Глава 7

Роман.

После неудачно состоявшегося свидания в воскресение я упорно ожидал хоть какой-то мизерный намек на то, что Дарья больше не держит на меня зла и обид, и теперь лед тронется. Ничего при этом не предпринимал, чтобы растопить лед, никаких путей наладить связи с Дарьей не искал, ни граммулечки не поспособствовал тому, чтобы судьба с ее чудесами нежданно-негаданно повернулась ко мне передом, а не тем выпуклым местом, что я регулярно наблюдаю в течение лет десяти, как минимум.

И что в итоге я получил этим, никому не нужным отсиживанием и отмалчиванием? Ни звонка от Дарьи, ни сообщения, даже знака вопроса не прислала или точку. Ни ответа, ни привета, как говорится, я не заслужил. Спросила она пару раз у моей матери, правда, где я и почему отсутствую на фирме, и на этом ее беспокойство методично закончилось. А про тот вечер, когда я кое-как, в полуобмороке и с одним открытым глазом преодолел четыреста километров в пургу, и подавно не спросила. Как я тут, выжил ли, а может копыта отбросил, Дарью, к сожалению, не интересовало, от слова, совсем. Потому я и запретил матери распространяться о том, где я и что со мной.

Обидно, конечно. Да, я плохо с ней обошелся когда-то давно, признаю это и не отнекиваюсь. Но ведь Дарья сама мне намеки кидает без конца, чтобы я приставал и не унимался, и чтобы перед ней отплясывал с бубном, напрочь лишившись трезвого рассудка. Нравится ей так, да ради Бога, попляшу, ведь это того стоит. Я на все готов, лишь бы она сжалилась и перестала видеть во мне врага.

Когда она разок заявила, что ненавидит меня, это заявление непередаваемо как шокировало. По большей части, из-за того, что Арина очень похожа на меня. Потом, некоторое время понаблюдав за Дарьей и ее переменчивостью во взглядах, я понял, что верить ее словам незачем, ведь то, что Дарья говорит, как правило, по большей части расходится с делом. Дочь она нашу любит, а это значит, что она не может ненавидеть меня. Я просто уверен в этом. Но при этом Дарья воюет сама с собой. Наверное, ей стыдно думать, что такой урод, как я, может остаться в ее сердце, и если не уже, то когда-нибудь точно там обоснуюсь. Надеюсь на сердце, а вот другие части ее тела, хоть и великолепного и до одури манящего, не так важны для меня. Вряд ли мне все это светит цельным набором, как я думал. Максимум, на что смогу Дарью уломать, так это разовый секс, и то накачать ее придется перед этим до состояния полного отключения мозгов.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему Дарья не проявила ни малейшей заинтересованности ко мне после того случая. Ей хотелось узнать, что со мной, но она стеснялась. А я все равно ждал, когда она решится и переступит через грань стеснения. Она стесняется того, что испытывает ко мне, и это вполне логично. Меня же долго не отпускало то ощущение, когда она легонько и несмело обняла меня, когда в снегу с ней стояли на коленях и когда я ее успокаивал. Приятно мне было. Конечно, щупать Дарью в немного ином контексте тоже по-своему приятно, хоть и крайне мучительно, потому что приходится держаться в узде, чтобы хуже не сделать. Но принять знак внимания от нее было для меня чудом, подаренным даже не самой Дарьей, а кем-то свыше. Стоял с ней, держал ее крепко, гладил, а сам радовался тому, что чувствую ее, и она не противится. Да и плевать было на то, как я выгляжу и насколько все было запущено. И потом было плевать, отроется ли у меня глаз или вытек уже, поскольку тот как опух и закрылся еще в машине, так и не хотел открываться еще пару дней.

Главное, я смог до нее достучаться и надеялся, что теперь она начнет воспринимать меня иначе. Она преодолела страх и открылась мне. А это значит, что у меня появился шанс стать к ней ближе.

А Дарья поступила своенравно: камушки свои оставила в салоне и упорхнула. Я думал, она просто шипеть умеет и огрызаться, а на деле оказалось, она та еще пронырливая канарейка в боксерских перчатках. Если верить приметам, Дарья обязательно прилетит обратно, раз оставила у меня то, что принадлежит ей.

Возможно, она ждала первого звонка от меня, но я, как бы не мечтал ускорить момент нашей встречи, не решался этого сделать. Тревожить ее попросту не хотел и навязываться тоже. Пусть посидит, подумает, на что идет и что дам ей я, как только мы станем законными супругами.

Брак мне необходим не только из-за Арины, о которой я думал и думаю день и ночь. Я вижу, что Дарье лучше, когда она находится со мной рядом, а не когда ее кто-то другой пытается тащить в свой мир, непонятный ей и совсем ненужный. И оттого, что ее тащат туда, она чахнет и пытается забиться в угол, чтобы ее не трогали. Она знает, что ей нужно, где-то под коркой это есть. Ей просто никто не дает думать и поступать так, как ей надо. А кто-то другой постоянно маячит между ней и мной… и других этих слишком много развелось, пора бы начинать их отсеивать.

Еще вопрос с Женей надо решить по-хорошему, чтобы он понял и отвязался от нее. Он не знает, что у нас с Дарьей есть дочь, и не узнает об этом до тех пор, пока Дарья живет не со мной. Пока я не могу ее защитить, находясь далеко, придется молчать и мне, и другим, особо болтливым бабулькам затыкать рты, иначе случится страшная беда.

Женя, конечно, отойдет от той правды быстро, но перед тем уничтожит Дарью, и это в лучшем случае. Он не признает слово «изнасиловать» и никогда его не поймет. Для него существует только понятие «взять», а грубо или нежно, зависит от обстоятельств. Сам же мне предлагал выбрать любую, какая приглянется и заставить ее быть со мной, и не нужно для того каких-то особых ухаживаний или слов. Все до банальности просто: увидел, захотел, схватил и понес.

Знаю я давно, что за братом моим грешки, так сказать, рукоприкладные водятся; не раз видел его побитых бабенок, которые получают тумаков, но все равно продолжают за ним бегать, а он чешет об них руки с поводом и без. Несметное количество телок, получающих вовсе не ласку, окружают Женю, как султана, а он гарем себе развел и довольствуется каждой по очереди: то унизит, то оближет, то побьет, то полюбит… Все зависит от его расположения духа и с какой ноги он встал с утра.

Удивляет тот факт, что Дарья с Женей несколько месяцев продержалась в отношениях и не убежала, и он ее не выбросил и ни разу не показался в истинной красе, не считая сцены истерики в ее квартире. Даже замуж ее позвал. Значит, чем-то Дарья отличается от других его женщин, об которых ему более привычно вытирать ноги, нежели сказать приятное слово, и Женя просто так не отвяжется.

А мне-то что с того? Не захочет сам, так я ему помогу. Не признаю брата своим конкурентом никогда и ни за что, а вот бывший муж Дарьи может кое-где наследить как раз перед тем моментом, как Дарья будет принадлежать мне на законных основаниях.

Быстрее бы жениться и забрать Дарью с Ариной к себе, тогда и наступит спокойное время, уж я об этом позабочусь. Но как приблизить это время, если я далеко от Дарьи и не знаю, какие еще пути следует искать в моём случае. Поступком своим, исказившим мораль и нравственность, как отражение человека уродует кривое зеркало, я сам себя загнал в рамки «ни шагу в сторону», из которых не вылезти так просто, чтобы их не разломать, но и прекращать движение для меня означает смерть.

Только одна надежда и остается, что Дарья простит меня за все. Простит и придет сама. Но снизойдет ли это хоть когда-нибудь? Я не знаю, но буду стараться, чтобы этот момент наступил до моей кончины. Желательно бы…

Разумеется, я не рассчитывал на заботу со стороны Дарьи или на какие-то кардинальные изменения наших с ней отношений в ускоренном темпе после того вечера. Да и после свадьбы не особо надеялся, что она даст доступ к своему телу и душе. Но помечтать-то об этом можно. Мечтать я люблю. Никто не запретит, тем более, то, что есть в моей голове, так и останется в моей голове. Вот и буду представлять себе, что у нас с Дарьей вполне нормальные отношения, хоть то, что происходит между нами сейчас, назвать отношения можно, но с большой натяжкой, при этом закрыв глаза и махнув рукой на очевидную ложь.

Я не из тех людей, кто берется за дело, не зная, чего следует ожидать впоследствии, да и в моем возрасте рисковать всем уже глупо. Но я решился и женюсь на той, которую совершенно не знаю. Помню лишь, какая она наощупь и как с ней хорошо. Чутье подсказывает, что я поступаю правильно. Но то, что Дарья ветреная и непостоянная, меня коробит, как мужчину, который, в принципе, не признает измен и никогда не пойдет на это сам.

Мотается Дарья от одного к другому, туда-сюда, туда-сюда. Разве такую женщину я ждал? Видимо, верные женщины не созданы для меня. Одно радует, Дарья хотя бы не встала в позу и не восприняла мое предложение о браке в штыки, а я был готов к тому. Понимает, что я ее буду обеспечивать с огромным удовольствием и никогда не прогоню.

Ну и где здесь чувства? Снова те же грабли, что и с Вероникой…

А мне же кажется, что я не зря притормозил перед Дарьей восемь лет назад. Запала та девка мне в душу, и вот уже сколько времени, как живет там. Я ее нарисовал такой, о какой мечтал, потому как не знал, какая она есть на самом деле. Мы ведь незнакомы с ней были. Только и знал, что ее зовут Дарья.

Чувства к ней грели мое сердце годами, и потому я не хотел и не мог переключаться ни на кого другого. Зачем мне кто-то, если у меня есть та, которая живет со мной, и пусть внутри, но она же есть. Зачем мне другая, если есть она? Я не хочу и не буду изменять, это подло. Пробовал отвлечься чем-то другим, увлекался науками, углублялся во всякие мелочи касательно работы, но не выкинуть ее и не забыть. Она стала частью меня.

До сих не могу устаканить в голове, что та самая мадам, из-за которой я давно потерял покой во снах, вернулась в мои будни, и это спустя восемь лет пустоты и одиночества.

Вспоминая снова и снова нашу встречу в прошлом году, когда Дарья вошла в кабинет с отчетом, меня пронизывает то чувство, которое никак нельзя ассоциировать с агрессией. Скорее, обидой за то неосязаемое, чего я бы хотел от нее получить и чего она мне не даст, как бы я не просил. Не могу быть уверен, что никогда, но пока что точно рассчитывать на позитивную отдачу с ее стороны глупо.

Понимаю, что Дарья поступила правильно, выместив на мне зло и ни в коем разе не осуждаю ее. Я не помнил, что говорил ей тогда, восемь лет назад, потому что и себя толком не помнил, настолько был пьян. А она взяла и напомнила все в подробностях. Это было больно и стыдно слышать.

Я прежде никому не говорил подобных гадостей, а в тот раз как будто не я это был, а кто-то другой вместо меня. Не помнил, да. Но я-то знаю, что сделал. Как не пытались меня убедить психиатры в том, что это всего лишь плод моего воображения, я знал, что совершил. Молча кивал психиатрам, делая вид, что соглашаюсь с ними, а на самом деле стоял на своем. Не мираж то был вовсе.