Все повести и эссе

Актуальная шизофренично-наркоманская тема. Раскрыта красочно, мутновато, но как-то вяло.
Не являюсь поклонницей творчества Виктора, но книга ничего.
Особенно впечатлилась и прониклась "Желтой стрелой" и "Затворником и шестипалым".
Я бы отнесла сей жанр к Любопытной литературе.

Книга, с которой стоит начать знакомство с Пелевиным.

Этот сборник почему-то прошел мимо меня в те времена, когда я бескомпромиссно читал Пелевина насквозь, но теперь думаю, что для знакомства с писателем именно он наиболее подходит, наравне, может быть, только с "Чапаевым и Пустотой". Из всех текстов книги раньше имел удовольствие читать только "Желтую стрелу" - на мой взгляд, лучшее произведение Пелевина из всех (как среди короткой формы, так и среди романов) за все годы. Она объединяет в себе любимый путевой околодневниковую форму, яркую метафору поезда, фантастичность и защищена всем этим от устаревания. Все шесть повестей книги при желании можно объединить фоновой идеей императива развития и познания, тоже очень привлекательной. Если "Затворник и Шестипалый" и "Проблема верволка в средней полосе" - это качественное заигрывание с концепцией умвельта и внутреннего пробуждения, то "День бульдозериста" и "Принц госплана" - это скорее про постепенное освоение незнакомого мира с какими-то странными правилами. "Македонская критика французской мысли", пожалуй, единственная повесть из шести, в которой я не нашел ничего интересного, кроме каких-то совсем уж отдельных цитат и автореферентности - критикую эту македонскую критику с двух рук (обе - на клавиатуре).

О существовании нехудожественных текстов Пелевина до прочтения этой книги я даже никогда не слышал. Но, как выяснилось, наверное нельзя эти эссе считать такими уж далекими от всей остальной пелевинской прозы. Очень уж автор речью похож на лирических героев своих художественных книг - то ли даже в эссе он не выходил из образа, то ли в героях романов много истинно пелевинского. При этом особо запоминающимися я бы их не назвал, хоть и используют они любимый мной прием доведения какой-то случайной аналогии до предела и абсурда.