– Послушайте, мои ненасытные други, нам нужно сходить к местным купцам и пополнить съестные припасы, – весело сказал Женя.

– Я согласен, но «сухими» жить нельзя. Кувшин красного холодного вина ускорит ток в нашей крови, и обновленные силы помогут совершить новые подвиги! – гордо сказал Геракл.

Браво, Геракл, мысленно воскликнул я, ты достойный сын Греции, но, к сожалению, твои речи всегда расходятся с делами. В четырнадцать часов, когда я лежал на диктаторском ложе и терпел невыносимую болезнь, ниспосланную мне богами свыше, как великому Цезарю (эпилепсию), небольшой отряд бодро устремился к южным купцам. Мой телохранитель Орфей маялся на солнцепеке, и я больше не мог наблюдать, как он мучается вместе со мной, переживая невыносимую болезнь.

– Послушай, оставь меня солнцеликой озорнице, которая щекочет мне тело прозрачной золотой рукой. Ты можешь идти туда, где эта рука оставляет на молодых, гибких телах золотые следы и где море… – но Андрей не дал мне договорить, вернее, прошипеть свой монолог.

– Хватит, я не буду терять время на твои мазохистские издевки и отправлюсь немедленно, чтобы увидеть все собственными глазами, – отрезал он.

Стянув потуже хвост волос, он надел коричневую шляпу с лихо загнутыми полями и, находясь в красных шортах и сандалиях, накинул на плечи овчинный тулуп. И скоро его всеядная душа устремилась в мир эротических фантазий. Воинственно прошагав по побережью, он пересек границу нудистов или, как их еще называли, «нудных». Но мерещившиеся колокольные груди и пышные бедра на сей раз ускользнули от всеядного гурмана и, желая увидеть удивительное, он сам вызвал удивление на заполненном одними голыми парнями нудистском пляже. И после горестного возвращения, метаясь по лагерю, Орфей в раздражении обозвал нудистский пляж клубом «голубые устрицы» и, сняв тулуп с взмокшего тела, повесил его на проклятое мной опахало. Капли пота текли по его красной груди, и он с досадой говорил о том, что ему обещают одно, а он видит другое. Шутя, я заверил Андрея, что на пляж пригонят нудистских рабынь в ближайшие дни, и после моих слов он задумался. Весь солнечный день, включая и обед, я провел на царственном ложе, читая о мудром Сократе. А в нашем лагере шла повседневная воинская жизнь, аргонавты ходили за водой, рубили дрова, разводили костер, повара готовили обед, а светлейшему диктатору обещали танцы диких алуштинских амазонок. В десять часов вечера, надев «царские одежды» в южном стиле, я в сопровождении двух приближенных, главного повара Жениила и могучего Геракла, отправился в путь на вечернюю церемонию (дискотеку). Посетив одну девичью келью, нас скромно угостили чаем и местными лепешками, наши студенточки несколько взволнованно готовились к танцам, а разговаривая о своих делах, поглядывали на молчаливого диктатора. Женя шепотом интересовался о моем выборе, но я не видел той, которая полностью сосредотачивает мужской взгляд, превращая мужчину в охотника. Пока мы сидели и чинно пили чай, наш Геракл слетал к дискотечной «богине» и, обнаружив ее танцующей на диско-сцене, разочарованный, вернулся к нам. Если описывать студенток, у которых мы были в гостях, то все они были в «гётевском стиле», каждая была хороша лишь отдельной гармоничной частью. Равнодушие, с которым я вхожу на дискотеку, отлично меня маскирует, мои приближенные покидают своего диктатора, и я направляюсь в царскую ложу. Расположившись в середине седьмого ряда, я наблюдал, как горлодер диско-жокей, ухая, пухая, гикая, объявлял очередную песню, а затем, отпрыгнув от микрофона, извивался вместе с двумя танцовщицами под оглушительные звуки диско-орудий.

Танцовщица, с которой познакомился Геракл, имела популярный успех среди местных атлетов, и поэтому мой воинственный друг решил не тупить меч из-за красотки. Мне же Геракловы страсти совсем не мешали любоваться девушками; одетые в рубашки с коротким рукавом, завязанные на узел, и пикантные, джинсовые шорты, они, извергая волнистые движения животом, играли пышными грудями, на которых прыгало несколько разноцветных бус. Плотно набитая танцплощадка восторженно их приветствовала, не отрывая глаз от сцены, толпа свистела, кричала и размахивала в воздухе руками, реагируя на каждое движение диско-дев. Не знаю, кто больше получал удовольствие, танцующие студенты или зрители на рядах, но ясно было одно, что идет мощный заряд от сцены и к тем, и к другим. Два местных легионера, одетые, как десантники, в гимнастерки и береты, подергивая плечами и руками, каждую минуту делили танцующий круг диагональными взглядами. Стражи порядка уверенно протискивались сквозь танцующих, ища нарушителя, как любимую девушку. И мне показалось, словно они хотят создать конфликтную ситуацию, чтобы скомпрометировать мою светлейшую особу на вечерней церемонии. Но мои приближенные поспешили рассеять одинокие думы появлением с двумя очаровательными девушками. Оля с Ириной были одного росточка, слегка полноватыми и непоседливыми девушками, ищущими приключений без особых драматических последствий для своих неприкосновенных личностей. Характеры у них были разные, Оля несла в себе грустную сосредоточенность и общалась с вами, держась за нее одной рукой. Ирина, пряча истинные чувства под улыбающейся лисьей маской, смотрела на вас откуда-то изнутри осторожным взглядом, опознавая в вас друга или врага. Вечерняя церемония подходила к концу, мои приближенные танцевали с представленными мне особами, а я, меняя положение головы, примерял взглядом на остроконечные кипарисы, рассыпанные в ночном небе яркие звезды. По окончании каждой дискотеки в «МЭИ» по старой традиции студенты, обнявшись, пели гимн лагеря, правда, пели, естественно, не все, но кто не пел, тот с удовольствием обнимался. В двенадцать часов ночи раненые осколками диско-снарядов, разгулявшиеся студенты отходят ко сну, а гостей местный военачальник в дружеской форме просит покинуть лагерь. Студентки в «гётевском стиле», шатер которых мы посетили, пригласили нас на ночное купание. После горлодера диско-жокея, а для меня лично погонщика диких лошадей, черный бархат спокойного моря с трепетавшей по краям белой пенистой бахромой нес мраморное успокоение душе. Спустившись по бетонной лестнице, мы пошли по отшлифованной гальке, и каждый шаг звучал, словно кто-то рассыпал рис, и только волноломы, словно огромные щипцы, зловеще поблескивали в ночном море. Наши гётевские спутницы, медленно сняв одежды, нагими телами разорвали черный бархат моря. Невдалеке выкупались и мы, но чья-то невидимая рука сомкнула притаившиеся щипцы, и все мы стали жертвами патрулирующих пляж местных легионеров. Вооруженные факелами (фонариками), они не без удовольствия засветили мечущихся в предательски прозрачном море гётевских богинь, нарушавших табу на ночное купание в лагерной зоне. Укрываясь махровыми полотенцами, опустив мокрые головы, девушки послушно слушали нотацию местного предводителя, окруженного улыбающейся свитой. И вот когда я надел свои «царские одежды», грубая охрана приблизилась к нам, очевидно ожидая физического сопротивленья. Он сразу обратился ко мне, почувствовав во мне родственную предводительскую душу.