Глава 3

Родион

– У меня дела, – с кривой ухмылкой сообщаю я. – А ты хочешь, чтобы я остался? – смеюсь хрипло и, прислонившись плечом к косяку двери, рассматриваю девицу жадным взглядом. – Если я останусь, то не дам тебе уснуть, – предупреждаю или все-таки угрожаю я.

– Нет, – пугается она, растерявшись.

– Я тоже, – фыркаю я. – Валера велел соблюдать предписания. Ешь, спи. Ну и молись. А вдруг поможет… – ухмыляюсь скривившись и быстро выхожу из спальни.

У меня нет иллюзий относительно этой бабы. Они все одинаковые. Смазливые и уродины. Состоявшиеся в бизнесе и охотницы за скальпами богатых мужиков. «У них у всех одна задача, – хмыкаю я себе под нос. – Забраться на голову, усесться там поудобней и, махая ногами, с утра до ночи жрать мозг маленькой кофейной ложечкой. Можно с мороженым, можно с мартини. Пить кровь и драть последние волосы на черепушке, дабы в случае чего сразу добраться до скальпа. А нам, мужикам, только и остается, как подстраиваться и терпеть. Ты же ее сам выбрал, твою мать!»

Я устало тру глаза, и, естественно, мои мысли плавно перетекают на Яну. Единственную и неповторимую. Я снова оказываюсь в зале прощаний местного кладбища. Смотрю на маленькую худенькую женщину-девочку, что лежит в гробе на постаменте. И понимаю, что жизнь моя закончилась. Ни одну другую женщину я не впущу в свое сердце, ни по какой другой не стану убиваться и рисковать жизнью. Страшная и нелепая болезнь превратила мою любимую в крошечную старушку. Стерла с ее лица все краски, оставив лишь восковую бледность и покой. Я вспоминаю, как, поцеловав жену в холодный лоб, оглядываюсь по сторонам. Вижу охапки цветов, слышу плач родственников, но никак не могу найти те самые десять корзин с тюльпанами и ландышами, что заказал накануне в небольшой флористической компании. Ей-богу, за день до похорон я был невменяем. Я маялся, не зная, чем заняться, и гнал от себя страхи. Я, здоровый и крепкий мужик, известный своим жестким характером, боялся признаться, что не смею даже подумать, как дальше жить без Яночки. Вот тогда-то в моей пустой башке и родилась абсолютно фантастическая идея. Подарить жене в последний раз ее любимые цветы. Тюльпаны и ландыши. Все известные в городе магазины отказались исполнять такой заказ. Сейчас, конечно, в любое время года можно купить понравившиеся цветы, но именно тогда, в конце ноября, ландышей в городе не оказалось, да и нужных ярко-красных тюльпанов тоже.

– Нет завоза, – признались мне знакомые флористы. Но я не унимался. Все искал что-то в интернете и как дурак надеялся на чудо. И оно произошло. На каком-то сайте мне удалось заказать для жены цветы. И когда через пять минут мне перезвонила деловая девица, я поинтересовался небрежно о сроках доставки.

– Завтра, в одиннадцать часов мы доставим заказ, – заверила она и что-то объяснила про надбавку за срочность. В тот момент мне было плевать. Я даже не дал себе труда подумать, что если у Тофика и Гоги, монополизировавших цветочный рынок в нашем городе, нет этих проклятых ландышей, то откуда они возьмутся в странной лавке под названием «Бель Вью»? Я перечислил деньги на карту некоей Майе Белецкой, достал из бара новую бутылку виски и до следующего утра напрочь забыл о заказе. Только у самого гроба всполошился. Ни одного цветка от «Бель Вью» в зале прощаний не было. Эта гадина забрала мои деньги и пропала. Но она просто не знала, с кем связалась. Мне потребовалось немало времени и сил, чтобы вычислить эту дрянь. Но все бесполезно. Мошенница Майя Белецкая как сквозь землю провалилась. Нет, она оплачивала какие-то счета через банк, снова дурила глупцов вроде меня, но поймать ее моим людям так и не удалось, пока эта стерва сама не пришла ко мне в клуб и не потребовала встречи. Наглая дрянь! Она еще пыталась обвести меня вокруг пальца. Прикинулась овцой! Теперь, когда злость немного поутихла, я собираюсь забрать у нее мои деньги. С процентами, конечно. Может быть, покувыркаюсь с ней в койке. Поучу уму-разуму. Я моментально представляю мягкую податливую девчонку, стонущую в моих объятиях. Снова чувствую, как мои пальцы скользят по ее ступне. Обводят ненароком гладкую розовую пяточку, бегут по высокому, будто у балерины, подъему. И ощущаю шевеление в штанах.

«Прекрасно, просто прекрасно! – злюсь я на самого себя. – Мне только не хватает приехать в клуб с гранатометом на изготовку! Вот народ порадуется!»

Откинув затылок на подголовник, я делаю глубокий вдох, лениво всматриваюсь в мелькающие за окном Рэнджа деревья и огни близлежащих поселков. Еще немного, и окрестности накроет беспроглядная тьма, рассекаемая всполохами горящих фар проносившихся мимо машин. Я тут редко катаюсь днем. Еду в клуб вечером и под утро возвращаюсь домой. Сегодня впервые за много месяцев мне не думается о работе. Честно говоря, хочется, чтобы строптивая Майя оказалась сейчас рядом со мной в машине. Я бы разложил ее на сидении, стянул трусики. Неожиданно меня осеняет, что я слишком много думаю об этой женщине. Мечтаю!

«Пересплю пару раз, и все пройдет», – мысленно отмахиваюсь я, понимая, что по-другому и быть не может. Со дня смерти жены через мою постель прошли десятки баб, но ни одна из них не зацепила, не заставила колотиться сердце. Там по-прежнему властвует Яна. И ее спальня в нашем доме так и оставалась нетронутой, будто моя жена вышла ненадолго и вот-вот вернется. В одной из дальних комнат дома я даже соорудил алтарь. Зажигаю свечи и сижу, глядя на портреты. Это моя маленькая тайна. Моя незаживающая, вечно саднящая рана. А для кого-то смех. Жесткий и кровожадный Вепрь проливает слезы над портретами жены. Знаю, что мужики не плачут. Я тоже не реву. Просто смотрю в блеклом свете свечи на жену. Разговариваю с ней. Я запретил близким разбирать Янины комнаты. Раздать ее шмотки? Да никогда! Каждая вещь до сих пор таит в себе запах моей любимой. Нет, с горем я давно справился. Просто скучаю.

Я достаю из кармана сотовый и нетерпеливо нажимаю на кнопку.

– Привет, Сань, – говорю я сыну и слышу в ответ чуть ломающийся голос. – Как делишки?

– Да все нормально, пап, – хмыкает сын, и я понимаю, что возникла проблема.

– Что-то случилось, малыш? – интересуюсь я, всматриваясь в огни города. Нарядные улицы и проспекты, по которым несется Рэндж.

– Забери меня отсюда, а? – с места в карьер бухает сын. – Мне надоел этот дурацкий Лондон. Я хочу вернуться домой. Жить с тобой…

– Понимаешь, – сиплю я, догадываясь, что гложет сына. Ностальгия, твою мать! Желание общаться с близкими по духу людьми, а не с заносчивыми англичанами. – Сейчас трудное время, Сань, – объясняю я. – Доучись семестр, и заберу. Сам понимаешь, бабки нам никто не вернет. Да и тебе не придется заново сидеть в одном и том же классе.

Последний довод кажется моему сыну самым убедительным. Остаться на второй год? Да кому это надо!

– А ты правда меня заберешь? – уточняет мой взрослый ребенок, явно чувствуя подвох.

– Да, – слабо усмехаюсь я. – Обязательно…

– Папа, – скулит Санька. – А у тебя никого нет? Ну в смысле… ну вместо мамы, – пытается подобрать он слова.

– Нет, сынок, – спокойно заверяю я. – Трудно найти женщину, похожую на нашу маму. Да я и не ищу.

– Тогда ладно, – восклицает сын. – А я тут подумал, что не нужен тебе…

– Саня, – рычу я в трубку. – Кто тебе такую глупость сказал? Бабушка Вера или тетя Света?

Мать и сестра Яны. Мои вечные враги. Люди, уговорившие жену пойти к бабкам. Она, конечно, потом обратилась к врачам. Но время, такое дорогое и ценное, было уже упущено. Я терпеть не могу их, они платят мне взаимностью. После похорон я видел их от силы раз или два. И стараюсь за версту обходить этих змей. Вот только сыну моему повезло меньше.

– Мы с бабой Верой по скайпу вчера говорили, – мычит ребенок. – Она сказала, что тебе давно пора жениться и завести семью… А я, когда вернусь, стану жить с ней и дедом Витей, – тянет жалостливо Санька, и я решаю, закончив разговор, заехать к бывшим тестю и теще и задать жару.

– Нет, – пресекаю я недовольное сопение сына. – Ты живешь со мной. Всегда. Понял? – отрезаю я. – Ну до тех пор, пока сам не надумаешь съехать, – усмехаюсь я. – Жениться я не намерен, а дом у нас большой. Нам с тобой места хватит.

– Да, – довольно восклицает Санька. – А как там Лайма и Трой? Щенки скоро родятся?

– Вроде как через месяц, – улыбаюсь я. – Ты приедешь на каникулы, увидишь, – радостно заявляю я. – Лайма уже с трудом бегает. А Трой от нее не хочет далеко отбегает. Ходил с ними сегодня в лес. Бредут как пенсионеры, – фыркаю я и внезапно вспоминаю, как вот так же неспешно гулял по аллеям парка с Яной, когда она ждала Саньку. На месяц или два я забросил все свои дела, лишь изредка вырываясь в офис, и целыми днями находился рядом с женой. Помогал ей встать, растирал ноги…

«Ептиль, – мысленно злюсь я, когда перед глазами вместо отекших ног Яны предстают тонкие щиколотки Майи Белецкой. – Хрен, чешуя, лютики-цветочки! Хватит уже думать об этой стерве. Околдовала она меня, что ли?»

Поговорив с сыном, я сразу тыкаю в контакт начальника службы безопасности.

– Ну что там, Олег Витальевич? Нашли компромат на нашу гостью? – рыкаю в трубку.

– Факты подтвердились, – рапортует он. – Еще раз все перепроверили.

– Молодцы, – киваю я. – Придется дамочке к основным выплатам впаять штраф, – грозно заверяю я и чувствую. Опять чувствую, как кое-кто поднимает голову… Твою мать!

– Что там с участком на Брусиловском? – вяло интересуюсь я, стараясь отвлечься. – Ты следишь по госреестру? Маргарита Семеновна его еще не продала?

– Нет, – блеет мой безопасник, и я сразу понимаю, что не следит и ничего не знает. Блин! Все нужно проверять! Даже если платишь сумасшедшие бабки, никто не почешется!

– Я тебя понял, – злюсь я и добавляю недобро: – Коров пасти отправлю, Олежка!

И уже приехав в клуб, понимаю, что могу облажаться по полной программе. И тогда мой бывший друг и нынешний конкурент Юрка Феднищев меня точно обскочит на повороте. А этого допустить нельзя.