– Нормально квартирка – я пожал плечами. Мол, все в порядке, ничего не знаю.

– А чё, Иван-то дедовы вещи выбросил?

Во те на. Они здесь все друг про друга знают, старики в этом доме.

– Нет, – говорю, – не выкинул. Оставил в смежной комнате, а комнату запер.

Дедок кивнул мне в ответ.

– Все ясно.

– А почему вы спросили?

– А там, в этой квартире никто теперь долго не живет. Месяц поживут и съезжают.

– Почему так?

Дед каждый раз немного задумывался, прежде чем ответить.

– Там нехороший человек жил.

– Ну… и что? Много где нехорошие люди живут.

– Он говорят, детей мучил. Да так и не сел за это. Но мы все знали, что это он был. Иван его всю жизнь боялся. Наверное, было за что.

– А вы прям уверены, что вот мучил он кого-то?

Дед кивнул.

– Все слышали, как Иван маленький был, а дед его «воспитывал», издевался.

– А чего же не остановили-то?..

В ответ молчание.

– Там хрень какая-то с этой комнатой, – наконец сказал я. И дед тут же оживился.

– Ты уезжай отсюда лучше. Зря заехал. Здесь никто надолго не остается, вишь! Это потому что дед его так и остался в той комнате.

– Что, типа тело, что ли? – сказал я, и у меня самого мороз по коже пошёл.

– Ты дурак? Душа его осталась.

– Ах, это… Слушайте, а что с бабой Лидой-то случилось?

– Так сердечный приступ. Ночью, – вздохнул дед. – С ней сын и внучка были. Говорят, ей приснилось что-то. Будто к ней Зоя пришла. А та ей все говорит: «Уходи, уходи от меня! Ничего мне не надо! Уходи!». Так и померла во сне. От испуга.

***

Идти домой в тот вечер мне не хотелось.

Я даже поужинал в кафе с другом, мы выпили по кружке пива. «Домой», то есть на съёмную квартиру идти не хотелось. Мы с другом болтали, и я всё заводил новые разговоры, о чём угодно. Мой друг – он же мой коллега, тот самый, что помог мне с переездом, и вообще очень хороший мужик – вдруг сам стал расспрашивать, как мне на новом месте. Он имел полное право спросить, ведь он помогал мне с переездом раз уже, кажется, в четвёртый. И всё как-то у меня не задавалось.

Я рассказал всё, кроме разве что смертей двух старушек практически сразу после моего переезда. И не сказал о том, что у этой квартиры дурная слава.

А вот то, что есть вторая комната и она заперта – рассказал. Мы ещё вместе посмеялись над тем, как пропитый хозяин, вместо того, чтобы выкинуть хлам и сделать ремонт, хранит кучу старых и странных вещей.

И тут как-то неожиданно разговор зашёл обо мне самом. Друг у меня ничего не забывал из того, что я ему говорил, даже если это было несколько лет назад.

– У тебя же дом был в деревне, от родителей остался. Ты сам говорил.

– Он у меня и есть, – я пожал плечами. – Стоит себе. А что?

– Продай его нахрен! Купи квартиру.

– В ипотеку?

В то время я посмеивался над всеми, кто эту самую ипотеку брал. Однако мой друг был прав.

– На половину квартиры тебе точно хватит. А там ипотеку возьмёшь лет на пять-десять, а что такого? Не так уж это и много. В твоём положении не так уж это и страшно. Зато в своей квартире жить будешь.

– «Зато в своей» – вы все так говорите, а потом лапу сосете.

– Так тебе этот дом не нужен. Он у тебя стоит и стареет, и ценность у него падает. Хорошо, хоть земля под ним твоя.

– Ты понимаешь, этот дом…

Я хотел было сказать «этот дом – это память», и тут мне вспомнился хозяин квартиры, которую я теперь снимал, и мне стало не по себе. Перед самим собой как-то неудобно стало.

Ну не мог я продать этот дом, который мне от родителей остался.

Там, на самом деле, даже старых вещей не было. Просто чистенький старенький бревенчатый домик. Наша маленькая дача. Родителям он был, конечно, дорог, но отец сам перед смертью сказал мне – продавай и не жалей.

И всё же я не мог. Мне было неприятно даже думать о нём, не то, что ехать кому-то показывать, выставлять на продажу.

– Я понимаю – память. Но тебе жить-то надо сейчас! У меня вот тоже от отца много чего осталось. Часы вот, командирские. Ему на службе подарили. Я их храню. А дом на твоём месте продал бы.

После этого разговора, посидев ещё пару минут, мы разошлись по домам.

***

Был глубокий вечер, когда я вернулся на свою съёмную хату.

Крышки гроба у подъезда уже не было. Я поднимался в квартиру и невольно подумал о том, не умрёт ли здесь сегодня ещё кто-нибудь.

Когда зашёл в квартиру и прислушался к тишине – то окончательно понял, что не хочу здесь оставаться. Я разделся, приготовил себе постель, завёл будильник, собрался было ложиться…

Не удержался и подошёл к двери запертой комнаты. Приложился ухом, прислушался – там тишина, конечно. Попробовал дверь на прочность – заперта.

«Ладно, – сказал я себе. – Так уж и быть, я ложусь спать.»

Я лёг и долго ворочался – уснуть не получилось.

***

Всё дело было в том доме. Я вспоминал дом своих родителей.

Обычный деревенский домик, и вокруг такие же. Я не любил оставаться там, когда я был ребёнком. В этом доме умер мой дед, и всё то время, что я там жил, мне казалось, что я слышу чьи-то шаги, и как под этими шагами проседают половицы. Я иногда чувствовал, что кто-то на меня смотрит, хотя я в комнате был один. Казалось, кто-то затаил дыхание, чтобы остаться незамеченным и наблюдать за мной из укромного места.

Поганое чувство, что за тобой наблюдают, а ты не знаешь, кто.

Иногда, засыпая ночью в своей кровати, я слушал, как храпит отец, обнимающий мать в соседней комнате. И в эти минуты, когда все в доме спали, в сенях кто-то или что-то неторопливо ходило из угла в угол. Я накрывался одеялом с головой и всё слушал и слушал, пока звук не прекращался. Иногда мне казалось, что шаги раздавались не только в сенях, но и по всему дому. И иногда эти шаги останавливались точно у моей двери. И в эти моменты мне казалось, что я вот-вот сойду с ума от страха.

Я не рассказывал об этом родителям. Я считал, что они не поверят мне и решат, что меня надо лечить. Единственные, кому я рассказывал об этом, были такие же дети, как и я.

***

Мы с пацанами с округи любили собираться у кого-нибудь во дворе или доме и рассказывать страшилки. Ночью, в темноте – с одним фонариком, или у кого-нибудь во дворе, у маленького костра. Мы любили щекотать друг другу нервы. Представлять, что всё то, о чем мы рассказываем, было на самом деле. Мы не верили почти ничему из того, что слышали, но нам нравилось думать, что вся эта нечисть существует рядом. Нам нравилось бояться. И вот это ощущение, когда от страха у тебя на спине волоски дыбом встают и внутри все холодеет – нам это тоже нравилось. Адреналин, одним словом.

Мы любили слушать страшные истории, пусть некоторые из них мы слышали уже по нескольку раз. Конечно, я рассказывал и свою историю, но самая страшная была о том, как у моего соседа едва не сошла с ума старшая сестра.

Сосед мой был меня старше на два года, а мне тогда было девять. Его сестре – пятнадцать. Они с сестрой, как и я, жили в городе и в деревню приезжали только на лето. В городе с ними однажды произошёл такой случай: родители уехали куда-то с ночёвкой, оставив их одних. У сестры, как у старшей, обязательно был собственный ключ – ещё и на случай того, что родители, возвращаясь с гулянки, потеряют свой.

Мой приятель с сестрой засиделись допоздна. Было уже полвторого ночи, когда они собрались лечь спать, как в дверь раздался звонок. Сестра, так как её оставили за старшую, решила проверить, кто за дверью. Тихонько прошла на цыпочках в прихожую и попыталась включить свет – выключатель не работал.

– Наверное, какой-нибудь пьяный сосед не туда забрел, – сказала она.

Когда она посмотрела в глазок, то увидела молодого парня, который смотрел прямо на неё; он как будто бы понял, что с той стороны кто-то открыл ширму дверного глазка.

– Откройте, пожалуйста! – из-за двери послышался тихий, но уверенный, спокойный голос.

Мой приятель был ребёнком, но не из робких.

– Кто это?

Сестра пожала плечами.

– Пацан какой-то. Впервые вижу!

– Мы же не будет открывать?

– Нет, конечно, ты что! – заверила сестра.

В этот момент в дверь постучались. Тихо, но настойчиво. У обоих детей мурашки побежали по коже. Это была первая волна страха.

– Откройте, пожалуйста!

Сестра подала знак, мол, «молчи, ничего не говори».

Они ушли в свою комнату и договорились сделать вид, что в квартире никого нет. А если это воры, и кто-то начнёт ломится в квартиру, то они быстро вызовут милицию.

Они просидели в комнате несколько минут, трясясь от страха и не решаясь снова подойти к двери.

Через несколько минут в дверь снова позвонили. Сестра снова подошла к глазку.

На этот раз за дверью была девушка. Снова раздался голос, на этот раз девичий, но создавалось впечатление, что он, вроде как, такой же, как и в прошлый раз. Что-то с этим голосом было не так.

– Откройте, пожалуйста.

Через несколько минут молчания в дверь постучали.

– Откройте!

Кто был ни был за дверью, он дёрнул ручку двери с такой силой, что дети вздрогнули от неожиданности. В дверь заколотили так, будто собирались её выбить.

– Откройте мне дверь! ОТКРОЙТЕ МНЕ ДВЕРЬ! – голос за дверью, срывался, становясь то мужским, то женским, то каким-то сумасшедшим рычанием.

Мой приятель не выдержал первый.

– Мы никому не откроем, кроме папы с мамой! – он закричал так, что в квартире зазвенели стекла, и стук в дверь тут же прекратился.

Его сестра испуганно зажала ему рот.

– Молчи, пожалуйста, молчи!

Она побежала в комнату за своим телефоном и стала набирать номер матери.

Взяли только гудка с пятого – отец.

– Пап, мам, к нам ломятся какие-то люди, мы с Тёмкой очень боимся!

Отец что-то неразборчиво говорил в трубку.

– Пап, я серьёзно, их двое, мужчина и женщина, и они сейчас ломились к нам, они дверь выламывали! Пап, позвони в полицию! Я не звоню, потому что… потому что вдруг они мне не поверят!

Сестра почти плакала. Сонный отец говорил что-то про то, что если бы всё было всерьез, то дети бы сами позвонили в полицию. Но кому в первую очередь звонят испуганные дети? Естественно, родителям.

– Пап, когда вы приедете, а? Я знаю, что утром! Когда именно утром? А сейчас вы где?

Пока сестра уговаривала родителей приехать, мой приятель притащил из кухни табуретку и поставил её к двери. Он хотел сам посмотреть, что твориться снаружи. Но сестра его остановила, буквально стащив вниз.

– Не надо, не смотри! Тебе будет страшно, не надо. Мама с папой сейчас у друзей, они приедут утром! Нам надо просто переждать. Если опять кто-то будет стучать, мы вызовем полицию.

И в этот момент в дверь постучали.

– Откройте!

Этот голос за дверью был слишком знакомый, чтобы его спутать. Мой друг тогда ничего не понял, он только осовело смотрел на сестру заплаканными глазами, а она на него.

Наконец она выпрямилась, глубоко выдохнула и… посмотрела в глазок.

Что случилось потом, мой сосед рассказывал уже не так охотно.

Сестра закричала, упала на пол, закрыв руками лицо и буквально забилась в истерике.

Только потом она рассказала, что увидела за дверью. Там был их отец.

Родители действительно были в гостях и вернулись только утром, обнаружив детей, лежащих прямо у двери. Сестра была без сознания, и лицо у неё было в крови – она поранила себе глаза. Её брат лежал рядом с ней, тоже без сознания. Рядом валялась та самая табуретка, которую он притащил.

Конечно, все пацаны спрашивали моего соседа – а сам-то он смотрел в глазок? Он говорил, что смотрел. Но никогда не рассказывал, что там увидел.

***

Мы все любили страшилки и любили приврать, но эта история меня по-настоящему зацепила. Когда я услышал её в первый раз, я понял, что существуют на свете люди, которые чувствуют то же самое, что и я. И с тех пор я уже не так боялся шагов у своей комнаты, но этот дом навсегда остался у меня в воспоминаниях, как странный дом, как неприятное место. И было бы логично от него избавиться, но я вот уже несколько лет откладывал это дело.

Сон в ту ночь не шёл. Я всё думал о доме, о том, что я там слышал, или, мне казалось тогда, что я слышал. Я же был всего лишь ребёнком…

Я лежал в своей постели, смотрел то в окно, то на дверь смежной комнаты. В голову лезли байки ребят – моих соседей по деревне. Они что-то говорили о нечистой силе и о том, как надо себя вести, если ненароком с этим встретишься.

Говорили, что мол, если стучатся в дверь, то открывать, по крайней мере самому, ни в коем случае нельзя. Нечисть иначе не пройдет, как если только ты не впустишь её сам. Как бы пока не пригласишь. Пока не дашь ей дорогу. И потому, если кто-то стучится к тебе в дверь и морочит голову – ни в коем случае не открывай. Сначала «оно» попросит вежливо. Потом будет пугать.

Впускать нельзя. Верить нельзя. Бояться нельзя. Когда это нечто поймёт, что ты не боишься, зло отступит. Но пока оно не отступило – оно будет ловить тебя на все крючки, которые только сможет выдумать.

***

Наутро я встал, как обычно, пошёл на работу, и с облегчением обнаружил, что ночью никто не умер. У подъезда на лавке снова сидел тот дедок, с которым я разговаривал накануне. Он мне улыбнулся.

– Здорово, молодёжь!

– Здорово, отец. Как вы?

– Потихоньку. На работу идёшь?

– Ага, – я кивнул и прошёл мимо него, но мне пришлось вернуться, когда он заговорил снова.

– Ты, что ли, комнату открыл-таки?

Я обернулся к деду.

– В смысле? Не открывал я ничего.

Выяснилось, что вчера кто-то видел, как в окне запертой комнаты горел свет.

– Точно там горел? Потому что это бред какой-то. Так комната заперта, я сам проверял.

Старик только плечами пожал.

– Может быть и перепутали. Я слышал просто. Старухи говорят, там свет вчера горел. И кто-то из окна выглядывал.

***

После этого я шёл на работу и ругался про себя. Квартира мне определённо не нравилась, а это значило, что снова придётся искать другую на съём.

Вечером мне опять не хотелось возвращаться. Я, впервые за долгое время, снова начал курить. И перед тем, как зайти в подъезд, остановился, чтобы выкурить сигарету и собраться с духом. У меня было дежавю – я чувствовал то же самое, что и своём деревенском доме. Мне казалось, будто кто-то наблюдает за мной из моих же окон, но когда я поднял голову, то никого не увидел.

Хренова квартира. Снова придётся переезжать.

***

Когда я наконец поднялся к себе, то почувствовал в комнате какой-то затхлый запах. Тот самый запах, как от старых вещей, книг и одежды.

«Ладно, – подумал я про себя, – ладно. Мне нужно переждать ночь, а там свалю к кому-нибудь на время».

Вещи свои я собрал в тот же вечер. Сумку с ноутбуком, документами и небольшой заначкой оставил на столе. Ещё раз проверил дверь в смежную комнату. Она была заперта крепко-накрепко, но как же сильно оттуда тянуло затхлостью!

Открыв окна нараспашку, я лёг спать, пообещав себе, что утром обзвоню друзей и съеду куда-нибудь. С этими мыслями я и уснул, поглядывая на дверь напротив.

***

Я как будто бы открыл глаза и тут же понял, что это снова сон. Тяжёлый и очень реалистичный сон. Снова первый этаж. Снова та самая, первая покойница и на этот раз мне приходится следовать за ней и наблюдать как бы из-за спины.

Она поднимается на второй этаж и стучит в одну квартиру – ей никто не открывает.

Она стучится в другую. В этой квартире слышны крики, шум скандала. Ей снова не открыли.

И в третьей тоже.

Тогда покойница поднимается выше. Она стучит в квартиру напротив моей. И ей открывают.

Соседка у меня словно бабушка – божий одуванчик. У неё светлые и добрые глаза. Я вижу её и как будто бы сквозь неё.

Покойница молча протягивает ей ковш с водой.

– Зоя, так это не мне! Не сюда, – говорит «Божий одуванчик» и машет рукой в сторону квартиры, где я живу. – Это туда, туда надо!

Я чувствую, как мне страшно, прямо во сне. Покойница поворачивается и идёт к моей двери. Она стучит ко мне.

***

Я проснулся от стука в дверь. Настойчивого и громкого. Проснувшись, я заметил, что в квартире, несмотря на открытое окно, все равно очень душно и тянет затхлостью.

Решил полежать и подождать – может, кто-то постучал случайно, что-то перепутал и сейчас уйдёт. Но в следующую секунду кто-то повернул ручку двери и попытался ее открыть.