Глава 4
ПАДЕНИЕ ТВЕРДЫНИ

Взятие осаждённой крепости штурмом является большим воинским искусством, особенно если учесть то обстоятельство, что её защитники, как правило, сами вымирают от голода и тоски, если им не мешать. Однако всякий опытный полководец знает, что таким пассивным путём славы не стяжаешь, как и не содрогнёшь любопытствующий мир отсутствием крови на полях сражений. Да и гарнизон любой крепости, оставь его спокойно отходить в мир иной, будет крайне недоволен таким поведением осаждающих. Гарнизону тоже необходимо покрыть себя славой, а не пылью веков.

Ранним утром в день штурма я доходчиво и с оружием в руках напомнил нашим слугам о необходимости защиты в бою белых сагибов ценой собственной туземной жизни. Чтобы уроки пошли впрок, я их расстрелял без суда и следствия холостыми зарядами. В ответ на это Рама-Сита осыпал меня благодарностями на незнакомом мне языке, а Эбанат Датто долго бился в почтительной истерике, закаляя нервную систему. И мы все были довольны проведёнными практическими занятиями.

Таилась наша клика в секрете за обозами до позднего вечера, но штурма так и не последовало. Видимо военный механизм дал сбой, а мы маху со всего плеча. Вернувшийся же из крепости отец Доменик передал нам такое слово привета от вождя, что даже из уст верующего оно прозвучало несколько резковато.

В наступившее за этим пасмурным для души утром, я пробудился от звуков канонады и яростных криков лужёных глоток. Спросонья решив, что атакуют наш лагерь, я разумно отступил на заранее подготовленные позиции в джунглях и залёг среди корневищ тиковых деревьев, готовясь дорого отдать жизнь, если она кому-то потребуется. Оружия я в спешке не прихватил, а поэтому решил обороняться доступным словом и смелым манёвром.

– Сердар, – вдруг услышал я над своею головой чей-то голос – начался штурм крепости, а ты собирался посмотреть на это своими глазами.

Поднявшись, как ни в чём не бывало, я поискал туманным взглядом говорящего и увидел рядом с собой Рама-Ситу.

– Сам вижу, – независимо осветил я слуге и пошёл собирать друзей.

Когда все оказались на месте, я объявил военное положение и принял грамотное решение о постепенном выдвижении на театр военных действий, чтобы попасть в крепость в самый разгар победы. Пробиваться к цели решили поодиночке, так как группа не занятых войной людей на поле брани могла привлечь нездоровое внимание враждующих сторон. Слуги, естественно, оставались при своих господах, а святого отца должен был хранить сам Господь.

Свой командный пункт я обосновал в стороне от главного удара, но оставив центральные ворота крепости в пределах видимости, лелея мечту о добровольной сдаче сипаями их твердыни доблестным английским войскам.

Однако, когда я уже прочно угнездился в своей ставке, то никакой добровольности в развернувшимся передо мной кошмаре не увидел, тем более, что пушки к этому времени своё уже отработали. Поэтому кое-где в стенах крепости уже зияли пробоины с живописными останками защитников возле них. Озверевшие шотландцы под завывание волынок карабкались по лестницам на стены в поисках смерти, размахивая холодным оружием, а не менее озверевшие защитники силились спихнуть их с шатких опор ещё живыми прямо на головы напиравших снизу англичан, временами поливая штурмующих чем-то горячим, если судить по струящемуся с земли пару. И редко кто из свалившихся продолжал поступательное движение. Но штурмующих было так много, что выбывшие из строя никак не влияли на ход кампании.

Индусам, как ни странно, тоже было не до веселья. Каждый новый ружейный залп усердно прореживал их ряды, а оступившийся в горячке защитник, падая со стены и не успевая надёжно приземлиться, бывал тут же поднят, но на штыки. Кровь лилась рекой, хотя на красных мундирах воинов метрополии была не так и заметна, но оставляла впечатление бренности.

А тем временем на стенах крепости всё шло своим чередом, и конца этому занятию не предвиделось. Вокруг меня свистели пули и завывали ядра, но я смело лежал под прицельным огнём надёжно прикрытый Рама-Ситой. Несколько раз в моё поле зрения, но в стороне от пекла, попадал отчаянный француз. Он смело перемещался по полю битвы в нейтральной полосе, словно по набережной Ольетты родного Марселя. Отца же Доменика на поле брани мне наблюдать так и не пришлось. Правда, вспоминая штурм, Перси живописал нам о своей духовной помощи отходящим у стен, но это, скорее, была боголюбезная бравада, нежели приступы совести. Кто полезет под пулю, чтобы прикрыть уже ничего не видящие глаза?

Бой не утихал. Но по тому, как шотландцы всё проворнее и гуще взбирались на стены, можно было судить, что перевес на их стороне. И действительно, довольно скоро под напором штурмующих рухнули ворота крепости, и всё военное действо переместилось, внутрь цитадели. И ничего интересного, кроме мелких стычек недобитых друг другом противников, с внешней стороны крепости уже не происходило. Поэтому я, несколько выждав, чтобы остыть от боя, окольными путями направился к поверженной твердыне султанизма, намериваясь разыскать там нашего предводителя, а заодно и прицениться к трофеям.

В крепости бурлила мирная жизнь. Регулярные английские войска занимались повседневными делами. Чистили обмундирование и дворец султана. Радость победы ещё не омрачил поминальный список убиенных, поэтому доблестные солдаты, как и подобает победителям, уверенно и умело осваивали захваченную территорию, вплоть до оставшихся не у дел женщин.

Убитые, разбросанные по всей крепости, ещё не подверглись сортировке, а потому лежали кучно и без ритуальных излишеств. Раненые шотландцы ютились вдоль стен, помогая в беде один другому.

Посредине крепостной площади под штыками англичан грелись на солнцепёке пленные индусы. Испытав горечь поражения и на этот раз, они, тем не менее, держались один за другого гордо и независимо, коротая время в ожидании расстрела за монотонным распеванием мантр. Находящие среди них раненые за жизнь уже не боролись, надеясь попасть на суд Индры ещё до расстрельного пушечного залпа. Вообще-то пленных было немного, так что очереди к оружейным жерлам не предвиделось.

Я не спеша бродил по крепости, стараясь отыскать своих друзей и беспрерывно оказывая особо нуждающимся первую помощь добрым советом. За мной тенью следовал Рама-Сита, вопреки всяким ожиданиям, живой и ещё более привязавшийся ко мне за время боёв.

Обследовав открытые пространства цитадели, я принялся за дворец султана, но в его многочисленных залах и подсобных помещениях уже нечего было взять даже на память. И меня приятно поразила расторопная хозяйственность освободителей.

В одном из закоулков я лицом к лицу столкнулся с капитаном Делузи.

– Дорогой Крис, благодаренье богу, вас не убило? – удивлённо вскричал я.

– Как видите, мистер Блуд, – спокойно ответил он и в свою очередь поинтересовался: – Вы кого-то ищите?

– Раненых, капитан, – нашёлся я, – раненых героев, чтобы оказать посильную помощь.

– А мне показалось, что кого-то другого. Кстати, вы не забыли об обещанной награде за голову Пандита-гуру? Мне думается, что вы весьма практичный человек и своего не упустите. Вам случайно не известно, где он может находиться?

– Нет, мой капитан, – чистосердечно признался я. – А вы полагаете, что этот подлый человек всё ещё в крепости?

– Не только в крепости, но, как недавно признался верный телохранитель султана Канчонмала, искренне жаль, что бедняга не успел толком разговориться, этот вездесущий Пандит сумел похитить основные ценности султана, принадлежащие нам по праву, и в настоящее время где-то скрывается в лабиринтах здешних подземелий.

Это известие меня взбодрило, и я решил вытянуть из недалёкого капитана как можно больше полезных сведений:

– А почему бы не прижать самого султана? Я бы и сам принял горячее участие в беседе с ним. Он-то должен знать устройство своих владений.

– Как ни печально, мой верный Блуд, но его нашли уже холодным. Приняв смерть от укуса кобры, он унёс в могилу все свои тайны, – скорбно ответил капитан.

Для меня картина полностью прояснилась. Наш Великий Дада успел-таки укрыться где-то в подземельях, прихватив с собою все сокровища. Безвременная же кончина султана, несомненно, дело рук, преданного старшему брату, Ран Мохаем Рая. Думаю, что и остальные свидетели сокрытия клада не избежали такой же участи. А так как вдвоём нашим казначеям не под силу справиться с привалившим богатством, то, несомненно, они будут ждать удобного случая, чтобы выйти с нами на связь. Итак, всё складывалось более-менее удачно.

Меж тем, уже прощаясь, капитан сказал:

– Если вы ищете своего друга-квартирмейстера, то я его повстречал в левом крыле дворца. А если охотитесь в одиночку за Пандитом, то, найдя этого вора, не сочтите за труд доставить пройдоху полковнику Говелаку, и ваше имя навсегда впишете в историю освободительных походов Великобритании. Надеюсь, вы сделаете правильный выбор.

– Спасибо за доверие, мой капитан, – поблагодарил я, хотя и почувствовал в слова некую скрытую угрозу, а может быть и дружеское предупреждение.

Однако размышлять о пустяках времени не было, и я поспешил в указанном направлении, желая поскорей обнять друга.

Француз был цел и невредим и даже успел обзавестись некоторыми дворцовыми сувенирами. А находившийся рядом отец Доменик, видя меня без признаков инвалидности, так растрогался, что начал говорить нормальным языком без цитат из Святого Писания.

Мои боевые товарищи уже присмотрели покои для отдыха, и пока расторопные слуги рыскали в поисках провианта, мы начали щедро делиться воспоминаниями о схватке, смело критикуя неумную расстановку сил сражавшихся и сходясь во мнении о бездарности командиров и начальников обеих сторон.

Туземцы вернулись не только с рисовыми лепёшками, но и с бутылкой шартреза, что позволило нам с Жаном ещё более раскованно продолжить обсуждение общих задач армии Её Величества в Индии. От близкой нам военной тематики мы перешли к решению собственных проблем, но наговорив друг другу гадостей, ничего не решили. Когда же словесная баталия перешла в физическое противостояние, вмешался наш миролюбивый пастырь.

– Дети мои, не впадайте в скудоумие, – сказал он, становясь между нами. – Смиренно ждите вестей от своего совратителя, и он сам найдёт вас.

Пожалуй, это было единственно верное решение. Если не сам Великий, то его подельник обязательно найдёт нас.

– Тогда пройдусь по кулуарам, – уже спокойно произнёс Жан. – Вечерний моцион содействует укреплению нервной системы.

– Всенепременно, – поддакнул я. – Да и не могли же англичане растащить по углам весь гарем.