Глава 2

Я не сразу осознала услышанное. Стояла, смотрела на стражника, сообщившего это, и ждала, ждала, когда он скажет, что обознался или пошутил. Но тот молчал, не глядя на меня и исступленно теребя свою шапку. Так, что клочки ткани и какие-то нитки начали сыпаться из-под узловатых пальцев на порог. Когда до меня дошло, что стражник говорит серьезно, безумно захотелось его ударить. Зачем он лжет?

– Зачем ты лжешь? – эхом своих мыслей прошептала дрожащими губами. Но в комнате стояла такая оглушающая тишина, что показалось, я прокричала.

Стражник позеленел:

– Но… – Несчастный в ужасе поднял на меня взгляд. – Как же это… вы ж сами, ваше сиятельство… еще попросили придержать дверь, а то у вас руки подносом заняты…

Меня затрясло.

– Лжешь! – выкрикнула, сжимая кулаки, позабыв про достоинство и необходимость соблюдать приличия. – Я ничего сюда не приносила! Да когда я в первый раз сюда пришла, на посту никого не было!..

– Тихо! – вдруг рявкнул отец, прерывая начинающуюся у меня истерику.

После такого окрика замолчишь, хочешь или нет. Я дикими, безумными глазами оглянулась на родителя. Краем глаза заметив, как дядя опускает голову вниз. Словно прячется. Несчастный стражник, который говорил про то, что я приходила к темному магу, наверное, уже тысячу раз пожалел, что все это произошло именно в его смену. Я нашла взглядом Стефана. Лорд так и стоял у двери. Что с ним такое? Ладно, все наши шокированы произошедшим и только и способны, что вертеть головой. Но он… Неужели настолько нас не уважает, что позволяет себе вот так, в халате, стоять, небрежно опершись о косяк?

Несмотря на царивший в голове сумбур и общий раздрай, я начала подозревать, что со Стефаном Демеросом что-то не так. В те краткие мгновения, что я видела его из окна, он стоял, да и в общем держался совсем по-другому. В голову закралось ужасное подозрение. Может, магу требуется помощь? Но я и рта не успела открыть, Демерос тихо сообщил:

– Стражник не лжет. В отличие от княжны…

Отец почернел лицом. А я сглотнула сухим горлом. Зачем они все говорят неправду? Ну ладно стражник, его мог подкупить дядя. А Демерос? Ему-то какой интерес в том, что меня обвинят в покушении на убийство? Если не планировал жениться на мне и теперь хочет избежать таким образом свадьбы, зачем вообще соглашался? Его-то никто не принуждал! И у него нет «обстоятельств», вынуждающих пожертвовать ради княжества собой и собственным счастьем!..

Словно подслушав мои невеселые мысли, «обстоятельства» в виде нежити решили напомнить о себе. За окном раздался протяжный, тоскливый удар гонга, извещающий о начале очередного нападения. И все сразу изменилось.

Отец стряхнул с себя оцепенение, навеянное растерянностью, сурово посмотрел на Демероса:

– Новый прорыв, – сухо прокомментировал он для гостя происходящее. – Больше нет ни времени, ни возможностей продолжать разбирательство. Каждый воин на счету, любой, кто умеет держать в руках оружие, обязан встать на защиту своего дома. Но, чтобы вы не беспокоились, не боялись находиться в моем доме, до моего возвращения Энельда посидит в темнице под замком. Надеюсь, вы не думаете, что оттуда можно выбраться? – Чуть поколебавшись, темный маг кивнул. И понимай, как знаешь. Отец продолжил: – Очень хорошо! Эй, там! Проводите леди Энельду вниз и заприте!

– Я сам проведу племянницу, – неожиданно встрял дядя. – Не стоит заставлять простых стражников этим заниматься.

У меня по спине пробежала дрожь. В темницу не хотелось. А уж в сопровождении предателя – тем более.

– Хорошо, – сдержанно кивнул отец. И снова повернулся к темному магу, окончательно потеряв ко мне интерес: – Лорд Демерос, вы к нам присоединитесь? Раз вы уже здесь?

Думаю, не только я такого не ожидала и оказалась шокирована ответом несостоявшегося жениха:

– А должен? Я соглашался помочь по-родственному, родне моей супруги, – с легкой насмешкой парировал Демерос, глядя прямо на отца. – Но никак не семье той, что едва не отправила меня за грань.

Ответ поразил своей жесткостью, жестокостью и равнодушием. Лицо отца помрачнело. И он сухо отозвался:

– Что ж… Ваше право, лорд Демерос. Тогда покойной ночи, – это отец буквально выплюнул, напитав ядом издевки. – А нам недосуг. Нужно отбивать набег нежити и защищать жителей княжества! Харлиан! – посмотрел отец на своего брата. – Побыстрее запри Энельду и жду тебя во дворе!

Отец первым покинул покои лорда Демероса, пройдя мимо меня словно мимо пустого места. Стало больно. Точно так же уходили и все остальные наши воины. Никто даже не глянул в мою сторону, не озаботился судьбой юной госпожи. Когда в комнате остались лишь я, замерший будто приклеенный к двери Демерос и дядя, последний издевательски поклонился темному магу, подошел ко мне и, больно вцепившись пальцами в руку повыше локтя, там, где я обычно носила витой браслет, потащил прочь.

Сопротивляться было бесполезно. Дядя в любом случае был сильнее меня. Спотыкаясь и с трудом удерживая равновесие, я едва поспевала за ним. Но на пороге все равно обернулась и нашла взглядом несостоявшегося жениха.

И опять меня поразила неестественная, мертвенная бледность лица Стефана Демероса. Словно передо мной стоял оживший мертвец. Только сверкающие смертоносными звездами черные глаза говорили о том, что мужчина скорее жив, чем мертв. Смутившись, я опустила глаза.

– Давай, быстрее переставляй ноги! – вполголоса поторопил меня дядя. – Не слышала, что ли? Прорыв! Мне нужно быть с воинами, а я вожусь тут с тобой…

– Ну и шел бы к воинам! – сорвалось у меня с губ. – Чего со мной возиться? Я не сбегу! Бежать некуда, да и не чувствую я за собой вины, чтобы устраивать побег…

Я никогда не дерзила родне. Всегда была такой, какой предписывал быть обычай: кроткой, тихой, послушной. Внезапная дерзость выбила дядю из колеи, и он ошарашенно уставился на меня. Мы уже вышли из комнаты в коридор. Но я все еще видела в освещенном прямоугольнике распахнутой двери силуэт темного мага. И как он медленно сполз по стене на пол тоже. Я видела, что Стефан провалился в беспамятство. Но на этот раз промолчала. Дядя не тот человек, которому следовало про такое сказать.

Я даже представить себе не могла, насколько это унизительно: когда тебя, княжескую дочь, которую челядь в доме только холила и лелеяла, едва ли не за косы тащат в темницу как какую-то преступницу! Под потрясенными взглядами домашних, попадавшихся на пути, моя душа корчилась от боли и погибала в муках под аккомпанемент завывания прорвавшей ткань мироздания нечисти. Хорошо хоть дядя не проронил за всю дорогу ни слова. Лишь пыхтел.

Темница была расположена в подземелье под домом. И там я была лишь раз за свою жизнь. В десять лет сбежала из-под надзора няньки, чтобы посмотреть на настоящего преступника. Всего за давностью лет уже и не помню, но в памяти остались сырость и затхлость, каменные стены со следами копоти – внизу блокировалась магия, и с темнотой плохо справлялись чадящие факелы. Не знаю, было ли так тогда, во времена моего детства, но я замерзла почти сразу, как дядя впихнул меня в тесный закуток с кучкой попревшей соломы в углу и запер за мной массивную решетку с прутьями толще моего пальца.

Может быть, это было нервной реакцией, но я осматривала свое новое пристанище с ужасом, обхватив себя за плечи руками и с трудом сдерживая бьющую меня дрожь. Камера была маленькой. Думаю, если бы мне пришла в голову блажь, лечь на пол и вытянуться во весь рост, ноги, скорее всего, не поместились и их пришлось бы вытянуть сквозь решетку в коридор. Три каменные стены, вместо четвертой – решетка. В ширину закуток был еще меньше. Не более трех шагов. Под самым потолком крохотное оконце, служившее больше для вентиляции, чем для освещения. Но самое ужасное было не это. И не холод и сырость. И не то, что лечь или сесть можно было лишь на каменный пол, на кучку грязной соломы. А то, что внешней стенки у камеры не было, только решетка. А отхожее место – ведро в углу. Если мне захочется в туалет, то придется это делать у всех на виду. Ладно, пусть коридор сейчас пустой. Но есть камера напротив, и я не знаю, пустая ли она. Да и визит стражников в самый неподходящий момент никто не отменял. Представив, что стражники застанут меня с задранными юбками, я содрогнулась от омерзения.

Мне стоило огромного труда сдержаться, не повернуться, не вцепиться руками в грубые прутья решетки, не начать умолять выпустить меня отсюда. Я порадовалась этому, когда за спиной раздался скрипучий голос «любящего» дядюшки:

– Не ожидал от тебя, племянница! Что ж, что ни делается, все к лучшему. Посидишь, подумаешь над своим поведением. Глядишь, потом будешь более покладистой, – и он мерзко, каркающе расхохотался. Гнусный хохот испуганной птицей заметался под темным потолком. А дядюшка, отсмеявшись, добил меня: – Не делай глупостей, Энельда! – предупредил он. – Здесь везде верные мне люди. Как скажу, так и сделают. Прикажу, и один из охранников будет круглые сутки торчать здесь с факелом в руках. Как будешь нужду справлять в таком случае, а, княжна? – и он опять омерзительно засмеялся.

Наверное, именно в эту минуту, слушая затихающее эхо смеха и удаляющихся шагов дядюшки, и родился этот безумный план. В это не хотелось верить, но умом я понимала, что моя семья обречена. Подлый изменник осуществит все свои планы. Я не смогу этому помешать. Но сделать все, чтобы отомстить за отца и за братьев я просто обязана. Этого требует честь рода, кровь рода…

Не могу сказать, сколько времени точно я находилась в темнице. Уходя, дядюшка «заботливо» оставил в кронштейне на стене горящий факел. Но я понятия не имела, сколько он должен гореть. Да и голова была забита совершенно другими мыслями. Я строила планы мести. Один другого грандиознее и кровожаднее. В своих мыслях я рвала дядюшку голыми руками. Сбрасывала с замковой стены. Скармливала нечисти. Запирала в подземелье, а ключ выбрасывала в самый глубокий колодец в замке… Нет, я понимала, что любое из этих действий мне не под силу. Но иного выхода душащим меня эмоциям не было. И понимала, что если я действительно хочу отомстить, то мне нужен сильный союзник. Вот только где его взять?

Еще одной причиной того, что я тешила себя несбыточными надеждами, было то, что я жутко переживала за отца и оставшегося брата. До одури, до истерики, до зубовного скрежета. Прислушивалась к каждому, доносящемуся с поверхности звуку, замирая душой и сердцем: вернулись воины? Все ли живы?.. Я очень боялась услышать траурный звон по погибшему князю. В тот миг, когда он раздастся, погребальный звон прозвучит и по моей жизни и судьбе.

Через какое-то время, наверное, с наступлением рассвета, а может быть, через целую вечность, к моей клетке подошел угрюмый мужик. Раньше я его никогда не видела на подворье: лицо и голова густо заросли черными космами волос. И не было понятно, где заканчивается прическа, а где начинается борода. На левой скуле жуткий, багровый шрам. Черные глаза глядят одновременно зло и равнодушно. Он подсунул под нижний край решетки небольшой поднос с миской, кружкой и ломтем хлеба. А потом заменил уже сильно чадящий факел на стене тем, что принес с собой.

Я поняла, что открывать мою клетку он и не собирался, тогда, когда мужик повернулся ко мне спиной и пошел прочь. Внутри что-то сжалось. Я не могла, больше не хотела здесь оставаться! И тогда я, наплевав на гордость и решение молча ждать, бросилась на прутья, сжала их что было силы пальцами, ощущая, как впивается грубое железо в кожу, и с отчаянием выкрикнула:

– Стой!

Мужик послушно остановился. Обернулся через плечо, внимательно посмотрел на меня черным глазом. В свете факела его шрам мне показался жадным ртом, желающим меня сожрать.

– Чего тебе? – поинтересовался недружелюбно.

А как же: «Чего вам?» и «Ваше сиятельство?» Сглотнув колючий ком в горле, я спросила то, что волновало больше всего:

– Воины с вылазки уже вернулись?

Мужик скупо кивнул. А у меня больно сжалось сердце в груди. Неужели…

– Князь?!.

– Да что ему сделается! – с отвращением сплюнул себе под ноги мой страж. – все вернулись. И даже не шибко пораненные. Аж удивительно.

Дальше мужик решил беседу со мной не продолжать. Не ожидая новых вопросов, мой страж отвернулся и пошел прочь. А я, обмякнув от облегчения, сползла по решетке вниз, встав коленями на ледяной и не особенно чистый пол, не замечая, как занозит ладони грубое железо. И только сейчас ощутив, насколько тяжелой оказалась бессонная ночь и как я устала.

Мне настоятельно требовалась передышка. Если я хотела хотя бы попытаться бороться за себя и своих людей, мне нужны были силы. Следовательно…

Постояв некоторое время на коленях, я подтянула поближе к себе поднос. На удивление, в миске было рагу. Не такое, как подавали на княжеский стол, попроще. Наверное, из одного котла со слугами. Но все же. Хлеб же и вовсе оказался белым. Этот точно с княжеского стола.

Как бы мне ни хотелось помыть руки, прежде чем браться за хлеб, как бы я ни убеждала себя, что есть из рук дяди опасно, я все равно взяла лежащую рядом с миской оловянную ложку. Мне нужны силы, сказала себе. И… сама не заметила, как все съела.

После еды, после бессонной ночи, глаза начали слипаться сами собой. Чутко прислушиваясь к происходящему и внутренне корчась от стыда, я сходила на ведро, оттащив его так, чтоб оно хотя бы стояло на границе круга света и тени. А потом, морщась от неприятных ощущений, упала на грязную солому…

Сложно сказать, сколько я проспала. Мне показалось, что только-только закрыла глаза, а уже раздается скрип отворяемой решетки и скрежещущий, издевательский смех дяди:

– Да вы тут, ваше сиятельство, устроились со всеми удобствами! Как в королевских покоях! Вкусно кушаете, сладко спите… В то время как мы пытаемся договориться с черным магом! – с неожиданной злобой закончил родственник и решительно шагнул в мою клетку, протягивая жадную руку, чтобы схватить меня за косу.