– Надо притопить. Ищите палки, ни кусочка не должно торчать, – командовал Костя.

Палки, куски арматуры нашли быстро. Убедившись, что не видно никаких следов ткани, Костя разровнял куском доски поверхность заливки и отбросил доску в угол.

– Всё! Уходим.

Мальчишки побросали палки и поспешили к проходу в заборе. Идти надо было мимо места, где упал Сережа. Там уже крутилась местная дворняга – Рыжик. Бездомный добродушный пес, который постоянно таскался за ребятней, выпрашивая вкусняшки. Он обнюхивал прутья, на которых еще недавно висело тело, и даже пытался лизнуть.

– Эй. Фу. Нельзя, – попытался отогнать пса Сашка.

– Блин, кровь. Дождь может не смыть, – забеспокоился Максим поглядывая на небо. Редкие капли уже падали на землю.

– Да не, смоет. Туча вона какая чернющая, – ответил Костя.

– Ну, а вдруг?

– Ну… давай подстрахуемся. Эй, Рыжик! Иди ко мне. На!

Костя протянул руку и зацокал языком приманивая пса. Тот, радостно виляя хвостом, заковылял на зов, предвкушая угощение. Костя нагнулся, потрепал Рыжика за ухом, а потом резко схватил за шею и прижал коленом к земле. Пес испуганно заскулил. Свободной рукой Костя вытащил из кармана перочинный нож и открыл одним пальцем.

– Эээ, ты чё? – возмутился Сашка.

– Или помогай или заткнись, – резко огрызнулся Костя. – Держите его!

Макс послушно опустился рядом и обеими руками прижал пса к земле.

– Ну вы чего? Не надо! – умоляюще просил Сашка.

– Заткнись, я сказал! – сквозь зубы процедил Костя.

Он занес руку и несколько раз ударил Рыжика ножом в шею. Пес взвизгнул. Костя сжал его челюсти, сильнее прижимая голову к земле. Сашка уткнул лицо в локоть и отвернулся. Рыжик дергал лапами и глухо скулил сквозь стиснутые челюсти, но вскоре обмяк и затих.

– Понесли, – скомандовал Костя.

Они с Максом подняли тушку и отнесли к месту, где погиб Сережа. Держа тело пса над прутьями и кровавым пятном на бетонном блоке Костя еще несколько раз воткнул нож в ему в живот и водил кругами над пятном заливая следы собачьей кровью.

Решив, что уже достаточно, он бросил тело пса тут же. Присел и несколько раз воткнул нож в землю, затем сложил и убрал в карман. Осмотрел свои руки, что-то обнаружил и вытер о траву. Максим сделал также. Закончив, они пошли туда, где все еще стоял Саша.

– А это что? – сказал, приблизившись, Костя, указывая на рукав Сашкиной клетчатой рубашки.

Манжета рукава была испачкана кровью.

– Я ж говорил осторожно! Меньше всех возился и вляпался!

Сашка попытался потереть пятно.

– Да не сотрешь теперь. Дай-ка.

Костя подошел. Скомкал ткань рукава возле плеча и резко дернул, потом еще. Ткань поддалась, затрещала по швам, еще несколько рывков и рукав оторвался.

– Скажешь зацепился, – скомкав оторванный рукав и засовывая себе в карман, сказал Костя. – Я в подъезде сожгу. Давайте быстрей сваливаем отсюда, пока не застукал никто. Возле забора осторожнее. Я пролезу и скажу, когда можно.

Со стройки они вышли незамеченными, небо уже полностью затянули тучи, порывы ветра срывали листья с деревьев и крупные, но еще редкие капли холодного дождя врезались в лица и голые руки, разбиваясь на брызги. Дворы опустели, заигравшуюся детвору разогнал дождь, это было им на руку. По пути Костя давал указания.

– Короче так, мы на стройку сегодня не ходили. Если спросят, будут докапываться, ну заметили, что сторож ходит там и не пошли. Ходили на пустырь за табачкой в футбик погонять. Пацаны из других районов были. Я паре батарейковских скажу, чтобы если что подтвердили. Да. Сереги с нами не было, ясен-пень. Не вышел. Маманя его видела, что мы без него ушли. Если скажут – вышел. Нас не нашел. Не знаем. Кто вообще его знает, куда смылся. Короче, не будете вякать, все будет норм. Понятно?

Костя спросил всех, но при этом ударил кулаком в голое, теперь не прикрытое рукавом, плечо Сашки.

– Понятно?! – повторил Костя..

– Да… понятно… – тихо сказал Саша.

Макс с Костей жили в другом, соседнем дворе. Быстрее к нему было пройти через Сашкин и… Серегин, но в этот раз они остановились не доходя детской площадки.

– Вместе лучше не светиться, – сказал Костя. – Разошлись по-разнице. Давай, дуй домой и молчок.

Проводив взглядом опустившего голову Сашку, Костя и Макс повернули вправо и вскоре скрылись среди силуэтов тополиных стволов.

Сашка стоял у подъезда. На втором этаже светились Серегины окна. От этой мысли Сашка вздрогнул. Дождь уже разошелся во всю, к тому же поднялся холодный ветер. Сашка вымок и замерз, зубы стучали, но он смотрел на асфальт, на место, где под натиском дождя пропадали остатки надписи. “М.. НА СТ…К…” оставшиеся буквы уже тоже были расплывающимися, и белые ручьи извести растекались по асфальту.

– Саша! Ты что там стоишь? – раздался громкий голос. Сашка даже вздрогнул. – Я уже искать собиралась! Поднимайся быстро!

На балконе четвертого этажа стояла Сашкина мама. В плаще. Видимо, правда собиралась искать.

– Бегом! Мокрый весь! – торопила она, видя, что Сашка все стоит на улице.

Сашка молча поплелся в подъезд. На площадке второго этажа он ускорился, стараясь не смотреть на дверь квартиры Сережи. Боялся, если взглянет, то она откроется, выедет тётя Тамара и спросит, где же её сын. Боялся, что не сможет ничего придумать или даже повторить выдуманную Костей историю. Только не сейчас.

Он пробежал второй и третий этажи, на четвертом толкнул свою дверь и остановился в прихожей. С одежды и волос текла вода, почти сразу на темном линолеуме образовалась лужа. Мать все еще в плаще стояла перед ним, перегораживая проход.

– Мам.., у меня это… – Сашка указал на оторванный рукав.

– Что случилось? Ты что, из-за рукава боялся заходить? Бог с ним! Отрвал и оторвал. Пришью. У меня уже сердце чуть не выпрыгнуло. Ночь почти. Ветрища… – тараторила мама, помогая снять рубашку.

– Мам.., рукав… я рукав не подобрал… потерял..

– Ну потерял и потерял. Выкинем рубашку. Давай уже раздевайся. Ты что, как вареный? Погоди. Да ты горишь весь.

Мать приложила руку ко лбу, затем наклонилась и прижалась к нему губами.

– Ну конечно! Температура под сорок. Быстро вытирайся и в постель! Я сейчас таблетку принесу и варенье заварю. Прямо перед школой. Еще воспаление подхватить не хватало, – хлопотала она, стягивая мокрую рубашку, прилипающую к телу.

Голос матери словно отдалился и звучал где-то далеко, отдаваясь эхом в голове, там же вдали он слышал другой голос, с трудом осознавая, что голос этот его собственный. Мать что-то причитала, он отвечал, прихожая плыла перед глазами, Сашка словно “выныривал” в реальность из какого-то мутного озера. Просветление – узкие стены коридора, обои кирпичиками, и он, качаясь, идет по нему, темнота. Просветление – комната, кровать у стены. Упал лицом вниз. Кто-то трясет за плечо, тянет. Мама. Что? Постеть? Темнота. Он стоит посреди комнаты, мать растягивает простыню на кровати, подтыкая углы. Снова упал, уткнувшись головой в подушку. Темнота… Опять кто-то трясет за плечо… Что? Уже? Только лег… Не слышу, не пойму. Мама? Всё плывёт… Зачем вы меня поднимаете?..

– Сережа… С вами… гулять? – услышал он не понимая от кого.

– Что? Нет… Его не пустили… Тётя Тамара… Стройка… На стройке?… – Что?.. Нет. Сторож…. Его не пустили… Тётя Тамара не пустила, – отвечал он невпопад.

Лица перед глазами перестали дрожать и обрели черты. Одно из них – мама, второе… Второе – тётя Тамара. Заплаканное, уставшее лицо. Красные глаза умоляюще смотрят прямо на Сашку.

– Саша, Саша. Пожалуйста, Сережа… Сережа нашел вас?

Внутри столкнулись огонь и лёд, где-то в середине живота и взорвались. Сухой, обжигающий жар болезни и липкий холод страха. Перед глазами всплыли картины произошедшего, и как многотонным грузом сверху придавило осознание того, что это было взаправду. Что сказать? Как сказать? Сашка снова услышал собственный голос издалека и слова, как-будто произносимые не им.

– Нет… Не пустили… Мы на пустыре.. В футбол…

Сознание вновь накрыла темнота. Резко, как отключенный свет. Сашкина голова упала на грудь, и в следующее мгновение обмякшее тело завалилось на кровать.

– Тамара, отойди! Прости, – Сашкина мама бросилась к сыну. Обеими руками подняла голову за щеки. – Саша! Саша!

Сашка не реагировал. Она прижала ухо к груди.

– Коля! – крикнула она куда-то дверь комнаты.

– Лена, он ушел же с моим… Искать, – отозвалась стоявшая рядом Тамара.

– А, да… Скорую. Тамара… Прости… Телефон в прихожей… Ты знаешь… Я за водой.

В заливающей пространство темноте тянулась словно одна белая тонкая нитка. В темноте. Нет. В голове. Словно в Сашкиной голове. Вот эта тонкая белая нить, и он скользит по ней, быстро, гладко и от этого так легко. Но вот на ней появляется маленький черный узелок, и это словно глухой удар изнутри. Еще узелок. Бум. И еще. Бум! Бум! И вот нить начинает запутываться в черный клубок с узлами, петлями, переплетениями и его точно не распутать, и все болит и грохот от которого невыносимо, а самого кидает из стороны в сторону. Но вдруг кто-то словно обрезал черный клубок, все плохое и снова длинная белая тонкая нить, и становится легко и спокойно, но всё повторяется и с каждым разом все чаще и чаще. А затем нитка влетела в тоннель и из его глубины раздались голоса.

– Мамаша! Что же вы так? Самолечением занимаетесь когда у ребенка температура сорок! Что давали? – пожилая женщина-врач отчитывала Сашкину маму, сматывая фонендоскоп.

Сашка уже видел размытые силуэты. По лбу катились большие капли пота, даже подушка, на которой он лежал, насквозь промокла. Он ворочался в кровати, едва шевеля пересохшими губами.

– П-парацетамол, – запнувшись, ответила мама.

– Парацетамол, кончено! Чудо-средство! Собьем жар, и всё пройдет! Собирайте его. Оботрите хорошенько и закутайте. Воспаление у него! Снимок сделаем, но гарантирую воспаление схватил. Кто с ним поедет?

– Я! – тут же отозвался мама.

– Тоже собирайся. Отец-то у него есть?

– Есть, есть…. Он… У нас тут беда… У соседей… мальчик пропал. Он помогает искать.

– Ох, Господи! Одно другого не легче, – врач всплеснула руками. – Я водителя отправлю, поможет донести до кареты.

Женщина застегнула куртку и вышла. Мама вернулась в комнату. Вытащила из шкафа полотенце, подошла к сыну и осторожно вытерла лоб от пота.

– Саша, – тихо сказала она. – Давай помогу подняться, нужно тебя обтереть.

Она просунула руку под шею и посадила Сашку на кровать. Хорошенько потерев лоб, шею и грудь, вернулась к шкафу и принесла ворох одежды. В это время в дверь позвонили.

– Войдите! – крикнула она. – Мы сейчас.

Быстро собравшись и сунув в сумку кое-какие вещи и продукты, они спустились к карете скорой помощи. Сашку на руках вынес водитель. Женщина-врач курила рядом с открытой дверью машины.

– Боря, клади на кушетку, я пристегну. Так, мамаша, мальчик большой уже будет лежать без родителей. Сейчас экстренная, завтра лечащий врач придет. Зарегистрируем, езжайте домой, утром на прием к лечащему. Есть кому забрать?

Мама закивала и замотала головой поочередно.

– Я, я дождусь.

– Кого? Приём с девяти сейчас и двух нет. В приемном спать нельзя.

– Я дождусь, – наставила она.

– Мамаши.., – врач затушила сигарету. – Ладно, садись. Боря, поехали.

Больницу Саша помнил как в тумане. Градусник. Осмотр. Вроде даже сделали какой-то укол, но боли он не почувствовал. Одежду отдали маме, и пожилая медсестра куда-то долго вела его по лестницам и длинным коридорам. В темной плате она откинула одеяло с кровати и шепотом сказала лечь. Он лег и снова провалился в темноту с повторяющейся погоней за белой нитью.