Перед поездкой

Честно говоря, у меня были самые противоречивые мысли по поводу грядущего путешествия. С одной стороны, в те годы я мечтал стать офицером, и поездка на настоящую военную базу была очень соблазнительной. В своих мечтах я уже видел, как езжу на танке, стреляю из автомата и веду батальон в атаку на Лондон или Вашингтон. С другой стороны, не хотелось уезжать из родного города. Кто жил в Алма-Ате в восьмидесятые годы, меня поймет. Всем остальным я искренне сочувствую и попробую объяснить, какое счастье они пропустили в своей жизни.

Летняя Алма-Ата – это был цветущий, невероятно зеленый и солнечный город. Улицы были усеяны сотнями тысяч тенистых деревьев. Из-за их пушистых крон проглядывали голубоватые величественные горы с ослепительно белыми снежными шапками. По журчащим арыкам весело бежала кристально чистая вода из горных рек, а по дорогам ползали ленивые «поливалки», от блестящих струй которых было весело прятаться за деревьями или убегать. Вечерний ветерок приносил с горных склонов освежающую прохладу.

В нашем обширном дворе, спрятавшимся между домов, было все для счастливого детства и веселых каникул. Большая площадка, где летом мы играли в футбол и баскетбол, а зимой «гоняли» хоккей и устраивали снежные битвы. Гаражи, где поколения старших ребят и девушек учились курить и целоваться. Яблочные и абрикосовые деревья, чьи плоды созревали только на тех ветках, до которых не могли дотянуться нетерпеливые и цепкие руки детей – остальные поедались исключительно в зеленой кондиции и кислой консистенции.

Наиболее хулиганистые ребята научились обчищать небольшие палисадники возле домов, там можно было разжиться смородиной, крыжовником, малиной и прочими прелестями южного города. Целыми днями стайки детей разного возраста были заняты своими играми, шалостями и мелкими хулиганствами. Единственное, что периодически отрывало нас от «совместного творчества», были короткие пробежки домой дабы залить холодной воды в пересохший рот, судорожно проглотить обед или посмотреть детский фильм.

Как раз этим летом был очень популярен сериал «Робин Гуд». Естественно, что все мальчики были благородными разбойниками и поголовно ходили с палками-мечами, выискивая ненавистного шерифа Ноттингема Гая Гисборна. Девочки, изображавшие средневековых леди, нянчили закутанных в пеленки кукол, которые поголовно были детьми отважного и неожиданно плодовитого Робина. Старшие ребята даже придумали игру: они были гордыми конными рыцарями, а многочисленная мелюзга стала противостоящей им пехотой. Роль лошадей довольно посредственно исполняли велосипеды, а доспехи мы мастерили из подручных материалов. С ними проблем не было. Прямо во дворе располагался продуктовый магазин, откуда постоянно выкидывали картонные коробки, а за забором гудела телефонная станция – источник ценной, практичной и очень красивой разноцветной проволоки, которая шла на изготовление оружия, доспехов, поделок и прочей детской ерунды.

Набегавшись и наоравшись чуть ли не до упаду, мы с другом Дарханом сидели на лавочке.

– Значит, в Германию поедешь? – спрашивает он.

– Поеду, – вздыхаю я.

– Не страшно? Видел я эту Германию и немцев с автоматами по телевизору. Злые они, – серьезно говорит Дархан.

– Немного страшно. Но родители говорят, что там больше нет никакой войны. А немцы стали добрые. Сейчас самые злые – американцы. Но на советскую военную базу они не сунутся – кишка тонка, – уверенно отвечаю я.

Дархан понимающе кивает. Я продолжаю.

– Я хочу из Германии автомат привезти. Там наверняка где-то ППШ еще с войны валяются. Я найду и привезу.

– Я тоже хочу! – просит Дархан. – Мне привезешь?

– Обязательно! – искренне обещаю я.

Посидев еще немного, мы идем в небольшую рощицу, чтобы отломать себе пару упругих веток для сабель и мечей.

Алма-Ата – Москва

Ранним утром наше семейство, загруженное тяжелыми чемоданами с помидорами и патиссонами, вошло в здание аэропорта. Папа и дедушка несли основную поклажу, а мама и бабушка следовали за ними, держа меня за руки с двух сторон.

«Надо мной небо синее,

Облака лебединые,

И плывут, и зовут,

В дальний путь за собой.»

Могучий голос Ермека Серкебаева, поющего песню из фильма «Наш милый доктор», раздавался из больших подхриповатых динамиков, висящих под потолком. Певец удивительно точно описывал сегодняшнюю погоду и наши намерения.

В аэропорту царила привычная суета: кто-то приезжал, кто-то отправлялся в путь. Люди тащили чемоданы, сумки, портфели, пакеты и даже сетки с арбузами и дынями. Одни торопились, выпучив глаза, другие безучастно скучали в зале ожидания.

– Надо было арбуз для москвичей купить, – шлепнул себя по лысой макушке дедушка. – Они бы точно запомнили наши сладкие алма-атинские «ягодки». А, ладно, хватит им помидоров. Чего их баловать.

Прощались долго. Мама с бабушкой зачем-то лили слезы, попеременно прижимая меня к себе. Потом мы отправились в какое-то мрачное помещение под названием «накопитель». Затем нас оттуда выпустили и посадили на автобус, который доставил всех к трапу красивого белоснежного самолета с красным флагом на хвосте.

Перед взлетом какие-то молодые люди, представившись сотрудниками кооператива «Молодость», предложили желающим скоротать время полета за игрой «Ну, погоди!». Это там, где волк ловит яйца.

– Мама, давай возьмем! Я мечтал в такую поиграть! – я начал тихонько хныкать.

– С ума сошел? 5 рублей за 1 час! Смотри в окошко! Чем тебя не устраивает бесплатный иллюминатор с прекрасными видами? Или можешь книгу почитать.

Я недовольно промычал и обиженно уткнулся в этот самый иллюминатор. Между тем, все расселись по местам. Красивая стюардесса попросила пристегнуться. Самолет взревел турбинами и, нежно вжав пассажиров в кресла, поскакал по взлетной полосе. Оторвавшись от земли, наш лайнер сделал круг над Алма-Атой, показав утопающие в зелени улицы и таинственные хребты Заилийского Алатау. Потом мы долго летели над степью. Сначала она была совершенно сухой и безжизненной, а потом на земле все чаще стали появляться озера. В какой-то момент, когда мы пролетали над Центральным Казахстаном, все пространство под нами было усеяно сотнями больших и маленьких зеркал, в которых отражалось голубое небо. «Страна озер. Как же было бы приятно лежать на воде и смотреть на пролетающие самолеты»! – подумалось мне.

Потом озера кончились и начались рыба с рисом и булочка с повидлом. Не в том смысле, что таким стал пейзаж под крыльями самолета. Просто стюардессы принесли обед. Мы подкрепились, и я снова прильнул к окну. Внизу проплывали бугристые облака, похожие на табун лошадей с белоснежными гривами. Когда они расступились, самолет уже летел над зелеными полями, лесами и селами.

– Уже над Россией летим, – папа прокомментировал смену пейзажа.

Наш лайнер три часа гудел и вздрагивал, неся полторы сотни пассажиров по самому синему на свете небу.

Герой и его команда

Пока летит самолет, позволю себе немного отвлечься. По правилам литературы, в каждом произведении нужно рассказать о личности героя. Это повествование не займет много места ввиду того, что девяти годам я еще не успел отрастить нечто такое, что можно было бы вообще назвать личностью, тем более, героя.

С непростой судьбой. Что ж, мои первые воспоминания начинаются в начале восьмидесятых годов на том моменте, когда я несу горшок, ставлю его перед вечерним телевизором, который смотрит семья, и начинаю свой, так сказать, ответственный процесс. Засмотревшись на Хрюшу и Степашку, я забываю, зачем пришел, продолжая сидеть на удобном и теплом местечке. Через какое-то время бессердечные родственники почему-то меня выгоняют прямо с результатами моего труда на самом интересном месте программы «Спокойной ночи, малыши!». Новые попытки попасть на вечерний телесеанс с горшком строго пресекаются. Странно, а говорили, что любят. Так я впервые столкнулся с предательством и человеческим коварством.

Завидный холостяк. В три года я стою в своем манеже, который мостится у кровати родителей. Они собираются спать, оставив меня в этом детском «обезьяннике» с решетками.

– Вам холошо. Вы вдвоем спите. А я совсем один. Мне глустно, – я вещаю плаксивым голосом.

– Так давай позовем Машку Писину из соседнего подъезда! Будет с тобой спать, – серьезно говорит папа.

– Она не Писина, а Лисина, – поправляет мама.

– Так интересней, – говорит папа.

Что ж, для своего возраста я вполне обеспеченный мужчина. Да, я живу с родителями, но у меня собственный манеж, внушительная коллекция игрушек и югославские вещи. По меркам 80-х годов – это солидный капитал. В целом, обстановка позволяет завести спутницу жизни. Впрочем, в глубине души я понимаю, что пока не готов к серьезным отношениям. Надо еще погулять. Хотя бы по двору.

– Так что, зовем Машку? – смеется папа. Тут я понимаю, что он надо мной шутит. Хм, надо как-то с достоинством выйти из этой ситуации.

– Не надо мне Машку. Она меня описает ночью. А я не люблю моклым спать, – обиженно отвечаю я и накрываюсь с головой одеялом.

Впрочем, стрелы любви могут настигнуть мужчину в любом месте и возрасте.

Дамский угодник. Мне четыре года, и мы едем на поезде к родственникам. В соседнем купе располагается молодая цыганка с дочкой Лалой лет шести-семи. И тут детский Купидон всадил в меня пластмассовую стрелу на присоске.

– Давайте забелём Лалу к себе домой! Она согласна. Лала такая класивая и доблая. Вот мне сладкого петушка подалила, – упрашивал я родителей.

– Сынок, посмотри, она же чумазая. Не надо ее домой, – отбивается мама.

– Мама, я ее помою!

– Слушай, приятель. По нашим советским законам, мужчина не может просто так взять к себе домой любую понравившуюся женщину. Конституция не позволяет.

– Папа, ты сам пледлагал, чтобы к нам Машка Писина пелеехала. Значит можно! Ты обманываешь!

– Так она соседка! Если из одного дома, то можно. А с поезда, автобуса или самолета нельзя. За такое могут и в тюрьму посадить.

Я обиженно засопел. Нужно было как-то обойти странный закон, мешающий нашему с Лалой счастью.

– А, может быть, мы ее забелём, пока никто не видит?

– Не получится. Первый же милиционер все узнает и нас поругает.

Что ж, мне приходится подчиниться строгому советскому законодательству. Я с грустью смотрю, как разрушается моя личная жизнь: цыганка с дочкой выходят на какой-то станции и удаляются, позвякивая сверкающей медными монетами бижутерией.

Баловень судьбы. Проходит год.

– Эй, ты не видал моих лошадей? – с такой фразой папа меня будит, чтобы отвести в садик. Зима, на улице темно, а под одеялом так уютно и хорошо… Но папа, даром, что водитель грузовика, зачем-то ищет каких-то скакунов и постоянно повторяет вопрос. Совсем старик плохой стал. Каждое утро я отвечаю, что никого не видел. Да и кого в такой темноте рассмотришь? Видимо, не удовлетворившись ответом, он начинает меня одевать, умудряясь собрать лежащее и немного сопротивляющееся тело до состояния, когда остается всунуть ноги в сапоги и напялить короткую шубейку. Я мысленно предполагаю, что в этот раз мы таки пойдем искать лошадей, но – нет, наш путь снова ведет в противный садик.

Из-за того, что папа тратит слишком много времени на расспросы о пропавших лошадях, мы всегда выходим позже, чем нужно. Дело в том, что мой детсад находится в тридцати метрах от дома. Но нас отделяет от него забор, который нужно обходить с упитанным и укутанным в несколько слоев одежды ребенком (со мной). На этот случай родитель придумал оригинальный метод экономии времени и пространства. Нет, он не изобрел телепорт или машину времени. Батя перекидывает меня через забор, и, пока я там стою в одиночестве, он бежит вокруг забора. Глядя на красивый галоп отца, представляю, как лихо он мог бы меня в этот момент тащить на санках и обижаюсь.

Джентльмен удачи. Обычно с садика меня забирают мама и бабушка. Но в один летний день их почему-то долго нет. Практически всех детей уже забрали. В песочнице осталось только двое беспризорников: я и сопливая Полина.

– Мама говорила, что оставит меня в садике за плохое поведение, – хнычет «однодетсадница».

– Мне тоже так говорили, – сжимаю губы, чтобы не расплакаться и вспоминаю, за что со мной могли так подло поступить. Ну как же я мог забыть! Недавно я попилил выдвижной ящик нашего шкафа, оставив на нем пару десятков «засечек». Да, именно тогда мама и говорила, что оставит меня в детском саду навечно. Слишком сурово. Такое наказание обычно дают за разбитый телевизор или магнитофон. А тут какой-то старый шкаф… Внезапно мама и бабушка появляются в воротах садика. Моментально забыв о Полине и ее соплях, я покидаю песочницу.

На каникулах между первым и вторым классами я нанес семье значительный материальный ущерб. Обычно за такое детей оставляют в тундре с голодными волками, но я тогда отделался получасом стояния в углу. Был у бабушки набор каких-то зеленых скляночек. Одна из них была оборудована пульверизатором, нажимаешь изящный резиновый пузырек – и с другой стороны выстреливает красивый «пшик». Долгое время она стояла пустая, а после приезда в гости родственников в нее налили какую-то ароматную водичку. Я был дома один, присел рядом с этим пузырьком, пшикнул раз, пшикнул два – красиво! Как будто танк стреляет или ружье. Вот и заигрался воображаемым оружием. Кто ж знал, что это были дорогие французские духи, которые родственники привезли из Москвы в подарок бабушке? Говорят, что приятный запах парижского парфюма можно было унюхать даже на улице. Я тогда еще подумал, что как только ароматная водичка в пузырьке закончится, я обычной из-под крана туда налью. Скандал разразился, когда бабушка и родственники вернулись домой. Всыпали, конечно, но потом долго смеялись. Папа сказал, что только такой оболтус, как я, может превратить французские духи в освежитель воздуха. А квартира действительно еще неделю вкусно пахла.

Путешественник. Кстати, у меня есть еще один комплект бабушки и дедушки со стороны папы. У них частный дом с участком на окраине Алма-Аты. Меня нередко отправляют туда «на побывку». Из городской квартиры с сервантом «Хельга», цветным телевизором, торшером и пуфами я попадаю практически в другой мир с поросятами, курами, туалетом во дворе и отсутствием ванны. Я жалуюсь на нехватку элементарных удобств.

– Опять к нам декан кафедры научного куркулизма пожаловал, – смеется дедушка.

Бабушка наливает мне в тарелку молока, бросает в него куски батона и посыпает сверху сахаром. Лучшей еды просто не бывает на свете. Дедушка зорко следит, чтобы я не залез спать в будку к собаке (были прецеденты) или не засунул в рот окурок с земли (случались инциденты).

А еще почти каждый день в наш район приезжает цыганский курьер на телеге с лошадью и продает разноцветные леденцы. Насколько я помню, сотрудники этой доставки не были сертифицированы, «звезд» в рейтинге не имели, а еще никто не додумался спросить их о санитарной книжке. Как я выжил, до сих пор не понимаю.

Здесь у нас тоже есть своя банда малолетних «робингудовцев» с мечами и луками. Играть мы бегаем на речку Весновку. Она протекает по пологому, тенистому и прохладному оврагу. Свое начало она берет на горных вершинах, покрытых ледниками, а потому даже в самые жаркие летние дни искупаться в ней отваживаются лишь самые морозоустойчивые. Моей отваги хватает лишь на то, чтобы изредка мочить там ножки. Бр-р-р!

Страстный гурман. Середина восьмидесятых. Один наш близкий родственник решает жениться на совершенно посторонней девушке, которая в процессе бракосочетания тоже должна стать родственницей. Чудеса, да и только. Кто-то из знакомых предлагает провести свадьбу в местном ресторанчике. Значительная часть семейства в лице дедушки, бабушки, будущего молодожена и прочих сочувствующих отправляется в заведение, чтобы договориться о проведении праздничного банкета. Меня не с кем оставить дома, поэтому я тоже попадаю в состав этой кулинарно-тактической бригады. Мы встречаемся с администратором, и согласовав дату праздника, приступаем к утверждению списка холодных и горячих блюд. Получив меню, взрослые с жаром начинают обсуждать список яств, каковые они хотели бы отведать в день официального «охомутания» нашего родственника. В процессе этих разговоров я впервые слышу загадочное и волнительное слово «холодец». Это же явно что-то холодное, и по названию напоминающее леденец. Что же это? Я представляю себе особенный вид мороженого с невероятными фруктовыми вкусами. Какое же было счастье, что родственники утверждают холодец в качестве одного из блюд.

Все дни перед банкетом я представляю, как съем свою порцию, а потом выпрошу это чудо у добрых родителей, бабушек, дедушек и прочих зазевавшихся родственников. Пожалуй, что день женитьбы я предвкушаю даже больше жениха и невесты. По их довольным глазам видно, что они-то брачную ночь ждать не стали и свой волшебный «холодец» уже распробовали.