Отвожу взгляд, смотрю в стену напротив. Противно до спазмов в желудке. Он как-то сказал, что сделал для меня максимум… видимо максимум это кровать, кандалы и его общество… А, ну да, в моём распоряжении целая комната и маленькая уборная, в которой есть душ, туалет и стиральная машинка с функцией сушки. Вот такой у меня оказался максимум… не много, не правда-ли?

Поднимается с постели, перекрывая собой всё пространство, торможу. Паша подходит вплотную, взгляд осмысленный, но мутный, как будто бы из-под толщи воды на меня смотрит. Нет явной агрессии, но её улавливаю каким-то шестым чувством. И то, что он не совсем адекватен – тоже понимаю. Я просто знаю и брезгую. Так сильно брезгую, что липким потом обливаюсь.

Этот человек столько раз делал мне больно словами и действиями, что зарубки негде ставить. Сейчас тоже хочет сделать больно, наказать за несбывшиеся хотелки.

Хорошая девочка, из хорошей семьи не могла попасть в такую передрягу, но как мы выяснили ранее, я не хорошая девочка. Уже нет.

– Ты какая-то странная… – с прищуром произносит.

Опускаю глаза в пол, неопределённо пожимая плечами. От него несёт всем на свете. Тут, в заточении, я очень остро стала реагировать на запахи.

Раздирает от омерзения. Он на дне и меня за собой тащит.

Паша подхватывает подбородок, вынуждает смотреть в глаза. И я смотрю, не скрывая набегающих слёз. Это слёзы бессильной ярости и боли, но он подумает иначе, потому что я говорю:

– Я так устала, Паша, я так устала… И мне страшно… – голос дрожит, дыхание сбивается и под конец, совсем исчезает.

Следующее, что я делаю – обнимаю. Крепко-крепко прижимаюсь, утыкаюсь носом в шею, содрогаясь от рыданий. Нужно просто поверить в то, что он большой и сильный, а я маленькая и слабая, и именно у него ищу защиты… просто поверить. Потому что, если не поверю я – он тоже не купится.

Плачу, жмусь сильнее, чувствуя тошнотворный запах сигарет, алкоголя и женщины, любящей приторные духи.

Как же меня тошнит…

На целое мгновение он теряется, но потом приходит в себя, автоматически обнимая. Обхватывает двумя руками и сжимает почти до хруста. Секунда и мир подпрыгивает, потому что Паша резко подсаживается и подхватив под ягодицы сажает на себя.

В голове перезвон, а сердце галопом.

Это не по плану! Не по плану!

Смотрим друг другу в глаза, и он вдруг улыбаться начинает и… и к губам тянуться.

Только не это… Не хочу, не могу! Нет!

Отклоняюсь назад, губы по шее мажут, но не останавливаются, а к ключице присасываются. Облизывает, через ткань кожу прикусывает.

Фу… просто фу!

Секунда и меня к стене придавливает всем своим весом. Сминает, шумно дышит, руками касается. Он целует, а меня ножом режет. Противно и тошно.

Прижимаю ладони к лицу и плачу. Натурально плачу: громко, горько с надрывом. Я не играю, мне действительно больно от бессильной ярости и того насколько грязной себя ощущаю. Кислотой разъедает кости.

Не трогай меня… не касайся… не смей!

Паша замирает. Руки всё так же крепко удерживают на месте, но он больше не целует и это начинает радовать. Хоть что-то…

– Оксан… – с сожалением, на выдохе.

Качаю головой и вновь захожусь рыданиями. Паша гулко выдыхает, прижимает крепче, что-то говорит, но я не слышу – мне не просто плохо, мне ужасно. Я не обнимать его готова, а руки на шее сомкнуть и душить! Так, чтобы позвонки под пальцами хрустели! Подходит к кровати, садится сам и меня на себя удобнее пересаживает, правда в этот раз ноги плотно сомкнуты. Сжимаю колени ещё плотнее, а он двумя руками жмёт и в плечо лбом утыкается.

В этот момент решаю, что уже пора. Другого такого случая может не представится. Эмоции вокруг сгущают воздух, я медленно выдыхаю, глуша очередной всхлип и даю воле внутренней суке, которая точно это вывезет.

– Почему вы так со мной… почему со мной?! Что я вам всем сделала?! – кричу, в грудь его пихаю, всю злость вкладывая. – Прицепились не оторвать. Отвалите! Я жить хочу, просто жить хочу!!! Я ничего вам не должна и не обязана ничем!

Паша перехватывает руки, старается удержать, но куда там, я в ярости и не сбавляя темпа, ору дальше. Ору так, что горло режет. Прямо вот так, в лицо его ошалевшее:

– Что ты, что он! Вы меня принуждаете, ненавижу! НЕНАВИЖУ!!! Чё баб свободных в стране нет?! Какого хрена нужно от меня?! Отвалите! ОТВАЛИ!

Судорога ярости искажает лицо напротив, и я не успеваю испугаться, как он заваливает меня на спину прямо на кровать. Перехватывает запястья одной рукой над головой вытягивая, а сам придавливает собой, так сильно что не вырваться. Задыхаюсь мгновенно. Но самое страшное это то, что он второй рукой сжимает шею… как тогда сжимал.

Затихаю, смотря огромными глазами в его спокойные. Воспоминания накатывают колючей волной. Я всё помню… всё до мельчайших подробностей…

– Что ты несёшь?! Ты с ним по курортам шаталась и трахалась как позовёт. Бежала в припрыжку!

В жилах стынет кровь, но отступать уже некуда.

– Он такой же урод, как и ты, слова «НЕТ» не знает! Ненавижу вас ублюдки чёртовы!

Глаза зажмуриваю, ору, брыкаюсь, изворачиваюсь, но он психует и поднимается сам. Подскакиваю следом, дальше по постели двигаюсь. Паша гвоздит бешенным взглядом, словно наяву видит, как мы жили на самом деле.

– Не гони. – зло выплёвывает.

Подпрыгиваю на ноги, возвышаясь. Терять уже давно нечего. В грудь ему пальцем тычу.

– Я не обязана перед тобой душу раскрывать! Ты знать не знаешь, что было за это время, понял?! Ты меня не знаешь!!! Больные уроды. Ублюдки. Бабки есть и всё можно решили! Уроды! Мне этого не нужно! Понятно?! Не надо! Денег ваших чёртовых, тачек и прочего дерьма. Подавитесь всем этим!

Закрываю лицо руками, падаю на колени и реву.

Паша молчит.

– Хочешь сказать, что этот уёбок тебя заставил? – голос тише звучит, до противного участливо.

–Да пошёл ты!

Секунда и он вновь рядом оказывается, в объятия тянет. Обнимает, в висок целует, баюкает как маленькую.

Уроде ненормальный.

Опять роль хорошего парня играет. Обнимает так, словно любит и я самое дорогое что у него есть.

Кожу жжёт, но терплю, скриплю зубами и терплю.

Чужие руки, ласки и дыхание на волосах.

Он больной на всю голову. Изощрённый садист, которого нужно запереть в клетке на всю оставшуюся жизнь.

Ненавижу…

Постепенно градус снижается, он меня плачущую на руки берёт, на кровать садится, а после и вовсе ложится, пристраивая на себе. Гладит по спине, успокаивает, говорит какую-то хренотень. Срывается на рык, когда вспоминает моего мужчину, но как только переключается, снова нормальный. Он грозится его закопать. Мол, для этого всё сделал, что ещё немного и передел будет, тогда он, Пашка, всё себе вернет. Много говорит… долго. Говорит, что жалеет, что с психа от отца ушёл в свободное плавание, а ещё подробно рассказывает, как меня увидел… влюбился.

– Всё хорошо у нас будет, ты больше не будешь его бояться. Сдохнет как собака – обещаю. Он и его тупорылые братья. У них ничего нет, ни тыла, ни поддержки. Всё как надо будет.

Говорит, говорит… Слова как вода сквозь песок. Внутри леденеет, но я всё равно слушаю. Мне не оставили выбора, только страшное не это, а то, что он в принципе решил откровенничать. Это значит только одно – не боится, что информация уйдёт дальше…

Он не отпустит. Никогда…

Стокгольмский синдром – на него надеется, больше, чем уверена.

Только вот не будет этого! Невозможно! Я же всё помню: чужие руки, скользящие по безвольному телу, срывающийся шёпот, жар и ненависть во взгляде, когда другое имя назвала…

Паша не простил… не убил, но не простил. Унижал, принуждал, оскорблял, к кровати приковал в конце концов… он и сейчас измывается, всё никак не может успокоиться.

У него ко мне не здоровая тяга. Болезненная, долгая и мучительная для нас двоих. И меня он мучить собрался куда как больше, чем горит сам.

Паша говорит и говорит, а потом решает, что я уснула. Целует в макушку, поглаживает плечо и сам не замечает, как проваливается в сон.

Он засыпает, оставив открытой дверь и сняв с меня наручники… и это то единственное, за что я цепляюсь. Моё тело устало и измучено, я ничего толком не ела, но я жду… жду, когда уснёт ещё крепче.

За окном активно светает, а я выжидаю ещё немного. Пошевелиться раньше времени опасно и дико страшно. Прислушиваюсь к тишине дома и к его мерному дыханию. Тяжелая ладонь начинает медленно сползать с плеча и вот тогда я решаюсь. Аккуратно выпутываюсь из объятий, очень медленно поднимаюсь с кровати, готовая каждую секунду придумать оправдание, если он резко откроет глаза.

Замираю на каждом шагу и дышать боюсь. Голова кружится и в горле сухо… Отхожу к двери спиной постоянно вглядываясь в лицо.

Спи… пожалуйста, спи…

Я хочу домой…

Просто спи…

Я навсегда запомню: как спускалась по лестнице, как пугливо тормозила на каждом шагу боясь глубоко вдохнуть, как голова кружилась от тахикардии.

Молилась. Просто молилась дойти вниз и открыть эту чёртову дверь.

Видимо кто-то там, свыше, благоволит мне, потому что в коридоре, у самой двери, мужская обувь и толстовка. Прищуриваюсь, всматриваясь в лежащее на полу. Адреналин шкворчит по венам, забивая голову гулом.

Слышится скрип.

Резко выпрямлюсь, не зная куда смотреть, взгляд мечется по сторонам.

Кто там? Кто там может быть?

Перехватывает дыхание. В шаге от меня дверь, а за ней свобода… всё так рядом. Протяни руку и всё закончится.

Ещё раз смотрю на лестницу. Облизываю пересохшие губы и снова к двери поворачиваюсь. Тянусь к ручке, держа в руке ботинки с толстовкой. Легонько тяну ручку вниз, но она… она не поддаётся.

Закрыто.

Чёрт! Чёрт! Чё-ё-ёрт!

Отчаяние сковывает тело, а по щекам слёзы.

Нет… пожалуйста, нет…

И времени нет… каждую секунду сюда может кто-то выглянуть и всё начнётся заново. Стараюсь действовать тихо, но быстро. Ощупываю стены в надежде найти ключи. Сердце так тарабанит, что кажется именно оно меня и выдаёт. Я ничего не слышу, кроме него…

Тихо-тихо-тихо, успокойся…

Выдыхаю. На секунду зажмуриваясь и снова начинаю искать…

Вожу ладонью по двери в надежде на щеколду. Почти отчаиваюсь, но вдруг пальцы касаются тоненького прутика, и я понимаю, что это она. Она!

Скрип, толчок и первый вдох свежего воздуха.

Не тормозя и не оглядываясь, я бегу вперёд, настолько быстро, насколько могу… Бегу не чувствуя, как маленькие камушки врезаются в голые ступни, а воздух обжигает лёгкие. Там впереди рассвет и я его вижу… бегу к нему, бегу вопреки.

Мимо пролетают ветхие домики, слышно отголоски трассы и лай собаки вдалеке. Я хочу свернуть к дороге, побежать туда, где машины, но это первое место, в котором он будет искать, поэтому выбираю поле.

Чтобы ты сдох, тварь… я тебе не достанусь, не живая точно.