– Полюби меня грязненькой, а чистенькой меня всяк полюбит.

– Ну что?

– Что?

– Кого из нас выбираешь?

– Уж слишком вы некрасивы. А вы не обманываете… что жизнь?

– Выбирай! Мы можем и изменить свою внешность. Но выбор ты должен сделать здесь и сейчас!

– Выбирай! Иначе этот выбор сделают за тебя!

– Если уже не сделали.

– Главное не медлить. Что же ты медлишь?

– Я не медлю… Просто, это, кажется… кажется… звонит моя жена!.. – пробормотал Кирилл.

В квартире, действительно, как будто, звенел телефон.

– Ну, будешь ты выбирать или нет?!!

– Мужчине не пристало медлить!.. Давай быстрее!

– Это, кажется, звонок телефона… Я угадал?

– Угадал, угадал.

И уже где-то в стороне.

– Если исходить из закона сохранения энергии, жизнь и смерть всегда должны находиться рядом.

– Он этого не понимает.

– Потом поймет.

5

Телефон не умолкал. Кирилл не сразу проснулся. Сначала рука нащупала пространство вокруг, потом, скорее от удивления, он открыл глаза, взял будильник, посмотрел на часы, для надежности бросил взгляд в окно, потому что часы не умеют отличать день и ночь, наконец, встал и пошёл к телефону. Недосмотренный сон, словно недопитый бокал с вином, поднялся вместе с ним с кровати, в ушах стоял шум, напоминающий колыхание волн.

– Каркушин, чего не подходишь? Спишь что ли? – голос жены содержал слишком много любопытства.

– Я не сплю, я думаю… И заодно…

– Ааа… – любопытство выдохнуло разочарованием. – Помнишь, куда завтра идем?

– Помню. Уже завтра?!

– Да уже завтра! Ровно в двенадцать!

– Хорошо… А вещи?

– Какие вещи? Ах, вещи!.. Не было времени забрать. Когда они у тебя, мне как-то спокойнее. Да, и – попрошу не опаздывать!..

Положив телефон, Каркушин произнёс:

– Могла бы и не говорить.

Прилег. Стал впадать в дрему, и опять звонок. Теперь уже в дверь. На пороге стояла Вера.

– Кирилл, у вас есть соль?..

И снова зазвенел телефон:

– Здравствуйте, говорит автоматическая система оповещения… К сожалению, у нас нет данных об оплате… В случае неуплаты в течение трех дней мы вынуждены будем закрыть выход…

И опять звонок в дверь. Наверное, он ее случайно захлопнул…

Но, распахнув дверь, Каркушин обнаружил перед собой не подъезд и лестницу, а улицу и остановку. В машине сидела Вера. В стороне дымился искореженный остов маршрутки. Вера что-то кричит, что она кричит, не слышно. Кажется, она зовет его. Слышно другое, звучащее где-то рядом:

– Кирилл, у вас есть соль?..

– Спишь что ли?..

Словно что-то сдвинулось, какой-то синхрон во времени и в пространстве. Перед глазами плыло. Веру перекрыл подозрительный милиционер с дубинкой и в парадном белом. Стали выпадать цвета. Или, наоборот, предметы стали менять цвета, играя друг с другом в пазл или другие современные игры. Потом, вроде, всё встало на свои места.

6

Ноги сами несли по задворкам, зарослям, заросшей тропе мимо деревьев, кустарников, кустов крапивы и сами остановились перед дверью у высокой цементной стены.

– Только у нас дверь плохо открывается, – смущенно сообщили глухим голосом. – Может, вы пролезете в щёлочку? Все так делают.

Дверь, действительно, заедала о каменную плиту. Скорее всего, она просто осела. Никаких следов, свидетельствующих о попытках её открыть. Но Кирилл решительно взял обеими руками по разные стороны двери, поднажал и, сдвинув дверь, открыл её полностью.

– Вот, все так будут делать, и разойдется! – посоветовал он.

– Если все так будут делать, снизу останутся полосы от двери, – проворчал голос. – Придется заново делать ремонт.

– Ремонт всё равно когда-нибудь придётся делать заново. Поверьте моему опыту, – улыбнулся Кирилл и решительно шагнул вперед.

Пространство за дверью напоминало летний театр. С одной стороны – полукруглая стена, с другой – парк с возвышенностью. Отдельные фигуры людей перемещались хаотично и каждый занят собой. Первое, что заставило забеспокоиться, большинство из них повторяли одни и те же фразы.

– Скорую ему надо, а не милицию. Скорую.

– Помни обо мне, помни обо мне, – это мужчина и женщина играли в «ладушки».

– Членские взносы платить будете?.. – это уже человек с элементами одежды милиционера.

Хрупкая женщина в полупрозрачной тунике, шевелящейся от дуновений невидимых потоков, капризничала:

– Человек должен иметь право на ошибку!.. Ведь должен же, должен…

– Почему оно так болит? Почему… так… – раскачивался худощавый мужчина, прижав руки к груди.

Здесь же обнаружились старушка и мужчина неопределенного возраста с наушниками, сидевшие в той роковой маршрутке, устроившей погоню. Правда, у мужчины с наушниками дизайн стёкол в очках уже был другой – в виде пятаков.

Лишь один человек со скрипкой не был замкнут на себе, и переходил от одной группы к другой:

– Хотите, я вам сыграю? Я музыкант! Мне это даже нужнее чем вам. Хотите?.. – предлагал он.

Но все склоняли головы и отвечали «Спи спокойно».

Кирилл попятился назад, дверь оказалась закрытой. Он даже не заметил, когда её закрыли. Не осталось даже малейшей щелочки. Попытка открыть дверь оказалась тщетной. У двери с этой стороны не было ручки и она плотно прилегала к стене.

Скрипач, обойдя все группы, подошел к Каркушину.

– Не понял… где это я?.. – растерянно выдохнул Кирилл.

– Всё вы прекрасно поняли, – ласково заметил музыкант. – Это, как бы лучше объяснить… Здесь инкубатор. Здесь мы проводим девять дней. Сегодня девятый день, сегодня всё и решится. Вы в нашей группе! Вы всех так переполошили, когда вас не оказалось. Когда нас стали считать, обнаружилось, нет одного. Не было вас! Теперь все в сборе! Теперь нас будут отправлять по этапу дальше. Хотите, я вам сыграю?!

– Куда это «дальше»? – совсем растерялся Кирилл.

– Там… эээ… типа другого инкубатора, – добродушно пояснил скрипач. – Там мы уже будем без одежд. А здесь нельзя! Здесь мы ещё не успели утратить чувство стыда. Полный, так сказать, инкубационный период, длится сорок дней. Давайте я лучше сыграю.

И музыкант заиграл. И вокруг стали собираться люди.

– Я не смогу утратить чувство стыда за один день, раз я только что пришёл!.. Я и за сорок дней не смогу утратить чувство стыда! – пытаясь прийти в себя, возмутился Кирилл.

– Сможете! Если не сможете – тоже не страшно. Потерпите. После сорока дней у вас отберут не только одежды, но и тело. Стыд тогда потеряет всякий смысл. Нас уже в этом смысле проинструктировали, – донеслось со стороны.

– Не хочу я ничего терять! – перебил Кирилл. – Я домой хочу! У меня развод с женой! Вы не представляете, что она может устроить, если вовремя не приду?!

– Что вы кричите? Здесь теперь ваш дом! И смиритесь перед неизбежным. Смиритесь! Где тонко, там и рвется!

– Не хочу смиряться! И, вообще, – что за насилие? Из своей квартиры… можно сказать…

– Молчите!.. Здесь не принято критиковать этот мир! Все должны жить в мире и спокойствии.

– Нельзя жить в мире и спокойствии, когда с тобой поступают несправедливо!

– Эх, молодой человек, если бы вы знали, с каким количеством людей поступают несправедливо! если б вы знали, – донеслось со стороны.

– Если б вы знали, какие у меня в своё время были женщины!.. Если б вы знали… Но все они, к сожалению, умерли, – влез в разговор седой старичок, слушавший некоторое время через слуховой аппарат.

– Я… дойду до суда! – выкрикнул Кирилл.

– С ума сошли?! Это ж… Вечный суд!

– Какие были женщины!.. – вздохнул старичок.

– Вы что, меня больше не слушаете?.. – очнулся музыкант.

– И что? Что! В цивилизованном мире все спорные вопросы должен решать суд, пусть даже и Вечный!.. Я ещё и вас вместе с собой отсюда вытащу! – не унимался Кирилл.

– Ты что?! Мы не хотим! Нам и здесь хорошо, – засопротивлялись присутствующие. – Чего вы с ним разговариваете? Не видите, – сумасшедший!.. У нас, если с человеком начинаешь разговаривать, он вскоре твоё сознание, а потом и всего тебя начинает считать зоной своих интересов, несмотря на то что всё здесь, конечно, общее. Нагими, как говорится, приходим, нагими уходим.

– Не хочу я никуда уходить! У меня развод, завтра! Вы не представляете, что будет с женой, если не приду!.. что она вообще обо мне подумает…

Но все уже отступили, и Каркушин остался один.

На окраине парка шёл другой спор.

– У меня есть допуск! Есть! – доказывал незнакомец высокой фигуре в капюшоне. Фигура скорее напоминает недвижимое изваяние, плащ её не то уходит в землю, не то сливается с землей.

– Стоять! – рявкнула фигура.

– Да на, смотри, вот документы! Вот… На них ничего не написано, да. О чем это говорит? О том, что на них может быть написано всё что угодно!.. Что это значит? Значит, я могу ходить, куда угодно и когда угодно!..

– Стоять! – гулко пробасила фигура в капюшоне. – Шляются тут всякие.

– Ах, так! Хорошо… «Всякие»?.. Ещё посмотрим кто тут «всякие»… – ретируясь, пригрозил незнакомец. – Я тебя уберу отсюда! Упеку! Уволю! Будешь знать, с кем связываться.

– Допуск! – рявкнула фигура, рявкнула так, что земля задрожала вокруг.

Вскоре затрещали кусты в парке, сквозь ветви выглянул, чуть не вывалился, недавний спорщик.

– Эй, ты, иди сюда!.. Эй, опоздавший, иди же сюда, скорее! – донеслось до слуха Кирилла.

– А этот? – Кирилл с опаской указал на фигуру в капюшоне.

– Они тупые. Они охраняют только земляные дорожки. Это же черви!.. Ну, иди, чего скажу.

Озираясь, Кирилл подошел.

– Ты что ли навел столько шороху, можно сказать, устроил сбой в слаженной работе всей Канцелярии? Давай знакомиться! Я – отлученный от дел Небесной Канцелярии, – представился незнакомец.

– Какого шороху? Кто навёл?

– Нечего прибедняться. Ты. Точно ты! Дай-ка рассмотрю поближе. Хорош!.. Я хоть и отлученный от дел, всё равно числюсь прикомандированным в Канцелярии. У нас ведь как? даже если отлучают, всё равно находят место и пристраивают. Мимо меня ничто не проскочит. К чему это я? Хочешь выбраться отсюда?

– Как? Реку что ли эту переплыть?

– Ты что?! Это океан Разума! Его переплыть невозможно. На нём иногда бывают такие штормы, когда кто-то пытается добраться до глубин!.. В общем, никому не позавидуешь. Лучше и не пытаться.

– Мне показалось – река.

– Всем поначалу так кажется.

– Как же тогда?

– С помощью Канцелярии! Хочешь, передам им твою жалобу?.. Я когда услышал твой митинг протеста, увидел заложенный в тебе потенциал, смекнул, что к чему. И повод имеется: они не имели права тебя забирать, раз вовремя не забрали!..

– Не имели!.. – возмутился Кирилл и насторожился: Что значит «вовремя»?

– Так, к слову, не принимай близко к сердцу. Не будь меня, с тобой никто и разговаривать бы не стал! А так – они ещё не успели опомниться после случившегося, мы им новый удар!

– Но говорят, суды здесь вечные, – сказал Кирилл.

– Это там вечные, а здесь, при моем участии, ещё не совсем вечные.

– Но нас уже собираются отсюда депортировать, послать, как говорят, дальше по этапу. Какая несправедливость!

– Раз есть жалоба, Канцелярия обязана будет её рассмотреть, раз уж ты обратился ко мне. Только потом не забывай, кому обязан!

– Ну, что вы?.. Кстати, а где мой ангел-хранитель? Я что-то слышал…

– Ушёл. Наверняка, до самого конца ждал. Тебе он больше не нужен.

– То есть как это не нужен?! Можно хотя бы с ним встретиться?..

– Они никогда не встречаются. Они стесняются. Да и нет его больше здесь. Я теперь твой ангел-хранитель. Ха!.. Вот и занятие себе нашел! Ну, что, будем подавать жалобу?

– Будем! Согласен!.. Передавайте от меня жалобу в Небесную Канцелярию на…

– На Небесную Канцелярию! – потирая руки, ухмыльнулся отлученный от дел.

7

Лифт Канцелярии поднимал его куда-то вверх. Находясь в темноте, Кирилл слушал гулкую работу скрипучих механизмов. Редкие всполохи освещали наряжённое ожидание. Подъем длился довольно долго, хотя особнячок со стороны выглядел двухэтажным. Кирилл даже забеспокоился, не пробил ли лифт крышу и не несется ли куда-нибудь ввысь, в космос и, возможно, скоро упадет. Закралась даже мысль, что его здесь специально изолировали, заманили и изолировали, чтоб никогда с ним не связываться, и теперь единственная связь с миром – эти звуки и редкие вспышки света, которых скоро тоже, возможно, не будет. Так глупо попасться на обещание! Знал же, обещают тем, кому трудно, чтоб забрать последнее и заманить в ловушку. Нет, снова попался. Кирилл был готов запаниковать, но двери лифта распахнулись, и в глаза ударил яркий неземной свет.

– Сам поражаюсь, как оперативно сработали, – встречая гостя, смутился отлученный от дел. – Не забыл, что обещал?..

– Нет.

– Постой пока здесь, пойду, доложу.

В коридоре в глубокой задумчивости стояло несколько сотрудников Небесной Канцелярии в таких же одеждах, что и у отлученного. Но на одеждах этих сотрудников уже имелись знаки отличия в виде звездочек, небесных звезд.

– Да… вот и я, – пытаясь справиться с волнением, выдохнул Кирилл в сторону ближайшего чиновника. – Так значит, вы выслеживаете людей, как мы на рыбалке ловим рыбу, вытаскивая ее из привычной среды? и помещая их, так сказать, сюда. Так значит, вы так же охотились за мной?!

– Может, и так, – не совсем охотно отозвался незнакомец, глаза чиновника на миг растерялись, потом встали на место: – Но, заметьте, перед тем как вытащить рыбу, вы не знаете, что у вас на крючке. Не всякая рыба подплывет к крючку, лишь та, которая уже не может не подплыть. Большинство рыб предпочитают собирать червячков на дне, а других так и тянет к крючку или к какой другой блестящей наживке, чтобы потом перейти в новое качество.

– Сковородку вы называете новым качеством?

Молчание. И никакой реакции.

– Интересно узнать, что вы используете в качестве крючка? И что это за наживка, на которую я мог клюнуть?

– Эээ… это наши… рыбацкие хитрости… То есть, не совсем рыбацкие… Кхе… – чиновник крякнул и сделался серьезным, можно сказать, непроницаемым.

Прозвенел звонок, приглашая всех в зал Заседаний.

– Уважаемое Высокое Собрание, в адрес нашей Канцелярии поступила жалоба эээ… некоего Каркушина. Этот тип утверждает, что по вине нашей Канцелярии с ним поступили несправедливо, в результате поломали его судьбу. Такого в истории Канцелярии ещё не было!.. Впрочем, давайте предоставим слово истцу.

– Уважаемое Высокое Собрание! Я, можно сказать, родился… пришел в мир с чистыми светлыми намерениями… и побуждениями. С самыми чистыми… верите?.. У меня родители… друзья, подруги… закончил школу… влюбился… в свою будущую жену… – сильно волнуясь, стал излагать факты Каркушин.

– Понятно. Вы, можно сказать, среднестатистический земной человек, ничем от других особенно не отличающийся.

Каркушину сделалось обидно.

– Я хотел в этой… той… в своей жизни многого добиться! У меня не было настоящего, но было будущее! И вы меня, можно сказать, этого будущего лишили.

– И правильно сделали!.. Ваши амбиции – ветер! А нужны ещё и паруса. Они у вас были?

– Я хотел всего добиться сам! Но в нашем неустойчивом мире… трудно…

– А где легко? Давайте ближе к делу!

– Дело в том, что я стал работать, вкалывать, можно сказать, ради семьи и не заметил, когда началась рутина. Меня, можно сказать, затянули быт и рутина. Я долго страдал, что случилось не так, как хотел, что люди, окружавшие меня, так и не стали счастливыми. Досаждать им новыми попытками «осчастливить» было бы смешно. Трудно начать новую жизнь, ещё труднее похоронить старую. И нужно ли хоронить?.. И вот ещё что… как бы это сказать, чтоб не обидеть, возможно, кто из вас браконьерничает?.. сетями ловите… Особенно в последнее время… понятно стало… Да, беда не приходит одна…

– Что он несет?..

– Он же не на исповеди.

– Пусть продолжает! – махнул рукой начальник.

– Да, беда не приходит одна. И я перестал радоваться жизни. Времени просто не было. Я ведь сначала, когда родился, считал, что все люди хорошие. И сам попытался стать человеком хорошим. Потом обнаружил, многие лишь делают вид, что хорошие, а когда зашатается, даже перестают делать вид. Получив такой опыт, долго не мог понять, как жить дальше. Перестал совершать поступки и жил по привычке. Вы, наверное, и решили, что моя жизнь себя исчерпала.

– Не мы решили. Решили свыше. Давайте ближе к делу!

– Ещё выше?! К делу?.. Хорошо. Я, конечно, не возражаю против привычек и правил, которые устоялись в нашем неустойчивом мире. Более того, заметьте, я даже во всём согласен, – Каркушин заметно разволновался. – Но попрошу ответить лишь на один вопрос: куда девать отрезок моей жизни, который я прожил после момента, когда, по-вашему, я должен был погибнуть?.. Какой закон, какое правило поможет всем объяснить, что произошло?.. – напирал справляющийся с волнением Каркушин. – Я, конечно, ничего не имею плохого в ваш адрес, у всех бывают ошибки…

Начальник Канцелярии заерзал и, опустив взгляд, вздохнул:

– Бывают…