Новая жизнь начинается

В городе мама выделила мне личную комнату в квартире. Я расставила на тумбочке свою косметику, разложила альбомы с фотографиями в полочки. У меня здесь свой телевизор, который я смотрю только по вечерам. Днём я учу… Я никогда столько много не учила. Впереди три экзамена: литература, сочинение и история. Мой стол завален брошюрками с надписями: «Краткий курс истории», «Пособие для поступающих в ВУЗЫ», «Билеты для поступления на факультет филологии». Днём, когда дома никого нет, я сижу на балконе и зубрю даты: восстание декабристов, бородинская битва, какие-то революции… В голове каша. В нашей сельской школе, мы никогда не напрягались. Хорошие оценки доставались как-то легко. А сейчас мне кажется, что на самом деле ничего не понимаю в истории, не помню правил русского языка, и вообще, прав был Макс – с моим сельским аттестатом меня никуда не возьмут.

На улице разгар лета: под окнами вечерами собирается местная молодёжь. Я разглядываю из-за шторки незнакомых парней и девчонок, они мне не нравятся. Все какие-то на одно лицо, и время проводят скучно: сидят на низеньком заборчике у клумбы, плюют семечки, курят. Мама предупредила меня сразу: «Чтобы я не видела тебя на этом парапете». То есть, знакомиться с местными мне почему-то нельзя. Я не уточняю почему, так как, я заметила – мамины доводы мне не особо понятны. Да, я и не хочу ни с кем знакомиться. Я скучаю по своей компании.

Вечерами я звоню Нинке, она тоже в этом году поступает в колледж. В последний момент сестра решила поступать после девятого класса вместе со своей подругой Олей учиться на бухгалтеров. Я вообще ничего не понимаю в этой скучной профессии. Ниночка говорит, что тоже ничего не понимает, но мать обещала помогать ей (тётя Римма всю жизнь работает бухгалтером).

Мы с Нинкой вместе тоскуем по деревне, вспоминаем веселые, беззаботные вечерние посиделки и мечтаем поехать в конце июля, после экзаменов в деревню вместе, одни, без родителей на электричке. У Королёвой дома телефона нет. Она сама звонит мне изредка от соседей, рассказывает, как тяжело ей живётся с матерью, шёпотом в который раз пересказывает подробности последнего свидания с Юркой-Карасём. Карась, кстати, когда-то звонил мне из деревни. Я перед отъездом дала всем нашим свой городской номер. В деревне телефон есть только в магазине, на медпункте, и у отца Рустама. Звонить по межгороду дорого. Видимо Карась сильно скучает по Королёвой, раз так заморочился: пошёл к кому-то попросил, заплатил…. Он начал спрашивать что-то про Маринку, но мама прервала наш разговор, и отругала меня за то, что я «раздаю номер телефона кому-попало». Я не пойму, чем всем взрослым так не угодил Карась. Ну да, ему уже двадцать лет, да, он тракторист, выпивает иногда, как все деревенские мужики… Я его и сама недолюбливала раньше. Но всё же Карась – свой пацан, и здесь, в городе, даже его голос, как весточка из далекой деревни. Мама говорит мне что-то о том, что люди делятся на классы, и что в университете я найду себе друзей, достойных меня… Но эти её слова меня только расстроили и разочаровали. Это всё как-то рознится с тем, что прививали мне в деревне бабушка с дедушкой. Какие классы? Почему я должна дружить с одними и не дружить с другими? Меня воспитывали на сказках, где все равны, где бедные умнее и честнее богатых, где добро побеждает зло, где старый друг-лучше новых двух.

Кстати, старые друзья, действительно не забывают друг друга. Мне иногда звонит Маринка Муртазаева, и Лёнчик Сащин – люди, с которыми в школе мы не особо то и дружили. Муртазаева поступает в кулинарный техникум. После окончания школы она внезапно похорошела, накупила себе модной одежды, красиво собирает густые блестящие чёрные волосы в высокий хвост, красит длиннющие (оказывается) ресницы и выглядит просто отлично. Лёнчик на днях приезжал к Нинке, они гуляли по городу. Здесь в городе сплочённость нашего класса чувствуется острее. Мы здесь все одиноки. Вовка Лифанов не звонит. У него тоже нет телефона. Он видится с Королёвой у неё во дворе в беседке. Вовка снимает комнату где-то рядом с её домом. Мы мечтаем встретиться все вместе. Но пока я не езжу одна по городу. Боюсь заблудиться.

Вчера вечером звонил мой Лёшка, я сказала ему свой адрес, он обещал приехать на днях и погулять со мной, сходить к Королёвой и к Нинке. Боюсь сказать об этом маме. Думаю, она меня не выпустит, скажет, что надо учить или, не дай бог, придумает что-нибудь о том, что Лёшка тоже —не мой уровень.

Завтра я еду с мамой в свой будущий университет записываться на недельные подготовительные курсы. Университет как раз рядом с Нинкиным домом. Теперь, надеюсь, мы будем часто видеться с сестрой.

Подготовительные курсы

Жизнь в ВУЗе совсем не похожа на школьную. В огромном классе, который называется аудитория, нас человек пятьдесят. Среди девочек всего три парня. Все парни непривлекательные и вообще какие-то странные: один с крашеными волосами и серьгами по всем ушам, второй – нестриженный ботаник в очках с толстенными линзами, третий в старомодном сером костюме ходит женской походкой и постоянно улыбается в пустоту.

Между собой все дружат маленькими компаниями или парами. Некоторые вообще ни с кем не дружат, сидят на первых партах, всё время пишут и задают вопросы преподавателям. Это отличницы. Их человек десять. Я никогда не видела такого скопления умников сразу. Они все как на подбор: в очках, со старинными косами до пояса, в длинных юбках из бабушкиного сундука. У них и имена очень подходящие: Ульяна, Надя, Галя. Ясно, что они приехали из каких-то глубоких деревень. Я и не думала, что деревни ещё бывают НАСТОЛЬКО глубокими. Я села подальше от этих ботаничек, в центре аудитории с девочкой Юлей Макаровой. Мы сошлись потому что, она закончила в городе ту же сорок первую школу, в которой я училась до третьего класса. У нас даже нашлись общие знакомые.

Села я очень удачно – середина аудитории оказалась самой нормальной. Все деревенские и заумные сидят впереди, а на задних рядах скооперировались вечно хихикающей и гудящей группкой все самые странные личности: мальчик с серёжками, несколько девочек со стрижками ёжиком и кольцами в носу, длинная худющая девушка с волосами цвета болотной тины, девочка с нарисованными бровями и с килограммом тонального крема на лице и парочка грубых и матерящихся подружек, постоянно опаздывающих и громко смеющихся прямо во время занятий. Вокруг нас с Юлей все девчонки довольно приятные. Все, кстати, городские. И меня они приняли за свою. Никто не догадался, что я из деревни. Я благополучно соврала, что после сорок первой школы перешла в соседнюю двадцать вторую, где и училась до конца. Городские девочки сильно отличатся от сельских ботаничек с первого ряда. Они по-человечески одеты, красиво накрашены и …курят. Это меня очень поразило.

У нас в деревне девчонки не курили. Это считалось позорным. Не курил никто, даже самые отвязные, а если кто-то из старших девок иногда и покуривал за углом клуба или на школьной дискотеке, это вызывало лишь презрение и кучу сплетен потом. Здесь курят почти все (ну кроме ботаничек, само собой). На переменах толпа курящих поднимается на лестничную площадку между третьим и четвёртым этажом и дружно дымят. Это место так и называется «полчетвёртого». Когда Юля в первый раз позвала меня на «полчетвёртого», я пошла за ней, даже не зная куда иду. Когда я объявила новой подруге, что не курю, и ни разу не пробовала, та искренне удивилась. Я наблюдала, как Юля подкуривает сигарету «Союз-Апполон», щуря жирно накрашенные и качественно разделенные иголкой ресницы, и вдруг поняла, что Макарова с меня ростом. Я поразилась во второй раз за день, так как всегда считалась самой высокой в школе девочкой и думала, что это мой крест навсегда. Оглядевшись, среди клубов дыма я заметила еще несколько девочек моего роста и даже выше. Инна с последнего ряда, у которой болотные волосы, выше меня аж на целую голову.

Еще я заметила, что на ногах у большинства девчонок совсем нет волос. Я и раньше видела в продаже крем для депиляции ног, но пользоваться им боялась. Бабушка говорила, что от этого волосы будут расти, как щетина у мужиков. Наверное, всё же стоит попробовать этот крем. А то что я, как все эти Ульяны и Нади… У Нади, кстати, даже подмышки небритые. Видимо её дома ещё сильнее запугивали. Помню я эти сказочки про то, что волосы нигде брить нельзя, а то будут расти с бешеной скоростью. Я сама не видела Надины подмышки, но на «полчетвёртого» эту тему уже обсудили и обсмеяли. Хорошо, что я сегодня в брюках, завтра же куплю себе крем от волос.

…Занятия проходят скучно. В толстые тетради мы пишем то, что нам диктуют учителя. Здесь они называются – преподаватели. Никаких вызовов к доске, никаких проверочных работ. Просто писанина. Писанина называется – конспекты. Пишу много, быстро и некрасивым почерком с кучей сокращений, уже болит рука. Задние ряды пишут мало, довольно громко переговариваются, прогуливают занятия. Я побаиваюсь обитателей «галёрки», они с презрением смотрят на нас: сидящих посередине, и откровенно смеются над первыми рядами.

Мы со своими девочками на переменах держимся вместе. Кроме Юли Макаровой я дружу с Катей, которая подала документы сразу на несколько факультетов и с Алиной, которая сидит впереди меня. После лекций мы идём в студенческий парк на скамейки, едим мороженое в стаканчиках и вяло общаемся. Темы банальные: кто где учился, кто где родился. Близкой дружбы не получается. Видимо, девчонки тоже еще не привыкли к новой жизни и скучают по старой. Потом все идут на остановку, а я – к Нинке. Там я, наконец, чувствую себя в своей тарелке.

Мы с сестрой сидим у неё дома, едим разогретую на сковородке картошку с котлетами, слушаем музыку, пересматриваем фотографии, вспоминаем летние посиделки в деревне. Вечером приходит с работы тётя Римма и пристаёт к нам с расспросами. Нинка психует, и закрывает дверь на кухню. Потом звонит моя мама и передаёт через Нинкину, чтобы я ехала домой, в третий раз напоминая номер троллейбуса, на котором мне нужно ехать. Пока наши мамы болтают по телефону, Ниночка идёт меня провожать.

– Мам, дай семь рублей, я куплю новый журнал «Отдохни», – кричит она, обуваясь.

– А ты что устала? – не отрываясь от телефонной трубки, усмехается тётя Римма.

Мы с сестрой идём между рядами бабулек с семечками по два рубля за стакан, мимо ларька с мороженым, мимо парней-валютчиков с табличками «Куплю доллары и золото», по подземному переходу с нищими-попрошайками. Нинка доводит меня до остановки, покупает в киоске «Роспечати» тоненький журнал и пластинку жвачек «Стиморол».

Я еду домой одна. Считаю остановки. Мне выходить на девятой. Маршрут троллейбуса номер четыре я уже знаю, по остальным маршрутам ещё не езжу. Пока я пробиваю талончик, а когда сдам экзамены и поступлю в университет – у меня будет студенческий проездной билет, и я смогу ездить бесплатно на всех автобусах и троллейбусах. Я проезжаю остановку «Стадион», на городском стадионе расположился рынок. Здесь продают одежду: ядовито-оранжевые платья в цветочек с сеткой-накидкой, устаревшие лосины, дешёвые шлёпанцы на резиновой платформе.

На мне сейчас, кстати, майка с этого рынка: мы с мамой купили её за шестьдесят рублей. Чёрная майка на бретельках в обтяжку. Бретельки идут по спине крест-накрест, красиво облегая спину. Снизу на мне мамины брюки: светло-бежевые со стрелками из универмага «Белгород». Они немного мне велики, но это благополучно скрывает пояс-резинка с бабочкой-застёжкой. В общем, никто из университетских девчонок не подозревает, что мой гардероб – это сложное сочетание дешёвого рынка «Стадион» и дорогого магазина. Всем всё нравится. Я выгляжу отлично: худенькая, стройная, с лакированной чёлкой. Я совсем не деревенская девочка, я очень даже городская.

Я очень боюсь проехать свою остановку, потому что, если проеду мимо, могу не найти дорогу обратно. Хорошо было бы сейчас выйти и увидеть у подъезда Лёшку, ведь он обещал, что заедет ко мне.

Дома мама говорит, что мне звонила Королёва и какой-то парень. Наверное, это был Лёшка.