«Удильщики»

– Симон?.. Какой Симон? – почти благодушно прогудел дон Севильяк, хотя выкрик Ивана уже посеял в нём тревогу; но таков был дон Севильяк – быстро перестраиваться он не умел.

– Наш!.. Наш Симон! На него напали! – выкрикивал Иван, направляя облако со всем содержимым в нём к точке зоха в районе юга полуострова Индостан.

Облако хищной птицей словно падало к этой точке, и, несмотря на то, что она то терялась, то возникала вновь из-за перехода Симона и его преследователей в реальный мир и обратно в поле ходьбы, координаты её Иван знал точно.

Не прошло и минуты независимого времени, как уже все ходоки увидели Симона, окружённого существами, возможно, не из вида хомо сапиенс. Они были облачены в тёмные просторные одежды, ткань которых на изгибах лучилась чистым серебряным светом, оттого трудно становилось уловить истинный вид этих существ: в глаза бросалась рябь тёмного и ослепительно белого.

Симон, и это было заметно, сопротивлялся из последних сил, пытаясь выскочить за пределы круга, образованного вокруг него, частыми переходами из мира в мир. Но все его подвижки были обречены, потому что многочисленность, не менее полутора десятка, нападавших и их не меньшая степень подвижности во времени позволяли стеречь Симона, как в реальном мире, так и на дороге времени. Они постепенно выдавливали Симона за грань его кимера, а там у него – полынья: провалится и захлебнётся, тогда его можно брать без опаски. Ему уже приходилось не отступать, а лавировать.

Можно было бы всем ходокам выскочить и выхватить Симона из круга. Но у каждого из них, кроме Ивана, в этой точке зоха кимер был запредельным. Что здесь их могло ожидать, можно только гадать. Дон Севильяк, наверное, задохнулся бы или с ним случилось нечто более страшное. Поэтому Иван накрыл облаком всех действующих лиц, высунулся и выхватил Симона из круга.

– Вот вам! – радостно крикнул Арно, но возглас его потонул в свистящих звуках, издаваемых существами, непонятным образом ворвавшихся в недра облака.

В нём сразу стало тесно.

В нём стало слишком тесно.

До того Иван вводил в него очередного колониста, оно как бы неспешно вспухало, предоставляя новому пассажиру место. А под натиском этой новой оравы, внезапно вторгшейся в неё ватаги, оно раздалось, но теснота появилась из-за скопления на малом пятачке ходоков и не прошеных гостей.

Стиснутые в плотную толпу люди и существа замерли от неожиданного противостояния.

Но вот взвизгнула одна из женщин, грохнул басовито дон Севильяк, зажатый со всех сторон своими и чужими, и – всё зашевелилось, задвигалось. Но лишь внутри тесного круга, так как ступить или позволить вольное какой-то сдвиг было некуда.

Иван, притиснутый к податливой стенке облака, с трудом склонился к Симону, в изнеможении сидящего в его ногах.

– Кто это?

– «Удильщики»… Тейши… – прохрипел Симон. – Надо уходить… В будущее… Ваня, в будущее…

На стоящего в неудобной позе Ивана навалился Арно, под руку скользнула Шилема.

– Ваня! – ревел дон Севильяк, напирая грудью на пришельцев, так как рукой не мог размахнуться. – Зачем ты их пустил сюда-а?

Колонисты, оказавшиеся по ту сторону неожиданных визитёров, вступили с ними в схватку, пытаясь оттеснить их от себя и потому, что было тесно, и оттого, что от них исходил неприятный специфический запах, вызывающий кашель.

Иван интуитивно дал команду облаку двигаться к своему монолиту будущего, но до всего остального доходил какими-то рывками, так как общего плана или хотя бы представления, что делать, не имел, да и не мог иметь. К тому же, удивляло появление целой гурьбы не прошенных им в облако гостей.

А они, оказавшись в неведомом для себя месте в тесном кругу неизвестных им людей, так же как и те находились в замешательстве, из которого люди вышли быстрее. Их напор уплотнил группу незнакомцев, зато разредил пространство для себя, чтобы двигаться свободнее.

До сих пор не было понятно, кто противостоял им, кроме как реплики Симона, что это «удильщики».

Из-под нахлобученных почти до рта ни то шапок, ни то колпаков топорщились бороды и усы – редкие, стрелками, как у кошек. Да и движения у них – плавные и словно неторопливые – также походили на кошачьи: будто волнообразное переливание мышц, поз и поворотов. Впрочем, всё это могло диктоваться их просторным одеянием, скрадывающим резкие повороты и жесты.

– Ваня! – продолжал взывать дон Севильяк.

Все его усилия куда-нибудь вытеснить пришельцев были подобны давлению в ком ваты: подаётся как будто, а всё – на том же месте и быстро зарастающая вмятина.

Иван же, следуя словам Симона, бессознательно гнал облако к будущему.

Неожиданно сквозь гущу незваных пассажиров облака к Ивану, охранявшего Симона от их посягательства, а они пытались достать его, протолкался невысокий, по сравнению с остальными, незнакомец. Он сдёрнул на затылок завесу с лица и на языке ходоков стал вторить Симону:

– В будущее!.. Быстрее в будущее!

У ходоков, как по Гоголю, немая сцена, а Симон подался вперёд и привстал на колено.

– Уршай!.. Ты?.. С ними?.. А эти?..

Уршай уже открыл рот, чтобы ответить, как на его плечо опустилась, затянутая в широкую рукавицу рука, похожая на лапу, и рванула его опять в общую кучу пришельцев. Дон Севильяк молниеносно отреагировал, опустив, словно кувалду, кулак на длинную конечность существа, и с хрустом переломил её.

Раздался отчаянный… Нет, клёкот, кваканье, щёлканье, но только не вопль, свойственный человеку. Хотя, кто знает, как может закричать от боли и человек? И зубовный скрежет, и сдавленное мычание, и вой, присущий зверю…

– А, Уршай! Вот ты где окопался! – рявкнул, добавляя нарастающему шуму в облаке басовитые ноты, дон Севильяк, и тут же: – Ваня! Убери их!

Раздавшиеся крики послужили сигналом к неуправляемой свалке существ и людей.

Шилема, вынырнув из-под руки Ивана, нанесла ближайшему противнику удар коленом в пах и тут же издала уже настоящий вопль, наткнувшись на металлическую планку, охранявшую уязвимое место. Зато Арно коротким, но сильным тычком в область живота, уложил одного из незнакомцев. Уршай вертелся, отбиваясь от протянутых к нему лап, внося дополнительную сумятицу…

Облако достигло полутора тысячного года до новой эры. Иван нанёс удар ногой в грудь напирающего на него гостя и скомандовал людям и облаку:

– Всем наружу!.. Всем!

Облако подчинилось команде и все его пассажиры – вольные и невольные – оказались под холодным солнцем конца осени в редколесье, выросшему вдоль топких берегов клочка земли – будущего полуострова Зеландия, а сейчас едва выступающего из воды островка.

– Арно, женщины!.. Оружие к бою!

Но оружие, вернее патроны, оказались только у самого Ивана и у Джордана. У остальных – голые руки, впрочем, как и у противников. Новый неожиданный для них переход в новую обстановку замедлил их реакцию – это стоило им дорого. Иван бросил свой автомат Арно, тот ловко подхватил его и стал на защиту оттеснённых им женщин, в том числе Мать с детьми, которые так и не поняли до конца, что же такое творить вокруг них.

А Иван достал бластер и, не мучая себя нравственными нормами, вбитыми в его голову с детства, наспех перечеркнул две фигуры. Они распались на части, а оставшиеся в живых «удильщики», видя гибель своих сотоварищей, наконец, отступили. Люди смогли объединиться и стать сообща против них, похоже, признавших, если не своё поражение, то хотя бы в не безнаказанности своих атак против людей.

Впрочем, кто они, до сих пор оставалось не ясным.

Уршай кричал им короткие фразы на незнакомом языке. Лингвам Ивана выхватывал лишь отдельные слова, не связанные между собой, поэтому не мог понять: предлагал Уршай что-нибудь «удильщикам» или проклинал их. Однако и крики недавнего их сторонника, и надобность, в конце концов, выяснить, кто противостоит ходокам и колонистам, терялось у Ивана на периферии неотложных дел, хотя осознание их походило больше на смутные предположения, чем направленные на конкретные действия.

«Удильщики» подхватили останки убитых Иваном по частям, и купно ушли в поле ходьбы.

– Симон, что будем делать? – наклонился Иван к Учителю.

Слегка оправившийся Симон согнал с лица страдальческую мину, чтобы казаться способным что-либо решать, но вопреки ответу на вопрос осторожно спросил сам:

– Как ты, Ваня, сумел… всех?.. Сюда сразу?

– Подарок Нардита или… самого Времени. Не знаю. Это какой-то временной кокон… скользящий во времени. Я им могу уже управлять.

– Тогда, если ты можешь, надо бы проследить, откуда пришли эти «удильщики».

– А этот?.. Уршай?

– Потом.

– Хорошо. Джордан! – распрямился Иван. Фиманец, как всегда, оказался рядом, едва ли не под рукой Ивана. – Останешься здесь, с ними, – он кивнул на колонистов. – А мы, ходоки, посмотрим за «удильщиками».

Джордан вскинулся, было, готовый к противоречиям, но покорно склонил голову.

– Ты им скажи обо мне, чтобы слушались, а то… Начнут тут…

Колонистам, пережившим в течение короткого срока пребывания в облаке столько непонятных и неприятных действий, связанных с исходом в будущее, явно было всё равно, кто теперь останется с ними за старшего. Они вполуха выслушали Ивана, молча перевели взгляд на Джордана, пытающегося казаться значительным, и вяло покивали в знак согласия.

– Настреляй им дичи, накорми! – уже погружаясь в облако, Иван напомнил Джордану его обязанности.

– Ох, КЕРГИШЕТ! – успел вздохнуть фиманец, провожая едва заметное колебание тени, уходящего в иное время и пространство облака.

Уршай отвечал на нелицеприятные вопросы ходоков.

У Ивана, не знавшего его, создавалось впечатление, что Уршай никогда не пользовался у ходоков почтением. У каждого из них был на него свой зуб. Но и Уршай не страдал особым обожанием к ним. Оттого вопросы и ответы порой уходили далеко в сторону, по мысли Ивана, от темы «удильщиков».

– Как тебя поймали?

– А! Я был у Анассиды, а потом…

– Опять ему наркотики носил? Мы же договорились, а ты, значит, решил, что договор этот не про тебя. Так что ли? – посуровел Симон.

– Ха! Не я, так кто-нибудь другой…

– Кто же, например?

– Ты меня на слове не лови. Мне и без того тошно! Побудешь у них… обрастёшь не только этим, – Уршай дёрнул себя за бороду так, что в его руке оказался клок волос; он брезгливо стряхнул их.

– А тебе не кажется, что тейшев на тебя натравил как раз он, Анассида? Мы же его, как ты знаешь, давно подозревали в связях с этими «удильщиками».

– Враньё всё это! – резко выкрикнул Уршай и тут же обречёно проговорил: – Может быть, и он. Я уже думал о том. Тейши напали на меня, когда я возвращался домой, и погнали в прошлое, пока я не стал захлёбываться в густом дыме.

Симон кивнул, возможно, знал, как выглядит у Уршая предел погружения во времени.

– Среди них был кто-нибудь ещё из наших? Как ты, когда гнали меня?

– Не знаю. Может быть, и был. Мне показалось, что кто-то говорил на языке ходоков.

– А зачем им мы?

– Не мы… Мы – что? Они хотят поймать, ни много, ни мало, а какого-то Повелителя Времени!

Ходоки как один непроизвольно повернули головы к Ивану, занятому лавированием облака, преследующим «удильщиков», медленно погружающихся в прошлое через непредсказуемую последовательность чередования пребывания то в реальном мире, то в поле ходьбы. Они подвигались к гряде, за которой Иван уже побывал с Джорданом, к границе между не то разновидностями, не то разно текущими временами. Где-то там притаился островок хырхоро.

Как Иван ни был занят, а словосочетание, высказанное Уршаем, царапнуло его. Он оглянулся на сказавшего и уловил на себе взгляды. Огрызнулся:

– Это не про меня!

А про себя чертыхнулся, потому что подозрение ходоков, да и по всему, что окружало и происходило вокруг него, мало оставляли сомнения, про кого упомянул Уршай.

«Ишь, ты, что выдумали, – подумал он и с удивлением и с нарастающей злобой к «удильщикам». – Им нужен не кто иной, как ни много, ни мало, а сам Повелитель Времени… Времени Повелитель… Чушь какая-то!»

А сердце замирало: Повелитель Времени – неужели о нём?

Уже даже не защитник, а Повелитель Времени!

Облако вплотную придвинулось к разделительной черте. Нечто подобное, наверное, видели перед собой и тейши. Может быть, и вправду некую возвышенность с расщелинами в ней для прохода в иное течение времени, так как они выстроились в затылок друг другу и извилистой цепочкой, начали пересекать барьер. Облако, как и в предыдущий раз, остановилось, словно упёрлось в тупик. Иван не стал его подталкивать.

– Они возвращаются восвояси, через разделительную границу между нашим и их временем, – сказал Иван. – Будем преследовать?

– Ты можешь?

– Не я, это… Облако может пересечь…границу. Впрочем, не знаю, как назвать…

– Не важно как назовёшь, – сказал Симон и подстегнул: – Так что там?

– Я вижу горный хребет, но нарисованный как на карте. Мы с Джорданом уже побывали по ту его сторону. Там…

– Я бы не совался туда, – быстро произнёс Арно. – Что там, мы не знаем. Пусть Уршай всё расскажет, тогда и подумаем, что и как делать. И вооружиться надо всем… Подготовиться. А уж потом… Какая спешка?

Иван посмотрел на Симона. Его измождённое лицо и тряпьё, оставшееся от недавно элегантной одежды, сделали его похожим на маленького уставшего и забитого неурядицами мужичка, живущего впроголодь и бреющегося от случая к случаю.

Сколько таких доходяг приходилось видеть Ивану в своей жизни!

Ему до слёз стало жалко Симона, словно постаревшего десятка на два лет, и всё, возможно из-за него. Если, конечно, «удильщикам» нужна была наживка в лице Симона, чтобы поймать его, Повелителя Времени…

Симон ещё только собирался ответить, как Иван принял решение:

– Арно прав. А вам, Симон, надо придти в себя. А эти… охотники за нашими ходоками никуда не денутся. Тем более… – Иван помедлил, соображая, следует ли говорить о своей заинтересованности разобраться с «удильщиками», если они намереваются изловить именно его. Но сказал: – Хочу побыть дома.

Симон выслушал его молча, смежил глаза, выражая согласие.

– Тогда, – Иван уже посылал облако к месту и времени, где были оставлены колонисты, – я вас высажу, где вы захотите, а я вернусь к Джордану…

– Мы с тобой, – разом отозвались Шилема и Арно, о том же чуть позже гуднул себе под нос дон Севильяк.

– Да, вы со мной. А ты Уршай? Из какого настоящего для тебя?

– Четырнадцатый век. Бухара…

– Оно и видно.

– Что… видно? – растерялся Уршай.

– А то, что ты из местных… Из тех мест.

– А-а… – непонимающе протянул Уршай.

– Пусть идёт сам! Кимер его позволяет. Дойдёт! – жёстко давя на последнее слово, произнёс Симон. – А ты, Уршай, сиди и жди нас! Подумай, что надо будет рассказать нам. – И, повернувшись к Ивану, Симон заверил: – Я знаю, где он обитает. Так что найдём! А сейчас… Вышвырни его… за борт!

Тон, каким было высказана резкая команда Симона, заставила ходоков подобраться и насторожиться: Симон не был похож на себя. Арно даже подумал: не подменили ли Симона. Но тот после внезапной вспышки, поник и даже стал оправдываться:

– Он может сам дойти, так же как и я могу. Мы могли бы уйти вдвоём, но он… Один раз уже предал, может и во второй.

Руки Уршая нервно задвигались, но он промолчал, по-видимому, Симон напомнил нечто, против чего не следовало спорить. Иван, сглаживая резкости Учителя, повторил Уршаю, по сути дела, то же самое, но спокойнее, как наставление:

– Я тебя высажу сейчас, а ты постарайся дождаться нас. Во всяком случае, меня и Симона. Нам надо знать о тейшах всё, что ты заметил, находясь у них. Всё! Выходи!

Уршай вдруг заволновался, затоптался на месте, хотя Иван указал ему, в какую сторону надо было шагнуть, чтобы выйти из облака.

– А что это? – повёл вокруг себя Уршай. Он до сих пор не знал, где находится, и почему здесь командует Иван.

– Не сейчас. Выходи! Там тысяча двести второй год до новой эры. Или… примерно тысяча восемьсот пятидесятый год до хиджры.

– О! – обрадовано воскликнул Уршай и тут же оказался вне облака.

Оно растаяло на его глаза. Он долго с прищуром напрягал их, чтобы ещё что-нибудь рассмотреть, но вокруг простиралась увалистая будущая Среднерусская равнина, с побуревшими травами конца лета.

Симон так же недолго находился с ходоками. Договорившись встретиться у Ивана в квартире, он покинул облако за две тысячи лет до того.