© Виктор Бакэу, 2018

ISBN 978-5-4496-0194-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Городские Байки

Мертвая Вода

Так уж сложилось, что духи и призраки живут в старых домах.

Дом не обязательно должен быть заброшенным, но старым – однозначно. Все эти новостройки, навороченные модные квартиры с суперсовременным ремонтом – все они, конечно, здорово выглядят. Но в таких вот новостройках как будто чего-то не хватает… Или я просто привык жить только в захудалых съёмных квартирах.

В нашей стране, как известно, крайне мало замков с привидениями, зато памятников советской эпохе полно. И такими памятниками в том числе можно считать квартиры, типовухи, в которых прошло детство целого поколения или нескольких поколений. Сталинки, хрущевки, мрачные хмурые пятиэтажки, построенные в девяностые. На них посмотришь пасмурным утром – и на душе отчего-то становится погано… А ещё кто-то до сих пор живет в деревянных двухэтажных бараках, надеясь, что когда-нибудь их расселят.

Да, в наше время ещё стоят бараки и в них живут люди. Я даже как-то жил в одном из таких.

Вот в таких домах, хмурых «замках» советских и перестроечных эпох, в нашей стране и обитают призраки.

***

Мне всегда «везло» на съёмные квартиры.

В этом переезде, как и в этом доме, мне не нравилось почти всё, кроме цены.

Дом был старым и сумрачным, квартира – полная разруха, как и положено дешёвой квартире в старом доме. Пожилые соседи оказались неразговорчивы и смотрели на меня, словно злые волки.

Бабушки на лавке – ну как же без них! Обязательное приложение к старым типовым домам. Они вовсе необязательно злые, но мне, насколько помню, всегда было трудно найти с ними общий язык.

Несколько бабулек и один дед – они сидели на лавке у подъезда и наблюдали за тем, как мы с другом таскаем мои вещи наверх, в квартиру, из маленького ржавого «Бычка». За пятнадцать минут нас успели разглядеть и обсудить. Они перемывали нам кости, не заботясь о том, что мы можем услышать.

– Этот тощий какой-то, глаза запали – не жрёт ничего, наверное… токо пьет! – это, видимо, было обо мне.

– А этот-то жирный, как кабан, жрёт-то наверное сколько! С другом бы хоть поделился, – это было о моем приятеле.

Услышав это за своей спиной, он остановился и шумно выдохнул, собирая в кулак крохи своего терпения.

– Ещё немного, и я всю эту пенсию здесь разгоню нафиг!

– Да ладно тебе, забей. Я у них вообще алкаш.

– И какого хрена они сплетничают?

– Мне с ними ещё жить в одном доме, так что не бузи.

Вещей у меня было совсем немного, и все же, пока мы таскали – успели накосячить.

Я задел краем коробки чью-то дверь, и – как-то неловко все получилось – меня занесло, и я чуть было не рухнул на эту самую дверь.

Не то чтобы это произвело много шума, но несколько секунд спустя дверь открылась и мне окатили отборным матом, за то что я чуть было не «испортил дверь».

Так бывает – пожилие люди всего бояться и любят напридумывать себе лишнего. Пожилая женщина с первого этажа решила, что я поцарапал ей дверь, обхаяла меня на чем свет стоит, и не успел я сказать что-то в ответ, захлопнула дверь перед моим носом.

Конфликт закончился не успев начаться, но я уже ненавидел эту женщину, и этих стариков, что тут же принялись обсуждать меня за спиной.

Мой друг, кажется что-то сказал этой сварливой стае на лавке и тут же получил в свой адрес порцию ругани.

– Слушай, ну и «пенсия» у тебя здесь. Соседи, блин… – сказал мой друг, когда мы занесли последние коробки.

Его родители умерли очень рано, так что он понятия не имел, как общаться с этой самой «пенсией».

Было слышно, как на там, во дворе сплетничают мои новые соседи.

– Тот то, который толстый – совсем охамел, зажрался!

– А этот «стручок», наркоман который, на ногах едва держится – тоже ненормальный какой-то. Точно нам нормальной жизни с ним не будет. По скорей бы съехал отсюдова.

Мы с другом переглянулись, попрощались, и я закрыл дверь. «Бычок» на улице шумно завелся, заглушая старческие голоса, и уехал.

***

Квартира была – полный атас.

Здесь не было ремонта лет двадцать, если не больше. Старый-престарый скрипучий деревянный пол, выкрашенный краской цвета детской неожиданности. Выцветшие, местами пожелтевшие обои, старая коричневая полированная стенка, полная советского хрусталя. Такую мебель мои родители называли не иначе, как «полированный гроб».

Вместо нормальной кровати у меня теперь была солдатская койка, которую хозяин, по всей видимости, стащил, пока служил в местной военной части.

Когда я в первый раз приехал смотреть эту квартиру, так и подмывало сказать хозяину – «Ты вообще в курсе, что Советский Союз закончился?».

Хозяин этой квартиры выглядел так, будто долго и тяжело болел. Алкоголизмом. Он страдал от этого, но, судя по всему, не в силах был прекратить свои страдания.

– А что во второй комнате? – спросил я, когда он заговорил о цене.

Да, квартира на самом деле была двухкомнатная, хотя я искал однушку, чтобы подешевле.

Хозяин, чьё лицо напоминало сморщенное запечённое яблоко, отмахнулся от меня.

– Эта комната заперта. Ты в ней жить не будешь. Я потому и сдаю как однушку, потому что вторая комната закрыта.

– А что там?

– Хлам всякий старый.

Прямо как в дешёвых детективных сериалах – хозяин что-то недоговаривал и плохо это скрывал.

– Без проблем – сказал я. – Но, конечно, я имею право знать, что там. Вдруг у вас там тонна кокаина хранится, и через пару дней меня менты примут, типа я храню наркотики. Или может, вы там трупы прячете. Открывайте – показывайте, что там, и запирайте снова. Мне вторая комната не нужна.

Хозяин посмотрел на меня и поморщился с таким видом, словно у него защемило седалищный нерв. Он помялся на одном месте, будто не желая отвечать.

– Показывайте, что в комнате. Или я ухожу.

Он не хотел открывать комнату. Но и деньги ему были нужны. Он не мог сдать эту квартиру почти полгода. Он выглядел как оборванец. Больной, старый оборванец.

– Ладно – наконец говорит он. Запинается, как будто хочет ещё что-то сказать, но затем выдавливает из себя ещё одно «ладно», и мы подходим к комнате.

Она, оказывается, заперта аж на три замка. Как только хозяин открывает дверь, я чувствую, что меня сейчас стошнит, настолько спёртый воздух был в комнате. Там ещё больше старого хлама, чем во всей остальной квартире. Там бардак. Старый сервант, покрытый толстым слоем пыли. Огромное зеркало, которое всё поплыло и покрылось кое-где чёрной плесенью. На полках множество книг. Судя по датам на корешках и названиям – им лет по пятьдесят. В каких-то старых чёрных тюках – почти истлевшая одежда. Вещи в этой комнате умирали от старости. Буквально всё здесь пропахло пылью, плесенью и трухлявой древесиной. Так пахнет прошлое, с которым болезненно не хотят расставаться.

Ближе к окну находился стол, на нем – зелёная лампа сталинских времён и несколько фотоальбомов в бархатной обложке. У меня в семье тоже такие были.

Я открыл один из из них, и по спине у меня вдруг побежали мурашки. На первых картонных страницах были вклеены жёлто-чёрные фото мужчины в военной форме. Рядом – фото семьи.

Если кто помнит, какими были старые советские фотографии, тот поймёт, что их все объединяет. Не только скромность и даже некоторая мрачность в одежде (в те времена нашим родителям было не разгуляться), но и одна особенная черта – на советских фотографиях люди очень редко улыбались. Даже дети.

Но фотография, на которую я смотрел, была не просто мрачная, она была жуткая. У этого человека были какие-то злые глаза. Взгляд был острый, так что даже с фотографии он вызывал неприязнь.

– Нечего там глядеть! – вдруг встрепенулся хозяин квартиры, заметив, что я полез разглядывать чужие фото.

Мне стало стыдно и не по себе.

Я отвернулся от стола и спросил:

– Что ж вы не выкинете хлам? Старьё все это?..

– Это осталось от моего деда. – Хозяин замялся. – Суровый был человек. У меня рука не поднимается всё это выкинуть. Он бы не обрадовался.

– Но всё это просто плесневеет под слоем пыли. Как-то неуважительно получается. Оставил бы фотографии, оцифровал бы на всякий случай, ну? Ну пару каких-то ценных вещей, реликвий оставить. У меня вот от деда часы остались командирские и позолоченная ручка – подарок от завода. Я храню. И вы так сделайте – всё остальное выкинуть пора.

Хозяин снова мнётся.

– У меня не получается. Я пытался – не могу. В общем, всё, хватит. Посмотрел? Теперь закрываем.

И мы закрыли комнату.

Я передал деньги, он отдал мне ключи от квартиры. Когда уходил, обернулся на эту самую закрытую комнату и поднял руку в таком жесте, словно собирался перекрестить дверь. Но, заметив, что я наблюдаю за ним, стушевался и торопливо ушёл.

Мне было всё равно. Когда я заехал – то даже не посмотрел на эту дверь. Мне было всё равно, что рядом с моей кроватью, через стену – комната, полная старья. Да, пожалуй, там хранились жуткие фотки. Но это всего лишь фото. Старые фотографии и люди на них часто кажутся нам странными.

Я разложил вещи, застелил постель, разместил свой ноутбук на полированной чёрном столе.

Достал свою кружку и чайник – заварил чай. Сделал несколько бутербродов и сел обедать.

И впервые за целый день немного расслабился.

***

Спал я в ту ночь плохо.

Через каждые пару часов просыпался, не мог нормально улечься. Когда просыпался – голова начинала болеть и гудеть. Подушка была словно каменная. Вот так всегда, когда нужно выспаться перед работой!

Я просыпался весь в поту, чувствуя, как нарастает головная боль. Потом переворачивался на другой бок и снова с трудом засыпал – будто тяжело погружался в какую-то густую чёрную жижу.

Соседи справа то говорили о чем-то, то грохотали посудой, а может, бутылками. Соседи слева то шуршали, то переговаривались, то зачем-то двигали мебель. Посреди ночи.

Сквозь сон мне казалось, что я слышу каждый шаг в чужой квартире и каждый скрип старых-престарых полурассохшихся стульев и половиц.

Снова проснувшись, я отбросил одеяло, перевернул мокрую от пота подушку и стал просто лежать, прислушиваясь к звукам.

Даже если шумные соседи раздражают тебя очень сильно, в какой-то момент все эти звуки, шорохи, шёпот и крики, звон посуды, скрип половиц становятся просто фоном, и ты уже не замечаешь, из какой квартиры что слышно. Это просто шум, и с ним приходится смириться. Как сейчас.

Голова у меня раскалывалась, словно орешек, помещённый в орехокол, – скорлупа вот-вот поддастся.

Шырх-Шырх. Шырх-шырх. Чьи-то шаги за стеной. Мой сосед слева приволакивал ногу при ходьбе.

Стоп.

Это не мой сосед слева.

Это вообще не мои соседи!

Откуда этот звук?

Я вскочил на постели и стал внимательно прислушиваться. Солдатская койка подо мной жалобно застонала. Странный звук шагов стих.

Эти шаги – похоже, галлюцинация? Перепутал? Из-за того, что устал и головная боль? В какой-то момент мне показалось, будто кто-то шагал в запертой комнате.

Я снова лёг, накрылся одеялом и сложил руки на груди. Словно сам для себя притворился, что сплю – и прислушался к тому, что происходит в соседней комнате.

И отчего-то мне показалось, что там – в той комнате, тоже кто-то притих, чтобы не выдавать себя.

«Бред, конечно, полный бред, – подумал я и перевернулся на другой бок. – Фигня полная. Отдохнуть надо мне. Выспаться».

***

На следующее утро, как ни странно, я действительно выспался. Нормально встал по будильнику, выпил кофе, позавтракал и пошёл на работу. Ничего странного или необычного, даже наоборот – всё было очень хорошо.

С утра позвонил начальник, сказал, куда заехать – договориться с новым клиентом. Начальник у нас нормальный. Он понимал, конечно, что у меня трудности и деньги нужны, – и иногда сам подгонял мне клиентов, чтобы процент у меня выходил побольше.

Так что утром, приняв звонок от шефа, я собирался с отличным настроением.

А когда вышел из подъезда – как-то сразу сник. Рядом со входом в подъезд стояла прислонённая к стене крышка гроба. Красный бархат, крест по всю крышку.

На кресте, как положено, маленькая табличка с именем. Но я бы все равно не понял, кто именно из местных старушек преставилась.

На лавке снова было собрание – несколько бабок и дед. Они все смотрели на меня так, будто это из-за меня сегодня ночью приехал ритуальный ПАЗик. Только я поздоровался и хотел было пройти мимо них, как крайняя старушка зацепила меня костлявой рукой.

– Из-за тебя, ирода, она померла. Гад!

– Вы что такое говорите?.. Я никого здесь вообще не трогал!

– Из-за тебя у неё сердце вчера не выдержало. Чтоб тебе сгинуть.

Она говорила это ровным и спокойным тоном. Она смотрела мне в глаза.

– Сердце у неё было слабое, а я-то тут причём?

Ещё раз посмотрел на крышку гроба, я пошёл прочь.

Настроение было окончательно испоганено.

***

Домой я пришёл поздно. За день пришлось объехать полгорода, так что – сразу в душ, потом ужин (приготовленный в микроволновке) и постель. Наконец-то постель.

Засыпая, я посмотрел в сторону закрытой комнаты и мысленно отмахнулся. Сегодня мне было абсолютно без разницы – хоть бы даже соседи шумели прямо у меня над ухом. Мне нужно было спать, и я сам не заметил, как уснул.

Мне снился наш дом, будто я вижу, как соседи снизу разливают водку по рюмкам на маленькой кухне. Все они – пожилые люди. Кто-то просто выглядит грустным, кто-то вытирает слёзы. Одна из женщин наливает полстопарика водки, кладет сверху на стопарик ломоть чёрного хлеба и уносит всё это в другую комнату.

В соседней комнате на большом столе стоит гроб. И мне сразу становится ясно, кто лежит в этом гробу.

Весь сон – как смешение серых теней. В какой-то момент всё чётко, словно бы ты видишь это перед собой, и в следующую секунду всё плывет и смешивается. Люди, тени, стены и двери.

Кажется, я снова ворочался во сне и не мог удобно лечь.

Но вот я снова вижу нижние квартиры, и эту самую женщину, которая умерла. Она стоит и я вижу ее со спины и краем сознания думаю – почему она стоит? она же умерла!

Я не вижу её лица и внутренне радуюсь этому. Не хочу, чтобы она видела меня, не хочу смотреть ей в глаза. У меня по всему телу холод при мысли, что она повернётся и увидит меня.

Она идёт мимо собственного гроба, мимо кухни, где собрались люди, чтобы помянуть её. Она идёт в ванную комнату, зачем-то достает какой-то старый эмалированный ковшик и набирает в него воды. Она выходит из квартиры всё тем же шаркающим шагом, как при жизни. Стучится в квартиру напротив.

Я пытаюсь напомнить себе, что это только сон. Не могу вырваться, но какой-то кусочек моего сознания, который так и не уснул, говорит мне, кричит мне – это сон! Выбирайся оттуда, просыпайся!

Квартира напротив открывается – и я вижу там ещё одну пожилую соседку, у которой глаза на лоб лезут от страха.

Покойница молча протягивает ей ковшик с водой.

– Уходи! Мне не надо! Уходи! – соседка сначала шепчет, будто сорвала голос, но затем переходит на крик. Она кричит, буквально вопит: «Уходи!»

Я проснулся от того, что кто-то кричал. Опять соседи, то ли снизу, то ли сверху.

Снизу раздался шум и гул – уронили что-то тяжёлое.

В следующую секунду в запертой комнате раздаётся грохот, и я подскакиваю на постели.

Встаю, подхожу к двери, прижимаюсь к ней ухом и прислушиваюсь.

В комнате тишина.

А вот у соседей внизу какой-то кипеж: они всё ещё что-то кричат.

***

Только наутро я узнал, что случилось. Когда вышел из подъезда – рядом с дверью снова была крышка гроба. Тоже красный бархат – значит, снова женщина. На табличке другое имя.

На лавке сидел только один дедок.

Вид у меня, наверное, был растерянным и, скорее всего, испуганным. Дед посмотрел на меня едва ли не с участием.

– Утро доброе, – говорю ему, потому, что просто не знаю, что сказать. Он мне кивает.

– Ага.

– Чё ж такое случилось опять?

– Баба Лида умерла, – говорит старик. Он смотрит на меня, а затем коричневой старческой рукой похлопывает по лавке рядом с собой. Мол, садись.

И я решил присесть буквально на минуту.

– Как тебе квартирка твоя? – тут же начал дед. К мне он больше не поворачивался, смотрел как бы перед собой.