Глава 2

Чтобы разрядить обстановку, я предложил "обаянию": – Женщина, если хотите, могу уступить вам своё место (у меня было боковое, но внизу), а сам устроюсь на вашем, вверху. Вы далеко едете? – задал я наводящий вопрос.

– Ой, вы не беспокойтесь, – обрадовалась она моему обращению к ней и вздохнула с облегчением, – я и на "втором этаже" посплю. Зачем же мне забирать у вас, вы за него платили. Я попросила себе доступный по цене билет. У нас, на хуторе, трудно с деньгами: работы мало….

Чувствуя, женщину понесло в сторону и, желая остановить простодушную речь, я перебил её вопросом: – Так куда же всё-таки вы направляетесь?

– До Екатеринбурга.

– Ну, вот, ехать неблизко, а вы отказываетесь от моего места. Ваша соседка ляжет, вам и посидеть негде будет. Тут, сбоку, тоже не очень подходяще, но позволительно находиться сколько захочешь. И даже, как мужчина, я просто обязан уступить вам своё, внизу. Мне проще взобраться наверх, чем вам.

– Ой, ну хорошо, уговорили. Давайте меняться: я вам доплачу. А сколько нужно?

Прежде чем ответить на её вопрос, я задал наводящий: – Вас как зовут?

– Любовь.

– Весьма приятно! Люба, стоимость мест в вагоне одна, и независит от их расположения. Разницы в проездных тоже нет. Кто вам сказал подобное?

– Да я так думала. У меня рублей не много, вот и попросила кассиршу, – простодушно ответила она.

– До чего же наивно, Люба? Вы что, долго никуда не ездили? – попытался я её выручить, – а где вы живёте?

– Ой, да деревенская я, селянка. Куда мне кататься? Весь свой век сидела дома, мужа любила да детей растила. Вот и всё житьё моё, – рассказывала она, пытаясь поднять сумки. Мне пришлось помочь устроить их на полку. Я переложил свой саквояж и ушёл курить.

Теперь моё место было среди женщин. Я усаживался на край дивана, к проходу: у окна занимала одинокая Панда. На противоположной стороне – мать с дочерью. До сих пор они меня не воспринимали, но когда я свёл знакомство с Любой, решили "не уступать" ей мою особу. Увидев, что она "деревенщина", крашенные повеселели. Даже дышать стали по-другому: ощутили своё городское превосходство.

– Скажите, мужчина, а куда вы едете? – с кокетством, вдруг, "заметила" меня мамаша.

Немного опешив от бесцеремонного обращения, мне захотелось легонько наказать её.

– На работу, – беззаботно отозвался я.

– Хороший ответ! – со смешком и ехидством заметила мама Гну, – простите, ставлю вопрос по-другому: где и кем вы трудитесь?

Это была уже бесцеремонная разведка.

– Я корреспондент, следую в командировку, в Сургут. Меня обязали написать хвалебный панегирик о "Сургутнефтегазе", знаете такую "контору"?

– Ой, как любопытно! – игнорируя мой вопрос, "запела" женщина. – Значит, вы журналист? А где, в какой газете, трудитесь?

– Видите ли, числюсь в нескольких, поэтому нельзя сказать конкретно.

– На "писателя" вы не похожи, – съязвила молодая Гну, – никогда бы так не подумала.

Я, с деланным удивлением, поднял брови: – Интересно. Что же у корреспондента печать какая-то на лбу, что ли?

– Мне сдавалось, они по-другому должны выглядеть.

– А я знакома с одним из нашей районной газеты. Так он вообще ходит в сапогах и фуфайке, – неожиданно встряла в разговор Люба, – а мужчина какой, добрый! Попросишь написать о хорошем человеке, он и пропечатает.

– Да ты, наверное, "привязала" его, он и крутит перед тобой хвостом! – процедила сквозь зубы сидящая рядом со мной, Панда.

Люба, то ли не чувствуя неприязни, то ли от простодушия, возражает ей: – Ой, что вы говорите, я его не приручала. Одна живу с тех пор, как оставил меня любимый.

– Ушёл, говоришь: кинул что ли? – с ехидцей спросила моя соседка. – Мужики такие, чем больше им даёшь, тем эгоистичнее и наглей они становятся.

– Да нет, умер мой желанный Гена, – с дрожью в голосе объяснила Люба.

– Прости за вопрос, я не думала, что так будет, – извинилась, попавшая в неловкое обстоятельство, глупая Панда.

Наступило тягостное молчание. Выдержав паузу, она внезапно, объявила: – А у меня такой негодяй был: пьянствовал, гулял, делал, что хотел и в ту же пору страшно ревновал меня. Но я тоже не лыком шита и отвечала ему тем же.

– Такая же история случилась и в нашей фамилии, – открылась мама Гну, – но мерзавец, к тому же ещё и оставил нас, – мама кивнула на дочь. – Но мы не пропали без него, выжили и вон, какие теперь! – не смущаясь, похвасталась фемина, и с любовью посмотрела на дочь.

А молодая Гну, надменно и бесцеремонно, разглядывала простенькую одежду "деревни".

– Сердечной склонности не было! – тихо сказала Люба, – я вижу: не любили вы никого, по-настоящему.

– Оо, дорогая, – вспыхнуло в Панде торжествующее зло, – ты-то, откуда знаешь об этом чувстве, хуторянка? Неграмотная к тому же. Наверное, и книг настоящих не знаешь?

– Да, я мало читала, но здесь, думаю, учёность не так важна: обожать по ним не научишься. Любовь это от Бога, а вовсе не литературное понятие.

– Да уж, куда нам! – с сарказмом воскликнула старшая "антилопа", – страдать по-деревенски мы не умеем. Не приучены. Там выпивают, любя, бьют жён, обожая их – издеваются, и всё с маркой любви. Тёмные вы, поэтому терпите! – с неприязнью подытожила она.

Люба смотрела на них и молчала. В её взоре проглядывалась жалость к этим злым бабам, которые, унижая её, сами, не понимая того, опускались всё больше. Я видел: она чувствовала ту неприязнь, что исходила от женщин к ней, но до сих пор терпела такое к себе отношение. Лишь ещё больше залилась краской, и нервно засуетились пальцы. Хуторянка была на грани терпения.

Глава 3

И только она хотела что-то произнести, как от соседки прозвучал язвительный вопрос: – Что же ты молчишь, селянка? Сказать нечего?

– Да почему же, говорить можно много, да не поймёте, – не сдержалась Люба. – Злые вы, вот вас мужья и бросили. Но и после этого ничему не научились. А нужно было задуматься: отчего это произошло? В жизни ничто просто так не бывает. Вы должны знать: первый муж Отцом небесным даётся! Его любить, беречь надо. В случае развода, хорошего уже потом не будет.

– Ага, он, значит, пьёт, гуляет, а его терпеть надо, да? – со злостью подытожила Панда. – Значит, не было любови, – вывела заключение "красота" – и в первую очередь не обожали их вы, а из-за этого и они вас. Блаженный мужчина – существо нежное, ему необходимы хорошие условия, потому как, он слабый в душе и знает об этом. Пьют, гуляют от отсутствия амура, внимания, хороших отношений, уюта в доме. Правильно я излагаю, товарищ журналист? – поискала она у меня поддержки.

Я не ожидал к себе вопроса.

– Что вы так официально ко мне, Люба? Меня зовут Виктор, хотите – Виктор Иваныч. А объясняете вы верно. Мужчина натура тонкая и в определённом смысле слабая. Женщины обязаны это знать и чувствовать, а в ссорах не должны опускаться ниже определённых рамок, после которых они превращаются в неукротимых фурий, гидр, ведьм и т. п.

– Правильно, говорите, – поддержала меня раскрасневшаяся и ещё более похорошевшая селянка, – когда в доме во всём лад, никто из него не побежит, и пить не будет. Семью надо строить и беречь.

По проходу, в сторону тамбура, не сводя глаз с Любы, медленно прошли двое нетрезвых мужчин – курить. Один из них небритый, помятого вида.

– Вот, подобных любить, что ли? – кивнув на них, снова завелась старая Гну. – Посмотрите, на кого они похожи?

– А почему же нет? Кажется это вахтовики, на работу едут. Не от хорошей жизни, бросив домашний уют, ездят они на Север: ради обожаемых жён, детей. Если бы не было сердечного влечения к семьям, заставил бы их кто уезжать в такую даль? Возможно, что и их не любят: унижают, тиранят дома. Ну и пьют – свобода в пути. Их жалеть надо, а не осуждать.

– Да, тебя послушать, так мужчины прямо ангелы. А сама-то, почему одна? Сказала, муж умер? Что же не выходила, не исцелила? – бесцеремонно "тыкнула" старая Гну. – Говоришь гладко, а по жизни одна. Не вяжется. Поучила бы нас, как нужно любить? – с неприязнью в голосе закончила она свою речь.

Мне становилось не по себе от их колкостей. Доходило уже до неприличия: откровенной антипатии большинства. А Люба, как будто не понимала этого. Её взгляд был всё такой же добрый и ласковый и вот это, наверное, больше всего бесило попутчиц. Им никак не удавалось, не только разозлить её, но даже вывести из равновесия.

– Ах, женщины! Откуда в вас столько зла на жизнь? А ведь всё даётся по добродетелям: так в Библии написано. На судьбу нельзя обижаться: всё от Бога. И если не сложилось бытие, сами мы виновны в ошибках.

– Ну, будто поп: завела нравоучение! – это уже молодая Гну вступила в разговор.

– Да не священник я, и судьба меня, может, похлеще вас ударяла, но только не озлобилась и никого не виню. Произошло то, что и должно было случиться. Я вам уже сказала, что муж мой умер. Трагически погиб, как сейчас говорят. На самом деле, убили его подонки – тюремщики, пьяницы. Не могли простить ему, что он – приезжий, женился на мне и был особенным, не таким как они….

Люба замолчала, едва справляясь с волнением, потом продолжила: – Представляете: придрались к человеку за то, что не стал выпивать с ними! А он совсем был не пьющий. Даже папирос не курил. Из-за этого они и разъярились, плюс ещё и злоба из-за меня. Вокруг, в то время, многие вертелись, да всем отказывала. Выбор был невелик: пропойцы, наркоманы, лентяи. А он, как приехал к нам, словно солнышко засветило по-другому, – закончила она речь, в которой слышались плохо скрытые нотки безысходной меланхолии.

– В таком случае и вовсе непонятно: пьяницы жизнь поломали, а их же защищаешь! Где логика. Раскинь умом, что говоришь?

Люба не согласилась: – Ох, какие вы! Пьющие мужчины тоже разные бывают. Одни, просто хорошие люди, но выпивают от безысходности, от плохой жизни, оттого, что не могут ничего исправить, сделать, найти работу. От слабого характера и плохих семейных обстоятельств. Эти безвредные. Но другие заглядывают в стакан от лени и безделья. Оттого, что презирают людей, не в ладу со всеми. Они не желают работать, но хотят иметь все удовольствия жизни. В своих неудачах они винят других, но только не себя. От подобных негодяев многим беды и несчастья. Им не место среди людей. Я бы сама их ставила к стенке, чтобы не калечили жизни.

Панда зло возразила: – Надо же, странное разделение! Да все мужики одинаковые, какими бы пьяницами они ни были. И от нас им нужно только одно: залезть на шею супруге и, как вампир, сосать из неё соки и деньги!

– Да, вижу, обижены вы на мужской род: беседа не имеет смысла. Давайте не будем говорить на подобную тему: мы не понимаем друг друга.

– Это точно! – ухмыльнулась молодая Гну.