Кормчий с сотником не глядя схватили по горсти монет с пола, и все вышли, оставив Фёдора одного.
Боярин закрыл за ними дверь, задвинул засов и, подняв с пола истерзанную Острожскую Библию, открыл её на странице с посланием Иеремии и задумчиво произнёс:
– Не единым убо образом есть нам яве. Не единым. Истинно так!
Он взял валяющийся на полу нож, осторожно у самого корешка отрезал эту страницу и посмотрел её на просвет солнца в окне. Тоненькими, едва заметными дырочками, словно россыпью только-только начинающих проявляться в вечернем послезакатном небе звёзд, лист переливался картой нужного ему места. Нужно было очень осторожно, бережно, но в то же время быстро пройтись иголочкой сквозь лист пергамента по каждой линии, чёрточке и буковке карты так, чтобы это не было заметно, но чтобы на две страницы иголочка оставляла свой след.
Он посмотрел на просвет следующую страницу. Карта была и там. Далее двух страниц пробивать было нельзя: дырки на первом листе были бы уже великоваты и заметны. Он действительно не делал список. Подложив под страницы нож и осторожно, боясь, только бы не затупилась иголка, он колол, и колол, и колол.
Он должен был успеть. И он успел.
Он бережно сложил страницу и сунул её за пояс изнутри рубахи.
Он заберёт его. Так быстро, как только возможно. И увезёт. Далеко на север, туда, где его никому не найти. Где его будут беречь и где он отныне нужнее.
В скорости после этого оно почувствует и догадается, что его больше нет рядом. Но после того, что Москва сделала с ИХ Новгородом, ему было на это наплевать.
4571684065331789453879696713878768970877
Вятич осторожно нырнул в прилив и позвал Водителя. Тот откликнулся почти сазу же, и вот он уже стоял в его коробке, напротив него, за столом. В руке он держал потасканного плюшевого зайчика, почему-то боясь выпустить его из руки.
Водитель без интереса бросил взгляд на зайчика, улыбнулся и сказал:
– Я знал, что ты придёшь!
– А если бы я не пришёл? – поинтересовался Вятич.
– Ну, сейчас бы не пришёл – потом пришёл бы, – ответил тот. – Вы всегда приходите. Ну, кто успевает.
– Н, ты бы всё равно ждал?
– Да, пару месяцев. Просто из тех, кто не приходит, дольше ещё никто не доживал.
– А почему ждал бы?
– Ну, не лично тебя, хотя и тебя, конечно же тоже. Просто вы и новые появляетесь примерно с такой же частотой.
– А куда деваются старые? – спросил юноша.
– В основном дохнут из-за самомнения, – поморщился Водитель. – Решают, что они уже все умные сильнее вдоль, чем поперёк, начинают самостоятельно всякую ерунду творить и попадаются. Ханируют. От слова «ханá».
– Как ханируют? – не понял Вятич.
– Ну, каждый по-своему. Самое любимое – начинают шляться там, где рано или вообще нельзя. На втором месте – на сон забивают и засыпают прямо в приливе. Потому что сон – это сон. И он нужен. Ну и на третьем месте – мульты.
– Какие мульты? – удивлённо спросил юноша. – Мультики, что ли? Мультфильмы?
– Ну, так называется игра воображения. Люди думают, что они либо в осознанном сновидении, либо что они по городу ходят и гуляют. При этом они находятся на берегу, но не ныряют и не спят, восприятие у них загружено, а не отключилось, и защитные механизмы сна не запущены. Вот они и гуляют по своему воображению, открытые, беззащитные, а к ним лезут все кому не лень, что на земле, что из прилива. Вот как тот мужик, например, который в осознанном сновидении по городу шлялся, а в приливе образ этого города в это время фонил. Вот тварь к нему в сон и подцепилась, но сразу жрать не стала, а решила поразвлечься чуть-чуть. Но специфика образа такова, что он – если он более-менее реальный – подцепляется к тому месту, где он на земле, и рядом находится. Судя по всему, это где-то рядом с твоим домом. У парка живёшь?
– Относительно рядом с набережной. – нахмурился юноша. – Рядом мост Старо-Калинкин и канал Грибоедова. А что?
– Ну это хорошо, – приободрил его Водитель. – Вдоль набережной дома с большим количеством жильцов, да и вглубь тоже, а сейчас ты вообще не фонишь, поскольку у меня в коробке, ну, если тушку ты нормально в одеяло замотал. Так что тебя она сейчас не найдёт.
– А что, ищет? – внутренне напрягся Вятич.
– Конечно ищет! – уверил его Водитель. – Я думаю – даже прямо сейчас.
– Водятел, блин! – раздался крик откуда-то сразу со всех сторон. – Ты уснул там, что ли?
Вятич испуганно вздрогнул и широко распахнутыми глазами вопросительно посмотрел на Водителя.
– Ох, блин, тьфу! – хлопнул себя полбу тот и закрыл глаза.
Через секунду в комнате появился какой-то ещё один третий мужчина с банкой пива в руке, критически посмотрел на Вятича, открыл банку и сделал несколько глотков.
Юноше стало не по себе, и он рефлекторно двумя руками судорожно прижал зайчика к груди.
– Где тебе хреново будет? – спросил новоприбывший и подошёл к Вятичу. – Назови плечо!
– Какое плечо? – оторопел юноша и ещё сильнее вцепился в зайчика.
– Своё, конечно же, – произнёс внезапный незнакомец. – Правое или левое. Ты не думай, ты называй!
– Ну правое… – неуверенно произнёс Вятич.
– Шантрапа! – констатировал гость, ещё раз хлебнул из банки и внезапно от души втащил Вятичу в левое плечо левым кулаком.
Юноша улетел к стене, роняя зайчика в полёте. Там он впечатался хребтом в голые камни стены, сполз на пол, схватился правой рукой за левое плечо и заверещал.
– Всем пока! – пожал незнакомец руку Водителю, допил пиво, разорвал банку за противоположные концы и исчез.
– Твою ж мать! – орал Вятич и качался от боли, мотая головой. – Что ж так больно-то, а? Гнииииидааа! За чтоооо?
– А здесь всё больнее, чем на земле, – ответил Водитель. – Тут тело тебя не защищает, часть удара на себя не берёт, оно занято – в кроватке лежит. И тем более это не сон. Восприятие на максимуме. Как изрёк великий Кунфу-панда: «Там где дрябло – там и нежно!» Представь, что тебя прямо в нервы ударили. Хотя зачем тебе представлять, у тебя сейчас итак восемь-дэ-кинотеатр.
– И что, теперь всегда так больно будет? – простонал Вятич.
– Ну со временем научишься, да и корка нарастёт. Но когда тебя живьём жрать будут, ты узнаешь, что такое на самом деле означает «феерия чувств».
– А кто это был-то? – спросил, поднимаясь, юноша.
– Да Сказочник из Москвы. Один из мощнейших открытых событийщиков.
– В смысле – «событийщиков»? – не понял Вятич.
– Ну, как бы тебе это попроще объяснить… Событийные практики… Вот, к примеру, у тебя же бывает так, что перед походом куда-то у тебя в солнечном сплетении прям хреново, и ты идёшь туда, и там происходит какая-нибудь ерунда?
– Ну да, периодически.
– Воооот! А он не идёт!
– А бить-то зачем? Да ещё и в другое плечо-то?
– Так он в левое тебя ударить и хотел. И именно так, со всей пролетарской ненавистью. А ты это никак не определил.
– А зачем он меня шантрапой обозвал?
– Когда дворяне вернулись из похода на Париж, они привезли оттуда французскую местную моду: крепостные театры, – начал объяснять Водитель. – Очень им пасторали понравились. Ну, это типа интерактивного порнофильма с песенками про лужайку, крестьяночку и пастушка. Нанимали французских хореографов с уровнем паршивости, соответствующим доходу дворянина, и тот отслушивал крепостных. Если крепостные подходили, то их брали в театр, и всё у них было хорошо, их кормили, одевали и в поле не надо было больше пахать. А если они петь не умели и слуха у них не было или голоса – то этот хореограф при отборе говорил «chantera pas», что в переводе с французского означало «не поёт». Так что «шантрапа» – это твой потолок в событийке. Что, кстати говоря, не самый лучший в твоей ситуации вариант.
– Но ведь у меня же бывает такое, что я чувствую, что будет ерунда! – запротестовал Вятич, всё ещё потирая плечо.
– Раз в полгода? – отмахнулся Водитель. – Два раза? Три? Тут у тебя была идеальная ситуация: максимально обострённое восприятие, ты удивлён, вместо сознания работает подсознание, ну или интуиция, ну или как ты там любишь это называть. А ты не поёшь.
– И что же теперь делать? – спросил юноша.
– А ничего! – ответил Водитель. – Сейчас коробку будем тебе создавать.
– А как?
– Ну тут всё очень просто. Закрываешь глаза и представляешь себе свою комнату с закрытой дверью, включённым светом и наглухо зашторенными окнами. С точностью до вытертой под стол козявки. Настольная лампа есть?
– Конечно же есть!
– Ну и ты, естественно, тоже относишься к тем клиническим идиотам, которые периодически смотрят на лампочку, как она горит. Сильно ослепляет?
– Сильно! – смутился юноша, и кончики его ушей начали краснеть.
– И ты, естественно, пробовал смотреть на неё выключенную и включать, – произнёс Водитель. – А поскольку лампочка такая яркая, что даже ослепляет, а со зрением мы получаем восемьдесят процентов информации, то у тебя идёт мощнейший удар по восприятию, тем более что ты – как и остальные дебилоиды – занимаешься этим как раз, когда тебе не охота ни думать, ни делать и вокруг не происходит ничего. Соответственно эта зажигающаяся лампочка является на тот момент самым ярким событием твоей жизни во всех смыслах этого слова. Как комнату представишь – представь, что ты так лампочку включаешь. Если всё будет хорошо – то мы там. Только к шторам не подходи.
Вятич закрыл глаза и попытался напрячь свою память, воссоздавая в уме своё родное помещение.
– Ты не торопись! – сказал ему Водитель. – Тщательнее вспоминай! А когда закончишь, подойди к лампе, посмотри на неё и включи свет.
Вятич сделал всё, как говорил Водитель, на максимальном уровне своих возможностей, подошёл к воображаемой лампе, посмотрел на неё и включил. Резкий удар света по глазам заставил его отпрянуть, он почувствовал, как его слегка тряхнуло, и он, зажмурившись уже в своём воображении, открыл глаза. Он находился в своей комнате, с той лишь разницей, что она была какая-то странная. Какие-то детали были непонятным образом изменены, например клавиатура, кнопки которой представляли собой единое целое с корпусом и не могли нажиматься.
– Типичные ясли! – констатировал осматривающийся по сторонам Водитель.
Тут взгляд его упал на висящее на стене нечто, напоминающее разноцветную схему разделки туши свиньи.
– Карта России по регионам, – задумчиво произнёс он. – Лопатка, грудинка, рулька. Тебе никогда не говорили, что ты яркая и неординарная личность?
– Говорили! – польщённо сказал Вятич.
– Врут!
С этими словами Водитель подошёл к задвинутому под стол компьютерному стулу на колёсиках и попытался подвинуть его, чтобы на него сесть. Стул намертво держался на полу. Тогда он сел на кровать. Кровать оказалась твёрдой, как камень, и не захотела прогибаться.
Внезапно откуда-то из-за окна издалека раздался уже знакомый женский смех.
Оба резко посмотрели на окно. Шторы были раздвинуты.
– Придурок! – воскликнул Водитель и вскочил на ноги. – Я же сказал: шторы закрыты! Она нашла нас! Ты светишь в литораль!
Смех приближался.
Водитель встал посреди комнаты, схватил парня за руку, закрыл глаза и зашептал:
– Костя! Костя! Ну где же Костя, когда он так нужен? Не может быть, чтобы посередине Питера Костю было не найти!
Глаза его лихорадочно бегали под закрытыми веками, как будто он что-то высматривал, а смех всё приближался и приближался.
Наконец Водитель радостно воскликнул:
– Есть!
И как будто дёрнул Вятича куда-то за руку.
Они словно бы провалились куда-то и оказались в какой-то степи. Невдалеке от них стоял худой бледный юноша в очках. Он удивлённо смотрел на них.
– Здаро́ва, Костя! – радостно воскликнул Водитель. – Ты даже не представляешь, как ты нам помог!
– Кто это? – тихонько спросил Вятич.
– А я откуда знаю? – весело ответил Водитель. – Кастанедчик. Добро пожаловать в его осознанное сновидение.
В этот момент так же невдалеке появилась смеющаяся от радости девушка в какой-то непонятной одежде. Её одеяние всё время менялось, как, впрочем, и лицо. Оно словно жило своей жизнью, каждый миг порождая новые образы и не задерживаясь ни на одном.
– Вы кто? – спросил хозяин сновидения.
– Костя, не мешай, сейчас тут маги драться будут! – ответил ему Водитель, повернулся к нечисти и сделал пару шагов вперёд. – Эй ты, лярва!
Та тут же уставилась персонально на него и превратилась в одетую в форму из клипа про школьные годы молодую Бритни Спирс.
– Вот тебе Костя, а мы пошли! – крикнул ей Водитель. – И забудь про этого, а то солью тебя знакомым сильным, и они тебя из-под земли достанут за то, что ты такое мясо отожрала в центре города, куда тебе нельзя! А меня тебе не поймать!
Лярва задумалась.
Кастанедчик начал безуспешно пытаться встать на голову. Все уставились на него.
– Что это он делает? – несмотря на ужас, удивлённо спросил Вятич.
– А это фишка у них такая – перед смертью пытаться на голову встать. Они так думают, что прячутся. Только чтобы тут на голову встать, это в реале уметь надо. Но к нашему с тобою счастью об этом Кастанеда не написал.
Лярва повернулась всем корпусом к тужащемуся кастанедчику, её образ на миг затуманился, и она тут же превратилась в какую-то мультяшную анимешную девку в платьишке японской школьницы и с глазами на пол-лица.
– Так, давай слушай сюда! – сказал Водитель Вятичу, подойдя к нему вплотную и отвернув его руками за плечи от Кастанедчика, который заворожённо смотрел, как к тому приближается лярва. – Как только она с ним в Кецалькоатль начнёт играть, сразу же рви зайчика. Только не смотри туда! Ещё насмотришься, как они сердце вырывают и живьём жрут.
– А как же он? – обернувшись на медленно приближающуюся к Косте лярву, спросил Вятич.
Водитель снова повернул его к себе.
– Ты какой конфессии? Христианин? На всё воля Божья! Атеист? Не повезло! Мусульманин? Аллах велик! Может, Перун? Тако Макошь повязала! Рви зайца, идиот!
Лярва тем временем подошла к парню, что-то задорно по-японски хихикая, ладошки её превратились в пушистые мягкие лапки, а на голове появились кошачьи ушки. Они радостно обнялись, и она согнула одну ножку вверх.
– У меня нет зайчика! – в панике воскликнул Вятич. – Я у тебя его забыл!
Пушистые лапки лярвы тем временем обратились за спиной несчастного паренька в какие-то крюковатые конечности с огромными длинными когтями, и она, прижавшись к нему поплотнее, вонзила ему их в спину. Парень ужасающе заорал.
Полный мучительной боли крик раздался из его глотки, а лярва тем временем бросила его на землю, придавила его коленом на грудь, схватила его за руку и начала с хрустом жевать пальцы и ладонь.
– Возьми меня за руку! – снова ожесточённо прошипел Водитель. – Пока Шолотль какой-нибудь не приковылял!
Несчастный тем временем пытался хоть как-то загородиться второй рукой, оттолкнуть лярву или сделать хоть что-нибудь. Тогда она взяла его свободной лапой за неё и вцепилась ему зубами и в эту ладонь, откусывая пальцы. Тот заорал ещё сильней.
– Помогите! – кричал он. – Пожалуйста!
– Мы что же, так и уйдём? – прошептал Вятич, не решаясь оглядываться. – И какой Шолотль?
– Брат-близнец Кецалькоатля! – распалённо, но так же шёпотом воскликнул Водитель и затряс его за плечи. – Руку не дашь – уйду без тебя!
Лярва тем временем закончила отжирать кисти рук у надрывающегося от боли обречённого и начала методично перегрызать правую ногу в голеностопе, чтобы отделить ступню ноги. Звонко захрустели хрящи и сухожилия.
Плюнув в сердцах, Водитель схватил руку Вятича, и они исчезли из этого места без следа.
Лярва улыбалась. Ей было вкусно.
Её полностью устроил обмен.
9425897847954656794681109301962353691037
Сергей с Андреем снова сидели на кухне. Перед Сергеем стояла чашка с чаем, но в него не лезло.
– Спрашивай! – предложил Андрей.
– Кто они такие? – задал юноша первый вопрос.
– Ну, на самом деле, – начал Андрей, – мы о них не знаем ничего от слова «вообще». Абсолютный ноль прямой информации. Но чтобы крыша совсем не уехала, лучше иметь хоть какую-то теорию, чем совсем никакой. Нам проще думать о них как о параллельной ветви эволюции. Царство животных, царство растений, царство грибов и царство тварей. Там есть и примитивные виды, и достаточно продвинутые, и разумные тоже есть. Питаются они нашими душами, как некоей формой полей. Мы ведь практически ничего не знаем о реальной физической картине мира. Вот, к примеру, магнитные поля. Свойства их описаны достаточно хорошо, но что это такое – неизвестно. Например, считается, что его переносят электроны. Но почему, если отделить магнит алюминиевым экраном или попросту завернуть магнит в алюминиевую фольгу или даже положить его в алюминиевую коробочку, то за экраном всё равно оно будет существовать? Почему такой хороший проводник, как алюминий, электроны не закоротит? А почему пластмассовая коробочка, которая замечательно электричество изолирует, тоже никак не экранирует магнитное поле? Чтобы хоть как-то его экранировать, нужно очень постараться и создать специальные устройства или пользоваться какими-то особо обработанными сплавами. А теперь представь шаровую молнию: это просто кусок электричества, без ничего. Все о ней знают, но никто не может повторить. А теперь представь себе магнитное поле без магнита. Оно невидимо, замкнуто на себя, его ничем не зарегистрировать, но оно есть. Как радиация, которую тоже чтобы зарегистрировать нужно очень и очень постараться. То есть сделать детектор, который щёлкает, можно, можно даже щелчки посчитать и циферку вывести, но телевизор, который показывает радиационную картинку на манер тепловизора, сделать пока не получается. Так же и магнитное поле нельзя на телевизоре посмотреть. И это тоже пока нельзя. А теперь смотри. Представь себе кусок угля. Это углерод. Если уголь с водой перемешать, то мы собаку не получим. Но собаки есть и состоят они из воды и углерода. А теперь представь себе, грубо говоря, собаку, сделанную из вот такого вот какого-то поля. Мы все живём в куче полей, и что-то даже регистрируем. Как радиоволны, которые, естественно, существовали до того, как приёмник изобрели. Ну и их мы регистрируем тоже. Как правило – боковым зрением, когда они в квартире позицию меняют.
– А как же они нас жрут? – удивился Сергей.
– А у нас тоже такое поле есть. Мы им двигаемся.
– Но ведь нервные сигналы передаются электрическими импульсами! – удивился Сергей.
– Да-да, именно ими! – улыбнулся Андрей и отхлебнул из чашки. – Со скоростью сто метров в секунду. Именно такая же скорость у нервного импульса! Ты, кстати, про скорость электричества в проводе не слышал? Сколько там метров в секунду? Сто? Двести? Пятьсот? Пусть будет пятьсот, а в нерве скорость сто, потому что нерв изнутри грязный! А прямо в затылке нас всех не коротит, потому что нам пока что везёт! Человек же не является хорошим проводником электрического тока!
– Но ведь если свежеотрезанную лапку лягушки ударить током, то она согнётся!
О проекте
О подписке