Глава вторая. Принципы Рэйки

I. Именно сегодня – не беспокойся

«…не бойся, только веруй» Марк 5.36

Монах и ангел

(христианская притча)

Жил-был один молодой человек. Когда ему исполнилось двадцать лет, он стал испытывать сильное желание удалиться от мирской жизни и уйти в монастырь. Но он жил с родителями, а они были уже престарелые, и он никак не решался их оставить, беспокоясь о том, кто же будет помогать им и ухаживать за ними, когда они совсем ослабеют.

Время шло. Желание человека уйти в монастырь все крепло и крепло. Однако, он никак не решался оставить своих родителей. Наконец те, увидев, что их сын сильно страдает, разрываясь между желанием посвятить себя Богу и сыновними обязанностями перед пожилыми родителями, дали ему свое благословение на уход в монастырь. Они сказали, чтобы он не беспокоился за них, что они верят в Бога и Тот не оставит их в беде. На этом и порешили: молодой человек ушел в далекий монастырь.

Там он сначала стал послушником, затем монахом. Однако его сердце нет-нет да и испытывало беспокойство за своих родителей. Через некоторое время это беспокойство сильно возросло, и он стал не находить себе места из-за сильнейших волнений и страхов. Ни молитвы, ни работа не шли должным образом. Он измучился и стал испытывать сильные нервные расстройства. Его духовный наставник говорил ему, что волноваться не следует, что это демон-искуситель внушает ему беспокойства и страхи, пытаясь отвратить его от молитвы к Богу и от труда и жизни в монастыре. Молодой монах крепился-крепился, но наконец не выдержал и без спроса сбежал из монастыря домой.

Он шел в сильном беспокойстве за родителей, к которому теперь добавилось и расстройство от того, что он тайком, не послушавшись духовного наставника, покинул монастырь.

Дорога сначала была пустынной, но на полпути к дому он встретил человека в чистых светлых одеждах, идущего ему навстречу. Его лицо было закрыто капюшоном. Они остановились и разговорились.

Монах в слезах стал рассказывать этому человеку свою историю. Он плакал, что его сердце разрывалось и разрывается от беспокойства за родителей, а теперь еще к этому добавились душевные муки от того, что он бросил монастырь. Когда монах выговорился и немного успокоился, то попросил встреченного им человека рассказать ему свою историю.

Человек в светлых одеждах сбросил капюшон, и монах увидел ясное красивое молодое лицо. И тот ему сказал, что он ангел-хранитель, который был послан Богом, чтобы охранять и помогать родителям монаха, пока тот пребывал в монастыре. Родители его живы, здоровы, находятся в полном достатке и очень радуются за своего сына, который живет и трудится монастыре и приносит свои молитвы Богу. Теперь же, когда монах поддался бесовским наваждениям, бросил монастырь и возвращается к родителям, то ему, ангелу, делать у них больше нечего и он идет в святую обитель на место монаха.

Когда монах услышал эти слова, он понял, что Бог никогда не оставляет своей заботой тех, кто верит в Него. Он совершенно успокоился. Потом встал на молитву, попросил прощения у Бога за свои необоснованные страхи. Затем попросил прощения у ангела и сказал, что, если можно, он хотел бы вернуться в монастырь. На том и порешили: монах пошел обратно в монастырь, а ангел-хранитель моментально вернулся к родителям монаха, снова взяв их под свое крыло. Впоследствии и монах, и его родители достойно завершили свои земные странствия и испытания.

Весна и старуха

Была поздняя весна. Конец мая. Погода стояла прекрасная, солнце сияло на чистейшем голубом небе. Дул нежный теплый ласкающий ветерок. От былой зимы не осталось и следа. Вся зелень пышно распустилась и сияла изумрудным цветом под лучами солнца.

Мне нужно было доехать к родственникам, живущим на другом конце города. Обычно я ездила через центр с двумя пересадками. Это было не очень удобно и достаточно долго – почти полтора часа. Но в этот день я вспомнила, как мне говорили, что в тот микрорайон можно добраться по окружной железной дороге. Она тянулась от моего дома практически напрямую в те места. Поезда ходили по ней примерно каждый час, и, если знать их расписание, то ехать надо было всего двадцать минут по окраине города. Я видела нужную мне станцию недалеко от своего дома. И, хотя я не знала расписание, но решила прогуляться, благо, что время у меня было, погода стояла прекрасная, а идти к станции нужно было через хороший парк, полный свежей зелени.

Я, не спеша, прошлась по парку, наслаждаясь благоуханием свежей листвы, распустившихся почек, зацветающей черемухи. Вокруг звенела тишина. Городского шума совершенно не было слышно, зато вовсю распевали птицы. Все было, как в настоящем лесу, наполненном щебетанием и неясным, но веселым жужжанием. Настроение у меня было великолепное. Казалось, что невозможно надышаться весенним ароматом.

Хотя я и шла очень медленно, однако все же вскоре подошла к станции. Как только она появилась сквозь деревья, то я увидела отходящий от нее поезд. Он ушел буквально, как говорится, «из-под моего носа», но это ничуть меня не огорчило и нисколько не поколебало моего настроения. Я восприняла случившееся как благоприятную возможность еще целый час подышать прекрасным лесным воздухом и погреться в лучах весеннего солнца.

Я поднялась на платформу, чтобы узнать расписание и купить билет. И как только я сделала по ней первые шаги, так услышала сзади тяжелый топот, пыхтение и глухое ворчание. Все это грубым диссонансом нарушало волшебную тишину окружающего пространства. Я обернулась, чтобы взглянуть на того человека, который производит столь неуклюжий шум.

Это была женщина, на которой были одеты, наверное, все имеющиеся у нее юбки. Голова повязана темным платком, почти полностью закрывающим лицо и глаза. Через плечо наперевес у нее висели две огромные, видавшие виды сумки, и еще две точно такие же она несла в руках. По ее бесформенным одеяниям и укутанному платком лицу было практически невозможно более или менее точно определить ее возраст. Ей могло быть и семьдесят лет, а, может быть, и только пятьдесят.

Она, видимо, очень торопилась на поезд, но опоздала, и это совершенно выбило ее из равновесия. Даже тогда, когда она еще не взошла на платформу, до меня уже отчетливо доносилось ее громкое ворчание и причитания. Когда же она подошла ближе, то ей понадобилось всего несколько фраз, чтобы обругать всех, начиная с машиниста поезда, который, видите ли, не мог задержаться на две минуты, и заканчивая правительством, которое держит народ в нищете.

Я узнала расписание – поезд должен был быть через час, – и купила билет. Затем встала посередине платформы и, прикрыв глаза, подставила лицо солнцу. На платформе больше никого, кроме нас двоих, не было. Старуха остановилась неподалеку от меня, непрерывно продолжая свое раздраженное бурчание.

В течение дальнейших двадцати пяти или тридцати минут она продолжала свой монолог, сначала, видимо, подсознательно пытаясь привлечь мое внимание и втянуть в диалог. Но затем, видя, что я не реагирую на ее причитания, она прекратили эти попытки и стала просто разговаривать вслух. Это даже не был ее разговор с самой собой, а некое истечение какого-то ее внутреннего раздражения. Оно то усиливалось, то ослабевало, наполняясь самыми разнообразными оттенками: от легкой досады до откровенной злобы. Среди благоухания весны, солнечного света, живой звенящей тишины, которых она совершенно не замечала, ее поведение было подобно чаду и копоти старой автомобильной шины, горящей у дороги. До меня то тише, то громче доносились ее бессвязные восклицания.

Я стояла, наслаждаясь весной, воздухом, солнцем. Ее присутствие нисколько мне не мешало. И, несмотря на ее порой довольно-таки громкие раздраженные бормотания, я их не слышала. Весна полностью охватила мое существо, я давно не испытывала такого наслаждения и гармонии с природой.

Минут через тридцать-сорок на платформе стали появляться другие люди, и каждому вновь приходящему эта старуха принималась рассказывать о том, как она опоздала на поезд, какие плохие люди машинисты, как плохо организовано движение; она ругала всех, кто был, по ее предположению, в этом виноват. Как только какой-либо человек отвечал на ее слова, так ее жалобы тут же усиливались, и тот уже и не знал, как отвязаться от ее назойливости.

Подошел поезд. Он состоял всего из двух вагонов, прицепленных к маленькому маневровому тепловозу. Старуха вошла в первый вагон, я – во второй. На некоторое время я перестала слышать ее ворчание. Пассажиров было достаточно много и, соответственно, свободных мест – мало. Видимо поэтому вскоре старуха появилась в моем вагоне. Сев на лавочке, она тут же начала рассказывать соседям историю своего опоздания. Потом в ее разговоре появилась новая тема: она стала беспокоиться и расспрашивать всех о том, а остановится ли поезд на той станции, которая ей нужна. Ей ответили, что он остановится и что волноваться ей по этому поводу совершенно не нужно.

Я сидела у окна. Поезд тронулся и через некоторое время вкатился в лес. Деревья были так близко от колеи, что некоторые ветви касались вагонов и даже захлестывали в открытые окна. Каждый раз они вносили аромат распустившихся почек. Поезд шел столь бесшумно, что в вагоне было слышно пение птиц. Лучи солнца время от времени пестро падали сквозь листву на пассажиров и стены вагона. И я видела многие улыбки на лицах людей в тот момент, когда они попадали им в глаза. Это было очень приятно – как будто легкий солнечный массаж разглаживал морщины и снимал усталость с лиц людей. И только одна эта бедная женщина, казалось, не замечала вокруг никакого весеннего очарования.

Потом она почему-то пересела на другую лавочку, и теперь уже новые пассажиры выслушивали ту же самую историю и отвечали на вопрос о том, остановится ли поезд на нужной ей станции. Затем она снова пересела, и там все повторилось. Так она прошла почти по всему вагону и везде распространяла свое раздражение и недоверие.

В вагоне стало жарко, и старуха сняла с головы свой платок. Взглянув на нее, я поняла, что ей не более сорока лет, а то и меньше. Однако морщины вечного недовольства и раздражения и наполненные ожесточением глаза, так исказили ее лицо, что она выглядела на все семьдесят, а то и восемьдесят лет. Ни одной, сколько-нибудь спокойной фразы от нее так никто и не услышал. Наполненные злостью слова непроизвольно сочились из нее ядом как вода из плохо закрывающегося крана.

Наконец поезд остановился у какой-то станции. Эта женщина снова взгромоздила на себя все свои сумки и под те же самые ворчания вышла из вагона.

Поезд пошел дальше. Я продолжала спокойно наслаждаться весной.

Наталия, мастер, Москва

Армейские переживания

Приближалось восемнадцатилетие моего сына. Он был достаточно здоров для того, чтобы быть призванным в армию. Вы сами знаете, что сейчас представляет собой служба в армии, поэтому понятно, что у него не было никакого желания в ней служить. Как и многие другие молодые люди, он даже предполагал, что будет бегать и прятаться от призыва.