Из жизни

 
Предлагает счастливый билет,
А самой и шестнадцати нет.
 
 
Села рядом и смотрит в глаза:
– О любви почитайте стихи…
Ах ты, язва, коза-дереза!
Я такой не пишу чепухи.
– Хо-хо-хо! – Я сказал. – Ха-ха-ха!..
И подальше пошел от греха.
 
 
Я впервые позорно бежал,
Не примерив к тем ножнам кинжал.
 

Шмели

Черный бархатный шмель…

И.Бунин

 
Июнь всё ярче, всё духмяней,
Всё выше солнце, всё теплей,
И на любой лесной поляне
Гудеж от золотых шмелей.
 
 
Качают вереск. Вереск гнется.
Шевелится. Гудит гудом!
Мед вересковый достается
С таким трудом,
С таким трудом!
 
 
Как будто на воздушных ватах
Они висят, гудя, трубя,
Я их люблю, таких мохнатых,
Сильней, чем самого себя.
 
 
Я их люблю за труд упорный,
За то, что с голосом густым
Любой и бархатный, и черный,
И с коромыслом золотым!
 

«Какая маленькая пчелка…»

 
Какая маленькая пчелка!
Какой наряд, какая плоть…
А как умна!
И надо ж сколько
Ума ей выделил Господь!
 
 
Всё понимает, представляет:
Когда лететь, зачем, куда,
И никому не доставляет
Ни малой толики вреда.
 
 
Подчинена одной заботе,
Всегда в трудах, в полете…
 
 
Под небом, солнечною пылью,
Она летит, подожжена,
И не печалится, что крылья
Быстрей сгорают, чем она.
 

Рута

Мечтай, мечтай…

И. Бунин

 
О чём молчишь, глазами – на Стожары?..
Ошейник снят и, вольная уже,
Ты смотришь в ночь и синие пожары
В твоих зрачках, как проблески в душе,
Колеблются…
Так будет до утра!
 
 
Что ухо слышит? Звуки ли вселенной,
Чужую речь у дальнего костра,
Сайгака ль тень, что дробью переменной
Стучит по косогору? – не пойму.
Ты вся – струна, натянутая стройно!
 
 
И жизнь идёт спокойно и достойно,
В служенье господину своему.
 

Яблочки

 
Был Ваня сторож нехороший.
Ружье, небритая щека,
Косоворотка в злой горошек
И ремешок поверх пупка.
 
 
Он пацанов, до яблок падких,
Дай волю – бил бы наповал.
Он не давал нам яблок сладких,
Да он и кислых не давал.
 
 
Орала ором Зостепанна:
– Они опять идут, Иван!
Иван, отвязывай Полкана!..
И на плетень влезал Полкан.
 
 
Поганый пес был черной масти.
На черном желтые зрачки
И в желтой пене в желтой пасти
Варились желтые клыки.
 
 
А мы орешками плевали,
Но каждый ощущал спиной
И холодок потертой стали,
И зубы с бешеной слюной…
 
 
А баба в крике заходилась,
И клушей рыхлой от гнезда,
Вся расшаперевшись, садилась,
Как не садилась никогда,
 
 
На старый пень ракиты-вербы
Среди сухих корней-плетней,
И было скверно ей, наверно,
И очень дурно было ей…
 
 
Кряхтя, тащился Ваня следом.
Хрипела псина за плетнем.
Мы шли, плюя, к ночным победам,
Не воровать же фрукты днем!
 
 
И знали – утром в сельсовете
Поднимет Зойка шум и вой,
Но год стоял две тыщи третий,
А это не 37-ой.
 

«Мне нравится осень…»

 
Мне нравится осень.
Спокойно и немо
Над нами висит потемневшее небо.
До дна свою летнюю синь расплескало
И ниже спустилось как будто устало.
Уходят на зорях последние птицы.
В деревне всё реже случайные лица.
Деревня свои поправляет навесы,
И лоси всё чаще приходят из леса,
Молчат в удивленье, качают рогами,
Как будто впервые встречаются с нами…
 
 
Мне нравится осень.
Прекрасные сроки!
Прошедшего лета подводим итоги,
Планируем зиму, не мыслим побега,
Живем в ожидании первого снега
В далекой сибирской глухой стороне
С великой заботой о завтрашнем дне.
 

Тихая охота

 
Повстречал я его в лесу.
Мужичок, сразу вижу, крепкий!
Он смотрел из-под темной кепки,
Ловко пряча свою красу
За охапкою рыжих листьев —
Мол, попробуй, его возьми!
 
 
И достал я с веселым свистом
Нож, наточенный для резни.
 
 
Не дразнися красой своею!
Не скрывайся от глаз во мху!
Он не думал, что я сумею,
Он не верил, что я смогу.
 
 
А я левой рукою – в мох!
Да и правой еще помог…
 
 
Шоколадный был. Боровой!
Заплатил за всё головой.
 

Утро

 
Проснулись – осень!
Огненные листья,
Как триста лис, лежали на траве.
Еще три дня – их будет здесь не триста,
А тысяча, пожалуй, или две.
 
 
На небесах ни облака, ни дымки,
И так светло, что видно за пять верст
Как на ветвях серебряные льдинки,
Подчеркивая белизну берез,
 
 
Блестят, росою наземь опадая.
Свистят крыла, раскачивая высь.
Куда летишь, гогочущая стая!
Повремени,
На миг остановись!
 
 
Дай подышать тревожною прохладой,
Пусть эта радость длится без конца —
И бой дроздов в рябинах над оградой,
И звяканье причального кольца,
 
 
И шум винта, и пенный след за лодкой,
И в тростниках иконная вода,
И я, идущий легкою походкой
Из тьмы веков неведомо куда.
 

Суббота

 
Ольха в косыночке из ситца желтым-желта.
Стряхнула ранняя синица печаль с куста.
 
 
Гуляет солнце стороною, и с ветерком
То плесенью пахнёт грибною, то холодком.
 
 
Сосед с утра огонь разводит и говорит,
Что вот копна сухая, вроде, а не горит.
 
 
Он под копну с сухой ботвою сена гребет,
И зажигалкой фронтовою скребет, скребет.
 
 
А ветерок дымком играет и так, и сяк.
А за рекою в небе тает гусей косяк.
 
 
И крестовик в тоске махровой ловушку вьет,
И смотрит, как бадьей дубовой журавль бьет
 
 
О сруб, дождями побеленный, а сруб гудит,
Что стопка нам под гриб соленый не повредит.
 

Август

 
Утро свечкой взошло. Воздух свеж и духмян.
Шмель – заречных просторов седой пилигрим —
Залетел в палисад, все цветы перемял.
Он не просто их лапал, он шлялся по ним.
Вытворял, что хотел!
Волосат и могуч,
В соболях словно князь, он гудел, он урчал!
Несказанно хорош, он светился, как луч,
И не просто светился – тепло излучал.
У соседского клена стекало с плеча,
Он плескался листвой, золотишком сорил,
И петух, острой шпорой о шпору бренча,
Выступал из сеней и за жизнь говорил.
Говорил, что в полях дозревают хлеба,
Что в хозяйских подвалах бушуют меды,
Что у старой коровы отвисла губа,
А колода суха – не напиться воды,
Говорил, что пора отворять ворота,
Говорил, что грядут суматошные дни,
Что с востока такая идет духота,
Что не будет спасения даже в тени.
Янтарями сверкал, громко крыльями бил!
И от этого шума, от крыльев, от шпор
Новый день, занимаясь, туманы клубил
И катил их к подножью синеющих гор.
 

«…но негаданно нежданно…»

 
…но негаданно нежданно
Повернешь, а за углом
Дворник листья из тумана
Выгребает помелом.
 
 
Он медведя с тетей помесь!
Он огромен, он хорош!
У него заткнут за пояс
Самодельный острый нож!
 
 
Он листву смахнет с беседки —
Листья ссыплются гужом,
Он сухие срежет ветки,
Полюбуется ножом.
 
 
И всё крутит, и всё машет —
У него довольно сил,
Он с утра наелся каши,
Горьким луком закусил.
 
 
И теперь, сгребая листья,
Говорит он: «Вот ужо
Будет в сквере чисто-чисто,
Будет людям хорошо.
 
 
Будут люди каблуками
Выговаривать, как петь,
Будут звонко сапогами
На всю улицу скрипеть!»
 

«Перепаханы пашни. Поля…»

 
Перепаханы пашни. Поля,
Отработав, желали покоя.
Голубела пластами земля,
И машины, натруженно воя,
Отъезжали с утра на восток,
Чтоб вернуться успеть до обеда…
А потом появился росток
Удивительно нежного цвета.
И ростки потянулись.
Ростки!
А потом зеленя зашумели,
И над темною лентой реки
Дождь повис и висел две недели.
Самосадом чадило село,
Дым катая по выгнутым крышам…
И однажды проснулись…
Светло!
– Эй вы, сонные! Слышите?
– Слышим!..
Заскрипели полозья саней,
И в потоках морозного пара
Запряженных игреневых пара,
Превращаясь в небесных коней,
Опьяненная лётом и бегом,
С облаками смешалась и снегом.
 

«Снег упруг. Дорога ровная…»

 
Снег упруг. Дорога ровная.
Ночь на убыль и луна
На бок валится. Огромная!
Словно сталь, обнажена.
 
 
Скрип да хруст, и звездно светится
Синий наст, и на сто верст
То исчезнут, то пригрезятся
Россыпи медвежьих звезд.
 
 
До бела отмыты, начисто!
И средь бликов и теней
Волчий глаз в чапыге прячется,
Изумруда зеленей.
 
 
Не храпи, моя каурая.
Надо будет – послужу.
Я твоею конской шкурою,
Как своею, дорожу.
 
 
Порох сух, имею право я…
Право каждому дано
Постоять за дело правое,
Если требует оно.
 

Вот и снова весна

1

 
Вот и снова весна!
Ну, а как же иначе?
С тонким льдом на заре,
С темным снегом в логах.
Протираются стекла и ставни на дачах,
Убираются ржавые листья в садах.
По утрам над рекою клубятся туманы,
И при виде оттаявшей черной земли
Очищаются души, врачуются раны.
А на север летят и летят журавли.
Я им вслед посмотрю и на миг онемею
От сознанья того, что в кругу бытия
Разлюбить эту жизнь я уже не сумею.
Я – причастен.
И в этом удача моя.
 

2

 
Стукну в створки окна, и запахнет весной,
И замру я, услышав, как гуси кричат…
Почему – надо мной?
Почему – по ночам?
Может, это – меня? Может, это за мной?
 
 
Я согласен – а что! – в два крыла отдохнуть
Над огнями России, над черной водой.
Под звездою Полярною ляжет мой путь,
И окончится путь – под Полярной звездой.
 
 
Встань, окно распахни!
Пусть весна входит в дом,
Пусть стучит в подоконник сырая ветла.
Я не стану жалеть о решенье таком,
И согласен лететь.
Дайте мне два крыла!
 

«Распахнется окно на зарю…»

 
Распахнется окно на зарю.
Здравствуй, день!
Здравствуй, жизнь!
Здравствуй ты…
Вдоль тропинки, под стать янтарю,
Кто-то ночью рассыпал цветы.
 
 
И лежат они в форме колец
На земле обнаженной, живой.
Звонко пробует горло скворец
В тополях над моей головой.
 
 
На деревьях еще ни листа.
Ветви частые словно вуаль.
И до самых предгорий чиста
Предрассветная ранняя даль.
 
 
Словно светом промыта она —
Дивным светом! – до самого дна!
И нисколько не портит ее
Крик ворон и само воронье.
 

«Май окончен. Целуясь, голуби…»

 
Май окончен. Целуясь, голуби
Это знают. Вот и воркуют.
В парке липы, уже не голые,
Пахнут свежестью и кукуют
За околицей две бездетные,
Намекая, мол, вот, случается,
И три Золушки, в драп одетые,
От автобуса к избам чалятся.
Накупили нарядов – поровну:
Жемчуга всё, оборки-кружевца…
И чернеют на крышах бороны.
И два аиста в небе кружатся.
 

«Синим утром в лесу пьет кукушка росу…»

 
Синим утром в лесу пьет кукушка росу.
Пьет росинки с листа. Пьет с любого куста…
 
 
Влажен каждый листок, что ни лист, то глоток…
А когда за холмами забрезжит восток,
 
 
Встрепенется кукушка, замрет на суку
И отчаянно тихо уронит «ку-ку».
 
 
И на этот сигнал, что плывет, невесом,
Отзовутся кукушки соседних лесов.
 
 
Поплывут эти звуки, звеня и маня…
И годами кукушки окружат меня!
 
 
Я не стану считать в этой утренней мгле,
Сколько весен еще проживу на земле.
 
 
Буду жить и служить. Поживу, послужу.
А земля надоест – сам ей «хватит» скажу.