Послом к Василько Константиновичу вызвался поехать боярин Творимир. Князь Георгий был только рад этому, так как у Творимира имелась родня в Ростове и для тамошних бояр он был своим человеком. Благоволил к Творимиру и князь Василько, ибо тот тоже не питал неприязни к черниговским Ольговичам.

«Творимир лучше всякого другого ведает, как нужно подкатить к Василько Константиновичу, как уговорить его исполчить рать на татар, – размышлял князь Георгий, проводив Творимира в дорогу. – Василько доверяет Творимиру, ведь он был дружен с его покойным отцом. Предки Творимира родились и жили в Ростове. Василько давно зовет Творимира к себе, это ни для кого не тайна. Это хорошо, что Творимир сам решил отправиться в Ростов. Он сделает все как надо!»

Через два дня во Владимир прибыл Святослав с тремя сотнями конников.

Князь Георгий был несказанно рад тому, что всегда такой нерасторопный Святослав на этот раз быстро примчался с дружиной на его зов. Из окрестных деревень во Владимир тянулись группами и в одиночку смерды, вооруженные топорами, дубинами и рогатинами. Это тоже радовало князя Георгия, тиуны которого без устали скакали верхом на резвых конях по ближним и дальним выселкам, созывая сельский люд в пеший великокняжеский полк.

Однако радость князя Георгия была недолгой. Едва он успел выпить с братом Святославом по чаше хмельного меда за встречу, как пришло известие о том, что татары взяли и сожгли дотла Москву. Конные отряды татар с Москвы-реки прошли лесными дорогами к реке Клязьме, устремившись по ее заснеженному ледяному руслу к стольному граду Владимиру. Движение татарского войска замедляли большие обозы с награбленным добром и пленными. К тому же по пути татары разоряли все села и городки, лежащие по берегам Клязьмы. Слух об ужасных безжалостных мунгалах заставлял людей бросать родные очаги, ища спасения в лесных дебрях или за стенами городов.

Толпы беженцев с верховьев Клязьмы прибывали во Владимир днем и ночью, многие ехали верхом на лошадях и на санях, но немало было и тех, кто шел пешком, изнемогая от усталости. Люди хватали детей, самые ценные вещи, деньги, оружие и поскорее уносили ноги на восток по дорогам, ведущим в Суздаль, Юрьев-Польский, Владимир и Стародуб. Беженцы видели у себя за спиной при свете дня столбы дыма на месте горящих деревень, а по ночам их подгоняло в дороге багрово-красное зарево пожаров, пляшущее над дальними верхушками сосен.

Пришедшие во Владимир беженцы наперебой рассказывали о том, как татары двое суток штурмовали небольшой городок Ярополч на реке Клязьме. В Ярополч сбежались смерды со всей округи, они-то и оказали мунгалам яростное сопротивление, защищая своих жен и детей. Мунгалы смогли взять Ярополч, лишь перебив его защитников до последнего человека. Однако самое удивительное произошло позднее, когда головные отряды Батыевой орды уже ушли от дымящихся развалин Ярополча.

«Посреди ночи на становище татар под Ярополчем навалились русские полки, – рассказывали беженцы владимирцам. – Это была дружина рязанского боярина Евпатия Коловрата. Рязанцы посекли много татар и вызволили из неволи несколько сотен русичей. Уцелевшие татары разбежались кто куда, бросив свои кибитки и скарб. Воины Евпатия Коловрата, не дожидаясь рассвета, опять затерялись в лесах».

Стремительное продвижение татар к Владимиру спутало все планы князя Георгия. Ему стало очевидно, что на сборы войска у него нет времени. Об этом же говорили бояре и воеводы, собравшись во дворце на очередной военный совет.

На этом совещании тон задавал воевода Петр Ослядюкович, это был человек бывалый и опытный в ратных делах. С его мнением считались все приближенные князя Георгия и он сам. Лишь Петр Ослядюкович и боярин Творимир могли позволить себе высказывать в глаза князю Георгию самую горькую правду, не страшась княжеского гнева.

– Дела наши, братья, хуже некуда, – молвил собравшимся Петр Ослядюкович. – Тех полков, что есть у нас под рукой, явно недостаточно, чтобы разбить Батыеву орду. Для сбора новой рати у нас времени нету, ибо татары уже в двадцати верстах от Владимира. Кабы дружина Евпатия Коловрата смогла бы пробиться к нам во Владимир, то сие стало бы для нас неплохим подспорьем в это грозное время. Однако, полагаю, на прорыв ко Владимиру сил у Евпатия Коловрата явно не хватит. Мунгалы наступают стремительно, и их очень много, отряд Евпатия Коловрата успешно действует в тылу у Батыя благодаря внезапным наскокам и быстрым отступлениям в лесные дебри. Татары, используя свою многочисленную конницу, рано или поздно возьмут дружину Евпатия Коловрата в кольцо и покончат с ней. Нехристи наверняка уже идут по следу рязанских храбрецов, среди которых пешцев больше, чем конников.

– Не пособили мы в декабре рязанским князьям выстоять супротив татар, ныне наше неразумие отрыгнется нам кровавой бедой, – с тяжелым вздохом обронил боярин Пачеслав Собинович, качая косматой головой.

Восседающий на троне князь Георгий слегка вздрогнул и нахмурился. В словах Пачеслава Собиновича он усмотрел упрек в свой адрес. Действительно, рязанские князья просили подмоги у Георгия Всеволодовича, не единожды просили, но он ответил им надменным отказом. Двое гонцов из Рязани до сих пор сидят в темнице, куда посадил их разгневанный князь Георгий за слишком дерзкие речи. Эти гонцы, как выяснилось, были не простолюдинами, но новгородскими боярами из числа заложников, взятых Ярославом Всеволодовичем в Чернигове и отправленных под стражей в Рязань.

Рязанский князь Юрий Игоревич, видя, что Рязани грозит гибель от Батыевых полчищ, отпустил новгородцев Микуна и Жердяту домой, попросив их по пути задержаться во Владимире, чтобы передать тамошним князьям его просьбу о помощи. Это было еще в конце декабря.

Глядя на озабоченно-унылые лица своих приближенных, слыша их тягостные вздохи и тревожные перешептывания, князь Георгий сердито промолвил:

– Чего носы повесили, бояре? Рано нам еще Лазаря петь! Скоро мой брат Ярослав подоспеет с ратью из Южной Руси. Другой мой брат Иоанн собирает ратных людей у себя в Стародубе. Третий мой брат Святослав уже привел свою дружину во Владимир. Уверен, мои племянники Константиновичи в стороне не останутся, приведут ко мне свои полки. Дней через двадцать будет у нас сильное войско, с которым мы разобьем Батыгу!

Князь Георгий сжал в кулак пальцы правой руки и потряс им, подкрепляя свой воинственный настрой этим решительным жестом.

– Беда в том, княже, что нехристи со дня на день ко Владимиру подступят, – подал голос боярин Дорогомил, – а племянники твои еще токмо собираются заступить ногой в стремя. Ярослав же с полками придет сюда с Поднепровья никак не раньше начала марта. Зимний путь от Киева в наше Залесье долог и труден, сам ведь знаешь.

Князь Георгий мрачно сдвинул брови на переносье, сознавая правоту Дорогомила. Гонец, отправленный к Ярославу в первых числах января, в лучшем случае добрался до Киева дней через пятнадцать. Это значит, что полки Ярослава еще не прошли и половину пути до своего отчего края.

– Что станем делать, бояре? – Князь Георгий обвел собравшихся долгим взглядом. – Выйдем против татар с тем воинством, какое имеем на данное время, или запремся в стенах Владимира и будем отбиваться от нехристей до подхода рати Ярослава? Что скажете, други мои?

По тому, как воеводы и советники чесали в затылке и отводили взгляд, князю Георгию стало понятно, что никто из его окружения не верит в победу над мунгалами и не горит желанием встречаться с ордой Батыя в открытом поле.

Когда со своего места поднялся Петр Ослядюкович, то все взоры устремились на него с некой тайной надеждой, что этот опытный в делах войны муж даст князю самый верный совет, найдет выход из этой труднейшей ситуации.

– Под нашими стягами сейчас около восьми тыщ ратников, с этими силами глупо биться на равнине с полчищами Батыги, – проговорил Петр Ослядюкович, глядя на Георгия Всеволодовича и взвешивая каждое свое слово. – Этой рати вполне хватит для защиты града Владимира от нехристей, ведь протяженность городских стен превышает четыре версты. Я готов возглавить это войско и оборонять с ним Владимир от Батыевой орды. Коль Рязань выстояла против татар шесть дней, то град Владимир, я уверен, выстоит против нехристей намного дольше. Осада Владимира свяжет руки Батыю. – Помолчав, Петр Ослядюкович добавил, обращаясь уже непосредственно к Георгию Всеволодовичу: – Покуда татары будут осаждать Владимир, тебе, княже, надлежит спешно стягивать полки в какое-нибудь укромное место, куда не смогут добраться конные татарские дозоры. Собрав в кулак достаточно войск и соединившись с ратью Ярослава, ты нанесешь Батыю сокрушительный внезапный удар, может, здесь под Владимиром, а может, возле Суздаля или близ Юрьева-Польского. Орда Батыя к тому времени будет измотана штурмом Владимира и окрестных городов. Даже если татары возьмут Владимир после долгой осады, их постигнет возмездие на пепелище твоей столицы, княже.

На несколько минут в зале воцарилось молчание, затем бояре и воеводы заговорили, перебивая друг друга, что предложенное Петром Ослядюковичем есть наилучшее решение. Град Владимир прекрасно укреплен, татарам его не взять ни через неделю, ни через две. Батый увязнет под Владимиром, а это даст возможность князю Георгию, его братьям и племянникам собрать сильное войско.

Князь Георгий, в раздумье кусая губы, заметил Петру Ослядюковичу, мол, не будет ли его отъезд из Владимира перед самым татарским нашествием выглядеть как постыдное бегство.

Петр Ослядюкович и прочие бояре принялись убеждать Георгия Всеволодовича в том, что избавить Владимиро-Суздальские земли от татарской напасти можно только с помощью мощного войска, собрать и возглавить которое обязан именно он, как самый старший князь среди суздальских Мономашичей.

Скрепя сердце и сознавая правоту Петра Ослядюковича, князь Георгий согласился покинуть Владимир с конными полками. Однако он наотрез отказался забрать с собой свою семью.

– Мои сыновья, Всеволод и Мстислав, вместе с Петром Ослядюковичем возглавят оборону столицы, – непреклонным голосом заявил Георгий Всеволодович. – Моя супруга Агафья с младшими детьми, находясь во Владимире, будут в большей безопасности, нежели рыская в войсковом обозе по заснеженным лесам и весям.

Кроме троих возмужалых сыновей, уже обзаведшихся женами, у Георгия Всеволодовича имелись еще десятилетняя дочь Феодора и семилетний сын Дмитрий.

Своему племяннику Ярополку, присутствующему на этом совете, Георгий Всеволодович тоже повелел собираться в путь.

– Тебе, племяш, надлежит не допустить мунгалов в Переяславль-Залесский, – сказал князь Георгий. – Вооружи всех мужей и отроков в Переяславле, всех смердов из окрестных деревень собери под свой стяг, стой насмерть, но не дай нехристям разорить удельный град моего брата Ярослава. Знаю, что ратных людей в Переяславле почти не осталось, ибо многих из них забрал с собой Ярослав, уходя прошлым летом в поход на Киев. Посему, племяш, я дам тебе полторы сотни гридней из своей дружины. Выступить к Переяславлю тебе нужно немедленно, племяш. Время дорого, ведь татары уже близко!

Княжичу Ярополку было всего двадцать лет. Он был красив и отважен, уродившись нравом и статью в своего безвременно умершего отца. Владимир Всеволодович, отец Ярополка, был любимым братом князя Георгия. Он был третьим по старшинству среди наследников Всеволода Большое Гнездо после Константина и Георгия. Смертельный недуг вырвал отца Ярополка из мира живых в самом расцвете лет. Георгий Всеволодович тяжело переживал эту утрату, одного из своих сыновей он назвал Владимиром, в честь любимого брата.

Мать Ярополка, Анна Глебовна, происходила из рода черниговских Ольговичей, доводясь двоюродной сестрой Агафье Всеволодовне, жене князя Георгия. Всем было ведомо, что князь Георгий давно неравнодушен к Анне Глебовне. Он даже женился на Агафье по настоянию Анны Глебовны. Злые языки поговаривали, что дочь Варвару Анна Глебовна родила от мужа, а сына Ярополка она будто бы понесла от Георгия Всеволодовича. Дескать, потому-то князь Георгий и окружил такой заботой рано овдовевшую Анну Глебовну и ее детей.

Для Варвары князь Георгий подыскал заморского жениха, племянника саксонского герцога Альбрехта. Теперь Варвара живет в Саксонии, окруженная любовью и почетом. Прошлой осенью из Саксонии приезжали родственники герцога Альбрехта, привезя на смотрины невест для Ярополка и Святослава Всеволодовича. Смотрины прошли не совсем удачно, так как Ярополку невеста приглянулась, а вот Святослав Всеволодович своей саксонской невестой остался недоволен. Князь Георгий сделал Святославу строгое внушение, дабы тот не смел и думать об отказе от саксонской невесты. Князь Георгий дорожил дружбой с саксонским герцогом Альбрехтом и с его сюзереном германским императором Фридрихом из династии Гогенштауфенов. Святослав был вынужден подчиниться воле старшего брата. В декабре саксонское посольство отбыло из Владимира обратно в Европу. Обе саксонские невесты должны были вернуться в Северо-Восточную Русь в летнюю пору, чтобы сочетаться здесь законным браком со своими русскими женихами из дома суздальских Мономашичей.