– Кто здесь с Володиным приехал? – громко спросила появившаяся из ниоткуда полная, с тяжелым, отекшим от усталости лицом дама в белом, не первой свежести халате и, не дождавшись ответа, сразу направилась к ним, профессионально вычленив их из массы толкущегося там народа. – Вы же Володины? Мне сказали, что среди вас есть врач…

– Я врач, – выскользнув из рук Ивана, произнесла Катя.

– Я Осипова, дежурный доктор. Ваш мальчик в крайне тяжелом состоянии, – она говорила привычными для нее в таких ситуациях четкими, отрывочными фразами, не отводя от Катиного лица своих красных от постоянного недосыпания глаз. – Его подняли в операционную. Прогноз, скорее всего, неутешительный, но будем надеяться… – и уже другим, прорвавшимся из‑под защитной маски равнодушия тоном человека, так и не привыкшего к детским страданиям, добавила: – Вы же врач, вы должны знать, что чудес на свете не бывает… Но иногда происходит необъяснимое… и вы это тоже знаете…

Повернувшись к ним спиной, неестественно сгорбившись, она быстро затерялась в толпе.

– Нам надо ехать домой, – не оборачиваясь к мужчинам, тихо произнесла Катя. – Сейчас от нас ничего не зависит. Нужно Нине привезти одежду и обувь… и еще телефон, она наверняка его забыла, и еще зарядку к нему. Я видела, она ничего, кроме документов, с собой не взяла. И, Витя, у тебя дома еще двое, и там ты сейчас очень нужен…

– Да… Нужен… Поехали… телефон… конечно, ей нужен телефон, – послушно повторил он за ней.

Обратно они ехали молча, а навстречу им двигался нескончаемый поток машин – начинался рабочий день. Катерина, не выдержав давящей тишины, позвонила Наталье, предупредив, что они возвращаются и что с Петенькой еще ничего неизвестно. В ответ прозвучало, что с детьми все хорошо, напоены, накормлены, старший готов к выезду в школу, а с самым маленьким посидит баба Нюра. Катя понятия не имела, кто такая баба Нюра, но по тому, как кивнул Виктор, эта личность была ему хорошо известна. Дома их ждала встревоженная Наталья, которая, несмотря ни на что, успела приготовить легкий завтрак. Никита уехал пораньше, чтобы успеть отвезти малышню в садик, а старшего сына Виктора – в школу.

– Я не хочу есть, спасибо, – ни к кому не обращаясь, глухо сказал Виктор. – Пойду к себе, надо собрать вещи для Ниночки, потом в больницу и на работу…

– Никита сказал, чтобы ты не приезжал, занимайся своими делами… – попыталась остановить его Наталья.

Виктор неопределенно кивнул и вышел.

– Я тоже пойду, дела, – заторопился Иван.

– А завтрак? – растерялась хозяйка.

– Некогда. В городе перекушу. Все, милые дамы, держитесь. Если что, я на связи, – и, схватив бутерброд с сыром, исчез за дверью.

– Катюш, ну ты‑то… – обратилась Наталья к подруге.

– Извини, обычно на стрессе все сметаю, а сейчас даже думать о еде не могу, вот только кофе или чай… все равно.

– Кать, – начала издалека Наталья, продолжая колдовать над плитой, – я пока была у Володиных, ну, там старшего в школу собрала, пока бабу Нюру дождалась, маленького тоже надо было в порядок привести, Никитос здесь собирал наших, ну, короче, там на втором этаже такой погром, просто кошмар какой‑то. Поможешь прибраться? – ее последние слова прозвучали заискивающе.

– Наташ, скажи прямо: ты не хочешь, чтобы я уезжала.

– Да, не хочу, – честно призналась Наталья и развернула разговор на сто восемьдесят градусов: – А как тебе Иван? Он, кстати, в разводе…

– Иван? – растерялась Катя от такого резкого поворота. – Пожалуй, я выпью кофе. Налей мне, пожалуйста, и немного молока. Он кое‑что, так, в общих чертах, рассказал о себе: кто он, что он, и, кстати, о семейном положении тоже… Мое мнение – неглуп, выдержан и сильный. Помнишь, как лихо меня на плечо закинул? До сих пор мурашки по коже… Плюс умеет готовить. Не пьет, не курит… Мечта, а не мужчина… но… – Катя чуть помедлила и, так как Наташа молчала, продолжила: – Сейчас меня пьянит воздух свободы, и еще…

– Ах, да, ну как же я могла забыть? – не выдержала та. – Есть еще таинственный мачо, владелец издательства. Только интересно, что такой «прынц» до сих пор делает на свободе?

– Офонарела? – деликатно поинтересовалась Катерина. – Я имела в виду, что еще впереди всякая тягомотина, связанная с разводом. Насчет мачо… не питаю ни малейших иллюзий… Короче, роковые обеспеченные красавцы и чудо-богатыри – отдельно, уставшие врачи зрелого возраста, не имеющие ничего, кроме кучи комплексов, – отдельно. Поэтому, реально оценивая свои возможности, после развода я в первую очередь куплю себе вислоухого котенка, буду чесать его за ушком, а он в ответ будет мне громко урчать. Хотя, если признаться, когда на тебя обращают внимание «знойные» мужчины, это чертовски приятно и повышает самооценку. А остаться и помочь – так я сама не очень рвусь домой, просто завтра дежурю сутки.

– Спасибо. Мы с тобой вдвоем быстро все сделаем. А для повышения своей самооценки нужно было подумать о разводе пораньше, ну, лет эдак на пять. Котенок – это конечно здорово, но пусть он будет не главным в твоей жизни, а так, только маленьким дополнением, – и, не дожидаясь ответа, Наталья, тяжело вздохнув, обреченно махнула рукой, что значило «полная безнадега».

Уборка и готовка лихо съели у них половину дня, но все имеет свое логическое завершение, и когда они вышли на финишную прямую, Наталья, заметив, что в расписании электричек сейчас перерыв, а рейсовые автобусы ходят раз в час, предложила передохнуть.

Катя не сопротивлялась и с мыслями, что после приезда в город надо будет забежать в ближайший магазин и купить какой‑нибудь перекус на дежурство и обязательно кофе, поднялась к себе в комнату.

***

Перед глазами мелькнула огненная надпись: «Ты опоздала на работу!» Катерину буквально подбросило на кровати, и сна как не бывало. За дверью слышалось неясное шуршание и детское подхихикивание, а рядом с ней на кровати совершенно наглым образом мирно похрапывала Наталья.

– Наташка! Караул!!! – полушепотом завопила Катерина. – Дети уже дома, я опаздываю…

В тот же момент дверь распахнулась, и с радостными воплями в комнату ворвались неутомимые братцы. Забравшись с ногами на кровать, они всей своей массой навалились на подруг, и тут же образовалась копошащаяся, хохочущая на разные голоса куча-мала из подушек, пледов, детей и женщин.

– Не паникуй… – сладко потягиваясь и вяло отбиваясь от нападающих сыновей, попыталась ответить Наталья, но, увидев выглядывающее из‑за двери умильное лицо Никиты, замерла на полуслове.

– Милые дамы, очень кушать хочется. Причем всем хочется. Может, все‑таки покормите? А то мы кровавым потом зарабатываем хлеб насущный, а вы тут бока давите.

– Зависть – неблагородное чувство, – выбираясь из‑под копошащейся детворы, с тяжелым вздохом произнесла Наталья и, встав с кровати, с явной обидой в голосе продолжила: – Убирала, стирала, гладила, обед-ужин готовила, на минутку прилегла – и сразу трубы трубят, барабаны бьют, фанфары гремят: вставай, беги, спасай! Ничего без матери не можете…

– Ничего! – радостно подтвердил Никитос и поцеловал ее в щеку. – Погибаем без тебя, матушка…

– Ой, отстань, – сморщив нос от показного возмущения, ответила она на откровенный подхалимаж со стороны мужа и тут же обратилась к Кате: – А ты не переживай. Иван звонил и сказал, что он к семи, а может, и раньше будет здесь, потом ему вечером надо вновь вернуться в город, и он тебя отвезет, вот и решила тебя не будить. А теперь, дружное семейство, пошли дружно ужинать.

– Ур-р-р-ра! – неожиданно завопил Никита. – Кормить будут! Ур-р-ра!

– Ур-р-р-ра! – во все горло подхватила детвора и, бросив полуистерзанную крестную, кубарем скатилась с кровати и вприпрыжку помчалась за отцом.

– И такой дурдом каждый день, – бормотала Наталья, отправляясь за ними вслед. – А он еще девочку хочет. Сейчас! Чего там мелочиться – сразу трех, – последние слова доносились уже из коридора.

«Однако… в принципе, если Иван меня подвезет, ничего плохого в этом нет. Да чего там плохого, это было бы просто здорово, если он, конечно, не имел в виду подвезти до ближайшего метро, а от ближайшего метро „здесь“ к моему ближайшему метро „там“, а потом на автобусе, а потом еще немного пешком, ну, как раз и светать начнет», – думала Катя, спускаясь по лестнице и при этом старательно изображая на лице полную оптимизма улыбку. За столом Никита рассказал, чтó ему стало известно из последнего разговора с Виктором, который вместе с Ниночкой был в больнице. Петя в реанимации, состояние крайне тяжелое, и прогнозов никаких не дают. После услышанного дальнейший ужин прошел скомкано, и Катерина, оказав посильную помощь Наталье с уборкой посуды, засобиралась домой. Приехавший, как обещал, Иван имел весьма озабоченный вид и, отказавшись от ужина, попросил разрешения выпить только чашку кофе. В этот момент к ним, как к себе домой, не вошла, а ввалилась внушительной комплекции дама пенсионного возраста (по новому стилю), пышущая отменным здоровьем и с явным переизбытком нереализованной энергии. Щекастое лицо горело ярким румянцем, глаза светились жаждой деятельности, и даже обесцвеченные перекисью, торчащие во все стороны короткие пряди волос не производили впечатления беспорядка, а будто тоже участвовали в безудержной деятельности их хозяйки. Рядом с ней с несколько растерянным видом стояли два опрятно одетых мальчика восьми и четырех лет. Громоподобно, будто ее окружали глухие, поздоровавшись, баба Нюра, а это была именно она, категорично заявила, «что у нее сейчас нету, ну, нету никакой возможности сидеть с детями, так как у нее козы не доены», и, не дав никому открыть рта, поклонившись, тут же вышла.

– Кто дверь не закрыл? – сурово глядя на Никиту, спросила Наталья. – И ведь не в первый раз. – Муж, полностью признав свою вину, стоял, понурив голову. – Ну хорошо, то есть, конечно, ничего хорошего, – она тут же поправилась. – Об этом потом поговорим. Мальчики, вы голодные? – переключилась Наталья на оставшихся стоять в дверях ребят и, получив отрицательный ответ, с явным удовольствием сообщила мужу, что детям очень не хватает мужского внимания и он просто обязан их им обеспечить. Паша с Сашей, не понимая, что происходит, но остро почувствовав, как изменилась атмосфера, и видя, как, сиротливо прижавшись друг к другу, стоят соседские братья, тоже притихли. Никита, быстро сориентировавшись, выкрикнул: «кто первый добежит до детской, того ждет грандиозный сюрприз» и, перескакивая через две-три ступеньки, махнул наверх, мальчишки, моментально подхватив игру, с визгом помчались за ним. И куда только делась их грусть-печаль? Через несколько минут наверху в детской раздался оглушительный грохот – там разворачивались действа, соизмеримые с масштабными военными маневрами. Иван вдруг вспомнил, что пить кофе на ночь вредно для здоровья и, учитывая позднее время, а ведь кому‑то завтра на дежурство, предложил выдвинуться в путь. Катерина не собиралась возражать, незаметной тенью, чтобы ее не увидели дети, проскользнула в свою комнату, где переоделась, и, захватив сумку, так же тихо спустилась вниз. Расцеловавшись с Натальей, она клятвенно пообещала «не пропадать» и обязательно держать ее в курсе событий, а затем выскочила из дома. Иван уже ждал ее, сидя за рулем внедорожника. Их побег для младшего поколения остался незамеченным. Дорога заняла значительно больше времени, чем они ожидали. На Кольцевой в самом неожиданном месте, где не было ни съезда, ни развязки, поперек всей трассы, полностью ее перегородив, лежала на боку перевернувшаяся цистерна с горючим, которое уже начало огромной тягучей лужей растекаться во все стороны. Скопившихся в пробке машин было немного, но подъезжали все новые, они невольно препятствовали первым уйти задним ходом, а когда до подъехавших доходило, что произошло, они уже сами оказывались заперты в эту ловушку.

Когда им удалось добраться до ее дома, был первый час ночи.

– Я провожу вас, – поставил ее перед фактом Иван, выходя из машины.

– Спасибо, не надо, – попыталась устало возразить Катерина, с тоской подумав, что они не заехали в магазин, так как она постеснялась попросить его на минутку остановиться, а у нее пустой холодильник, и через пять часов вставать на дежурство, и надо будет выйти раньше, так как с пустыми руками на сутки идти нельзя – плохая примета…

– Не обсуждается, – произнес он так, что если у нее и были какие‑либо возражения, то они застряли где‑то на уровне между желудком и диафрагмой. – Проводить вас – это не предложение, это принятое и приятное решение. Однако у вас здесь живенько… – продолжал он, без видимого удивления оглядывая неуютный подъезд с облупившейся краской на стенах, старенькую лестницу со стоптанными ступеньками, перила с оторванными местами деревянными поручнями и погнутыми балясинами. – А почему парадная нараспашку?

– Проветривается… – не вдаваясь в подробности, ответила Катерина, медленно поднимаясь наверх. Электрический свет во всем подъезде был тусклым, с тошнотворным грязно-белым оттенком. Энергосберегающие лампочки были закрашены масляной краской (чтобы некоторые предприимчивые жильцы их не выкручивали для дальнейшего использования в личных целях), и мутное освещение усиливало ощущение глубокой запущенности.

На последней ступеньке четвертого этажа, распространяя вокруг себя запах дешевого алкоголя, прислонившись боком к стене, разрисованной каким‑то начинающим художником граффити, сидела Нона. Она крепко спала, положив голову со спутанными волосами на скрещенные на коленях руки.

– О, Господи, ты опять ключи потеряла, – чуть запыхавшись, озвучила увиденное Катерина, оттесняя растерявшегося Ивана. – Эй, «красавица, проснись: открой сомкнуты негой взоры…». Я пришла, и считай, что тебе сегодня очень повезло и не придется снова ночевать в подъезде или где‑нибудь на вокзале. Да просыпайся уже, или тебе ключи сюда вынести?

Катерина потрясла Нону за плечо, но вместо того чтобы проснуться, та, как тряпичная кукла, стала медленно заваливаться набок. Ее голова неестественно отклонилась к правому плечу, вдруг запрокинулась назад устремив вверх стекленеющие глаза, руки сползли с колен, открыв на груди черную дыру с огромным, продолжающим расползаться во все стороны кровавым пятном. Понимая, что с такой раной в области сердца выжить невозможно, Катерина, на уровне условного рефлекса попыталась определить пульс на запястье и в области сонной артерии. Сомнений не было – та была мертва, и с момента смерти прошло совсем немного времени.

– Ничего не трогай, – быстро сказал Иван и, взяв Катю за плечи, силой отвел ее в сторону.

– Это моя соседка, я думала, что она, как всегда, пьяная, а она мертвая, – заикаясь от бьющей ее дрожи, с трудом выдавила из себя она. – Ее только что убили, вот только что, перед самым нашим приходом. К-кожа еще теплая, и кровь т-только начинает сворачиваться. Он – этот, кто убил, – где‑то рядом.