задумался… о Марфе:

«Всем прекрасна она. И умом прозорливым, и красотой неземной, и голосок у неё дивный. Влюбился как мальчик и готов мир к ногам положить. Но кажется мне, что она, поначалу, ласковой став, после в ледышку обратилась. В чём дело-не пойму? Да, не красавец с картинки, так и не утверждал я этого. Сама первая им назвала. Может дело в том, что я королевич иноземный и она, просто-напросто, не хочет общаться со мной? Не похоже. Когда я ей об этом рассказал, то она ещё добрее стала. Нет, не понять мне девичьих мыслей никогда».

Авдей вернулся с парнем лет тридцати.

– А вот и мы, – сказал купец, присаживаясь на лавку.

Евлампий помедлил.

– Садись, друг любезный, – пригласил его купец, – в ногах-то правды не бывает.