Удивлялись в «КосмосРосе» с этого ученого. Своей оффшорной фирмы, выполняющей госзаказы по созданию двигателей, Григорьев не завёл. Какой он экономист, если живёт в доме под ипотеку? У экономиста обязательно должно звенеть в карманах достатком! Крепкий хозяйственник, он издалека виден, как минимум из Черногории.

Кот скрылся в щели между забором. Ему и надо было, чтобы хозяин открыл ему путь в широкий, но холодный мир. Он убежал, но обещал вернуться. Как бы ни манили дальние амбары, переполненные мышами, он прибежит спать на родной диван, к любящим его людям.

Александр зашёл за дом, где на заднем дворе горой навалены бревна. Они распилены по тридцать сантиметров. Длиннее не поместятся в топку. Некоторые пеньки весьма массивны. Самый большой, что удалось найти, доктор экономических наук водрузил перед кучей поленьев в качестве эшафота. На нем он лихо приноровился орудовать колуном, измельчая дрова.

Щелк, и по сторонам разлетелись ровные четвертинки большого круга. Такая аэробика полезна престарелому мужчине. Всю жизнь он провел на теплом офисном кресле, водя пальцем по счетам. Мышцы соскучились по крепкой работе.

Размахивая колуном, Григорьев воображал себя лихим генералом эпохи Наполеоновских войн. Он, не иначе как под Аустерлицем, разгоняет декабрьскую стужу кровавой бойней – рубит головы неприятеля, казнит предателей, а после, бравый герой отправляется на бал пить шампанское. Будучи в Петербурге на ежегодных симпозиумах, Александр Родионович непременно захаживал на костюмированные балы. Кавалеры одевались в наряды девятнадцатого века, дамы накручивали себе изящные прически. А ему очень шла шапка с тремя углами. Это все игры. И пока мужчина способен играть, он живет.

Дрова нарублены, враги повержены. Нужно срочно заходить в теплый дом, дабы коварные Ставропольские ветра не выдули из старика остатки здоровья.

Уехав на Ставрополье, Григорьев составил себе расписание. С утра, покуда голова не забита дневными заботами, разбирал записи, проверял расчеты теории, после обеда следовал часок просмотра информационного контента. Он продолжал ощущать себя частью великого механизма, двигающего человечество к светлой жизни. Созерцание в телеэкране крушения идеалов через войны и кризисы заводили Александра в депрессию. Из нее выход в обязательных мышечных нагрузках: колка дров, наполнение ими прихожей, расчистка завалов во дворе. К вечеру он садился за свой письменный стол, тихо стучал по клавишам ноутбука, чтобы не будить дочку, спящую в соседней комнате.

Тем временем он задумал провести собственное расследование. Беда с заточенным на Марсе астронавтом началась с просрочки… В один не очень прекрасный день капитан Военно-космических сил Иван Тарасов вскрыл коробку с провизией последней партии. Консервы, что пролежали в ожидании своего выхода двадцать четыре месяца (а до того положенные нормативом полгода летели с другой планеты), оказались испорченными. Выбитый на металлической банке штамп уверял, что их можно съесть за грядущим новогодним столом. Но бомбаж, превративший штампованные банки в металлические мячики, не располагал к экспериментам с космической кухней.

На Земле пытались разобраться в случившемся. Естественно, концов сыскать не удалось. Поставщик продуктов оказался подставным перекупщиком. Директор фирмы уехал в Эмираты, а сама организация обанкротилась после поставки на космодром. Впрочем, стандартная для России ситуация. Григорьев злорадно усмехнулся, листая новостную ленту ноутбука. Такая ситуация для него предсказуема. Мыслимо ли! По результатам торгов поставщик вынужден поставлять продукцию по цене в два раза ниже рыночной. Экономия! Директор при заключении контракта на поставку так и сказал: «Выполню обязательства по совести и разорюсь!». Конечно, разорился. Менеджер из госкорпорации уволился задним числом, как обнаружилась негодность продовольствия. Спросить не у кого, зато есть кому расхлебывать ту кашу, в прямом смысле слова. Не смог скрыться от ответственности бедолага-поселенец в жилом модуле Марса. Ему привезли партию бесполезного груза. Жаль, картошка на Марсе не растет!

Вся провизия на станции была признана негодной и утилизировалась в гнилостную субстанцию, формирующую плодородную почву для будущих поселений. С таким подходом к обеспечению межпланетной миссии в этой земле вскоре окажется истощенное тело Татаринова.

Поступила команда вскрыть «неприкосновенный запас». Закупку этого комплекта некогда курировал сам Григорьев. Партия контролировалась с остаточным сроком годности – шестьдесят месяцев. С расчетом обеспечивающего объема провизии в двадцать четыре месяца – срок, через который космическое агентство способно снарядить и доставить новый челнок. Планы и баланс питания составлял доктор экономических наук, академик РАН Александр Родионович Григорьев.

Александр натаскал дров, подкинул ещё полено в печку. Прежде чем закрыть дом на защёлку, он посмотрел во двор. Кот так и не вернулся. Что ж, явится в ночь, будет сидеть под дверью до утра. Сам виноват, блохастый проказник!

– Кать, ты приляг, тебе отдыхать нужно!

Он застал дочку на кухне, тушащей на плите что-то вкусное на ужин. Екатерина слушала музыку и помешивала деревянной лопаткой шипящие на сковородке овощи.

– Надоело! – отрешенно произнесла дочь, не отрывая взгляда от пляшущих на экране артистов. – Весь день лежу. Вроде полегчало.

– Он не звонил?

Катя не ответила, подошла к холодильнику и закашляла.

– К ужину салат нарежу, хочешь?

Не нравился Александру этот кашель. Несмотря на постоянный ад в котле отопления, по дому временами пробегала прохлада. Вода в трубах незначительно остывала, стоило старику позабыть подкинуть дровишек. От перепада температур по комнатам распространялась излишняя влажность. Весьма вредно для будущей матери. Его дочка находилась на пятом месяце беременности. Сюда, в эту деревенскую глушь, она приехала для присутствия вместе хоть с одной родной душой на этой планете. Авиаперелетов до матери на другой конец Европы на серьезном сроке беременности лучше избегать. А невыносимые пытки ожидания возвращения мужа изрядно теребили нервы. Оттого, предложение будущего дедушки пожить у него, вблизи целебных Кочубеевских источников, пришлось весьма кстати.

Старик подошёл к дочке, обнял за плечи и покачался в такт напеву из телеящика.

– Присядь! Я дальше сам.

Он налил горячий чай и поставил две чашки на стол.

– С чабрецом, чтобы воспалительные процессы снять. Тебе надо беречь себя!

Катя погладила овальный живот и улыбнулась.

– Он позвонит, вот-вот позвонит, я жду. Он успеет к рождению сына.

Ее муж служил отважным летчиком, который патрулировал небо Сирии. Там последние тридцать лет не утихала междоусобица, переплетенная далекими от Азии государствами. Летчик обещал жене: это будет последняя загранкомандировка. После он попросится на преподавательскую должность куда-нибудь в летное училище – спустится с небес на землю.

– Он прилетит, и мы больше никогда не расстанемся… – огонек светодиодной лампы дрожал в отражении ее глаз.

Александр Родионович сжал губы, сдерживая печальные мысли; те слова – пустые отговорки. Разве человек, научившись летать, сможет мечтать о земле? Ее муж не бросит штурвал ради мирной жизни, окружённой десятком бойких карапузов. Небо – его страсть, столь же сильная, как и любовь к Катерине.

Дома в Москве она не захотела оставаться одна. Мать… будущая бабушка не предложила свою заботу. Катя бы и не приняла таковую поддержку. Справится без нее! Приехала навестить отца, хоть ее сопровождающий акушер настаивал: «Это безрассудство!».

На таком сроке уезжать подальше от врачей! А если осложнения!?

«Мой папа – тоже доктор! – настаивала Катерина. – Он за мной присмотрит». Она умолчала половину правды. Ее папа был доктором экономических наук. В родах он не силен, но в селе Белово, под Кочубеевкой, где поселилось счастливое семейство в ожидании пополнения, живет хорошая знахарка. Это – то, что нужно сегодня.

От аэропорта Ставрополя до села отец повез на блестящем внедорожнике. По дороге к дому… на заброшенной разбитой дороге случилась оказия. Лопнула шина, и Александру Родионовичу пришлось чинить машину под сильным ветром ставропольских зим.

Он сильный, справился, но дочку продуло.

Григорьев сокрушался, что не настоял с переносом поездки на срок после родов. Согласно закону Мерфи, ничего не случается по плану. Академик обязан был предвидеть накладные проблемы.

Катя простыла. Поднялась температура, которая держалась три дня.

– Как ты себя чувствуешь? – отец прихлебывал чай и переключал на пульте каналы. Убрал музыкальную передачу дочери и сделал потише звук. Выбор пал на картинку новостей.

– Температура вроде бы спала.

– Я больше переживаю, как бы простуда на плод не передалась, – он указал пультом на живот и построил на лице суровую гримасу.

– Малыш в безопасности! Я звонила врачу.

– Ты знаешь, я не силен в медицине. Твоя мамка знала все хвори. Я так полагаю… кровеносная система одна. На тебя и ребенка – одна кровь. С бактериями! Малыш, выходит, подвержен опасности?

– Ох уж, учёный! – улыбнулась дочь. – У матери и ребенка разная кровеносная система, два сердца. Плацента защищает ребенка от попадания заразы.

– Так прям и защищает! Фильтрует, что ли, проходящую кровь?

– Нет, дело в особом механизме защиты плода от болезни матери. (ХГЧ). Ребенок появляется на свет, не тронутый заразой. Даже СПИД не страшен. Единственно, где возможно подхватить, при соприкосновении с жидкостями на выходе из утробы. Хорионический гонадотропин человека

– Оставь меня без подробностей! Понял. Природа сделала так, чтобы в жизнь пришел новый человек. Полезный механизм! Как его назвала? Повтори…

Он подхватил из кармана очки.

– Хорионический гонадотропин человека.

– Ага… человека, – записал доктор.

Дочь разложила по тарелкам пахнущие заботой угощения – рыба, тушенная в кабачках с перцем. Застучали ложки по фарфору.

Семья Григорьевых допивала чай, когда в окне появился Чубайс. Рыжий кот широко раскрывал зубастый рот. Возмущенный взгляд усатой морды кричал: «Впусти!»