– Ты кто же теперь?.. Волшебник?.. Сказочный принц?..

Ошеломленный этим известием Зубов, не знал, как ему реагировать. Он все еще воспринимал Ирбека, как в детстве, – приятелем. Но детство их давно уже кончилось.

– Почему обязательно принц? – засмеялся Асланов. – Помогать же надо друг другу, если возможности есть…

– Ну, знаешь!.. – Зубов никак не мог поверить в реальность. – Мне-то теперь как?.. Что надо делать?..

– А ничего, – немного по-барски ответил Ирбек. – Если надо, что будет – скажут… Куда тебя?..

– Да доберусь я. Спасибо…

– Ладно, ладно. Сиди. Говори, куда ехать…

– Вторая Литейная.

– Это где же такая?.. Ты, кажется, жил у базара?

– Да. Снесли там. Теперь – в благоустроенной, вот. Это недалеко от судоремонтного…

Машина долго петляла по ухабистым улочкам среди ветхих, кое-где по окна вросших в землю деревянных строений, и встала наконец у подъезда крупнопанельного дома, который выглядел здесь великаном. Справа, по фронту, расчищалась площадка для второго такого же великана.

– Зайдем? – предложил Зубов, стесняясь заранее убогости своего жилища.

Асланов, кажется, понял его состояние.

– Извини, Вано! Некогда сейчас, честное слово! Следующий раз – обязательно!.. Я сам тебя разыщу… Извини…

Когда машина Асланова завернула за угол, Зубов спохватился: ведь он даже не знает, как ему связаться с Ирбеком. Он не спросил ни о том, где сейчас тот работает, ни номер его телефона. Немного успокоила фраза: «Я сам тебя разыщу».

Иван Васильевич не сказал жене ни о неприятностях на работе, ни о встрече со школьным приятелем. Радостное возбуждение, возникшее от слов Асланова, стало вытесняться сомнением: уж больно все гладко выходит.

Наутро Зубов опять почти не работал, сосредоточиться над чертежом мешали мысли о встрече с Аслановым, он анализировал эту встречу, и склонен был уже допустить возможность исполнения его обещаний. Ирбек, как говорится, при власти, подвел он итоги раздумий, а они там, на верху, многое могут. Его настроение заметно улучшилось, рука потянулась к карандашу, но тут он перехватил встревоженный взгляд Анжелики и вспомнил о другом, о разговоре с заместителем директора по научной работе.

Про его конфликт с Кузиным уже многие знали и ждали показательной расправы над человеком, посмевшим не подчиниться указаниям начальства. По-другому и быть не должно, рассуждали в коридорах любители сплетен, у руководства теперь только один вариант – репрессия. Врежут так, что другие почешутся, иначе беда: приказом, ведь, никого не пошлешь на этот же холодильник, потому что нельзя: – нарушение КЗОТа, а посылать надо – сверху велят. Что начальству в этом случае делать? Убеждать? Призывать к сознательности? Смешно! Надо же тогда объяснять, почему происходит такое: почему на базах гниют овощные завалы, почему не хватает рабочих на предприятиях, и почему в рабочее время толпы здоровенных мужчин и вполне способных трудиться физически женщин часами простаивают у винных, продовольственных и других магазинов. А чем объяснить? Головотяпством? Других причин нет.

И, действительно, убеждения давно уже вытеснил явный нажим: ты нас сейчас не понимаешь, мы тебя тоже не поймем в свое время, совсем оглохнем к твоим проблемам!

Люди, если не удавалось раздобыть медицинские справки, вздыхали, охали, но отправлялись туда, куда скажут. И вдруг откровенный бунт!

– Сожрут теперь Зубова, – сказал экономист планового отдела, приходивший курить к конструкторам. – Подловят на чем-нибудь, и – сожрут!

Зубов не слышал этих суждений, но понимал, что так просто его не оставят. Каждую минуту он ждал вызова: в партком ли, хотя он был беспартийным, к директору… Но его не вызывали. При мстительном характере Кузина и сложной ситуацией с направлением конструкторов на черновую работу это казалось чуть ли не чудом.

И чудеса продолжались.

Дома жена возбужденно рассказала Ивану Васильевичу, как ее пригласили в профком и предложили курсовку в Сочи.

– Можно бы, говорят, и путевку, но вы же поедите с сыном. С сыном, говорят, по курсовке удобнее: можете с ним в пансионате устроиться! Ты чувствуешь, Ваня, какая забота!.. И материальную помощь дают!..

– С какого числа? – спросил машинально Зубов.

– Кто? Что?.. Курсовка?.. С восьмого… Через десять дней надо ехать… А дел-то, дел-то еще!.. – ужасалась она, но было понятно, что предстоящие хлопоты для нее – удовольствие. – С билетами, говорят, сейчас трудно. Чем ехать-то, а?..

– Самолетом, наверно, – задумчиво ответил Иван Васильевич.

Он пока не стал раскрывать подоплеку истории с выделением курсовки.

В девять часов Зубова позвали к директору.

– Началось, – вздохнул кто-то из женщин в отделе.

Спускаясь на административный этаж, Зубов продумывал свое поведение в предстоящем разговоре с директором, которого он и уважал, и побаивался. Обострять отношение с ним не хотелось, да и глупо это – директор, он и есть директор. «Черт с ними! Соглашусь. Теперь можно!» – принял решение Зубов, и под сочувственным взглядом секретарши потянул на себя массивную дверь кабинета директора.

– Вызывали, Сергей Николаевич? – робко произнес он, остановившись у входа.

– Проходи сюда, – показал на кресло Шандалов. – Садись… Как же так получается, – спросил он после тягостной паузы, – работник мой, а о его проблемах я узнаю со стороны?..

Зубов молчал, не зная как реагировать на такое вступление, но, не заметив признаков гнева, понял, что разноса может не быть.

– Ты давно знаешь Асланова? – спросил директор, пытливо наблюдая за лицом подчиненного.

– Давно. В школе вместе учились. В одном классе.

– Понятно… Звонил он. Советует к тебе присмотреться… Но об этом попозже… Что у тебя с сыном?..

Зубов, стараясь быть кратким, рассказал о болезни Вовки и о рекомендациях врача.

– В Сочи, говоришь, надо… Да, дети должны быть здоровыми… Вот что: дадим-ка тебе командировку! Поедешь и отвезешь!..

– Какую командировку? – не понял Иван Васильевич. – В Сочи?!..

– Прямо в Сочи, пожалуй, нельзя. Нет у нас там ничего подходящего к нашему профилю. Поедешь в Ростов! – подумав, решил Шандалов. – Это почти рядом от Сочи. Дорога обойдется дешевле. Да и материальную помощь немного окажем. Как, тебе подходит такое?..

Увидев, что Зубов вконец растерялся и ничего путного сейчас он не скажет, Шандалов повернулся к селектору и велел вызвать к нему начальника конструкторского отдела.

Через пару минут запыхавшийся Хиврин был в кабинете. Он встревоженно смотрел на директора и в тоже время косился на Зубова, стараясь сориентироваться в обстановке.

– Вот что, – сказал Шандалов ему. – Появилась необходимость помочь Зубову. Готовь его в командировку. В Ростов. Дней этак на десять… Думаю, хватит.

– К кому в Ростове?.. По какому вопросу?..

– Это вы сами продумайте. Он, – директор кивнул на Зубова, – расскажет…

– Ясно, – вымолвил Хиврин.

– А если ясно, так действуйте.

Зубов, за ним начальник отдела вышли из кабинета.

– Пойдем-ка в актовый зал, – предложил Хиврин. – В отделе об этом не потолкуешь.

Зубов рассказал только о беседе с директором, и на уточняющие вопросы своего непосредственного начальника, не понимавшего такого поворота, сам довольно искренне изображал недоумение.

Деловой аспект командировки они отработали быстро.

– Когда выезжать надо?

Зубов назвал дату. С непроницаемыми лицами начальник и он по одному появились в отделе.

На другой день Хиврин вновь позвал Зубова в актовый зал.

– У меня ночью возникла идейка, – заявил он. – Раз командировка липовая, то выжать из нее надо все. Я бы, например, сделал так.

И он изложил план, следуя которому Зубов не только экономил личные деньги, но мог и сам несколько дней провести с семьей на курорте.

– Тебе надо ехать, – втолковывал Хиврин, – поездом до Волгограда. Оттуда идут поезда и на Ростов, и на Сочи. Понял?

– Не совсем…

– Слушай сюда!.. Ты берешь билет не сразу до Сочи, а только до Волгограда. Это ничего: от нас до Сочи все равно прямого поезда нет. В Волгограде у тебя пересадка. Между поездами смотаешься вот в это КБ, – Хиврин протянул Зубову бумажку с адресом. – Там у меня дружок работает. Он тебе командировку отметит, я ему черкану.

– Зачем это?..

– Я ж тебе говорю, – загорячился Хиврин, досадуя на тупость Зубова. – Ты отмечаешь дня три-четыре будто ты в Волгограде, решаешь там что-то, а на самом деле – на поезд и – в Сочи! Загорай там, купайся. Через три дня едешь в Ростов, встречаешь поезд из Волгограда, берешь за рупь у проводника чей-то билет, можно даже СВ, и все шито-крыто! Будто ты в Сочи и не был! Заячий скок, называют охотники… И дорога дешевле, и семью через Ростов не тащить. Командировку тебе сделаем сразу в два города: Волгоград и Ростов. По обмену опытом… Только молчок, конечно, об этом.

Зубов заулыбался и согласно кивнул: теперь дошло, понял. Ему, неискушенному в махинациях, идея Хиврина показалась сверхгениальной.

Через пять дней счастливая семья катилась в уютном вагоне Волгоградского поезда, а еще через десять Зубов был снова за чертежным станком. Он выглядел отдохнувшим и свежим, лицо загорело, кожа на покрасневшем носу слегка шелушилась.

– Ну, как съездил?.. Рассказывай! – нетерпеливо спрашивал Хиврин, опять вытянув Зубова в зал их тайных сношений.

– Отлично! Все прошло, как по нотам… Немного, правда, заминки были: с билетами в Волгограде, и с этим… Друг твой в КБ уже не работает. Перевелся на тракторный.

– И как же ты?..

– Я сказал там, в приемной девчушке: езжу, вот, как толкач, снабженец. Поняла, отметила командировку. А дальше все, как по маслу!.. И жена хорошо устроилась с сыном, и сам я два дня повалялся на пляже… В общем, с меня причитается…

– Молодец – сказал Хиврин, выяснив все нюансы поездки. – Теперь впрягайся в работу. С новыми, так сказать, силами.

– Молодец! – похвалил и директор, просматривая командировочные документы, принесенные Зубовым. – Сам шайтан теперь ничего не докажет. Ловко ты с Волгоградом придумал! Как ты их там обхитрил?..

– Сказал, что по снабжению приехал.

– Молодец! – повторил директор и утвердил отчет. Потом, протягивая Зубову бумаги, лукаво спросил, – С Ирбеком Константиновичем уже встречался? Рассказывал?..

И поняв по растерянному виду Зубова, что тот даже не подумал об этом, Шандалов усмехнулся:

– Ну, ничего, ничего. Я сам ему доложу.

Зубову вдруг стало жарко. Лоб его покрылся испариной, в голове затрепыхалась паникерская мысль: «Каким же неблагодарным и мелкотравчатым я выгляжу в его представлении?». Он неловко принял утвержденные документы, неловко повернулся и, опустив глаза, поспешно вышел из кабинета.

1984 г.