Он дружил с девочкой, как сам он считал, не очень красивой. Но его прельщало уже то, что та тянулась к нему первая. Когда б он не вышел во двор, Лиза, завидев, выбегала ему навстречу, бросая скучных подружек. Ведь с Лёнькой можно и раскачаться на качелях и покидать комья глины и вообще мальчик выуживал из себя небывалый запас историй. Именно с ней. В среде своих ровесников ему не давали рта открыть, ведь там было кого слушать. А здесь…. Здесь Лёня чувствовал себя величиной. Ему нравилось быть востребованным и, пожалуй, что нравилось нравиться. В тот июньский день они раскручивались на карусели, старой скособоченной карусели, что входила в парк детского городка. Лиза сидела на корточках, держась руками перекрёстные поручни, а Лёнька крутил и запрыгивал сам, весело хохоча. Лиза восторженно пищала и смеялась тоже, пока… Седушек не было, карусель в принципе была ущербная, но вертелась достаточно прилично в скоростном отношении. Лёньке приходилось иногда притормаживать ход, чтобы унять подкатывающееся головокружение. И вот, когда Лёнька спрыгнул с карусели очередной раз, чтобы ускорить замедляющееся колесо, чьи-то руки перехватили его инициативу. Он обнаружил, что карусель стал накручивать Толик из соседнего дома. Скалясь щербатым ртом, он начал поддавать ход, и Лёня ошибочно посчитал это актом доброй воли. Он запрыгнул было сам, но быстро понял, что в планы Толика не входит – вот так простенько их катать. Карусель завертелась без остановок, быстрее и быстрей…. Лиза завизжала, а потом заканючила, плаксиво и жалобно. Лёне удалось спрыгнуть, но девочка этого сделать не могла. Она вцепилась в эти поручни помертвевшей хваткой и уже в голос верещала: «Не надо!» Некоторое время Лёнька ошалело смотрел, а потом неуверенно тронул Толика за плечо. «Не надо, останови», – попросил, но тот даже не посмотрел в его сторону. Толик глупо «гы-гыкал», продолжая увлечённо крутить карусель. «Лёня-а-а-а!!!» – В рёв закричала Лиза, а Лёня впал в прострацию. Толик не был крупнее и сильнее его. Он был ровесником и скорей даже на месяц его младше. Лёнька понимал, что надо его толкнуть, закричать, схватиться – и это просто надо, так правильно. Но всё его понимание лениво и равнодушно скучилось на задворках сознания. Он смотрел и терял драгоценные секунды. С каждой такой секундой он чувствовал свою ничтожность и никчёмность. Воевать да драться было супротив его природы. Лёня не знал, как сделать тот шаг, который вырвет его из спячки. «Лёня-а-а-а!!! – Звала на помощь Лиза. А Лёня с пересохшим от волнения горлом, смотрел на эту дикую картину и как обычно не решался. Его трясло нервной дрожью как перед дракой, но Лёня не знал, что такое драка и поэтому всё его возбуждение уходило в землю, в пустоту. Наконец, натешившись, Толян отпустил колесо карусели и та, ударив по протянутым Ленькиным ладоням, остановилась. Лиза долго не хотела отпускать поручни, а когда отпустила, просто выпала с карусельной площадки. Её кружило. Плача, она поднималась и падала, заваливаясь вправо. Вставала и снова кренилась в сторону под гыганье Толика. Лёня взял её, было за руку, но Лиза вдруг вырвалась и уселась на траву, отказываясь идти. Она продолжала плакать, но уже утробно, сглатывая слёзы и размазывая их по лицу. Лёня растерянно и бестолково топтался, не зная, что делать. У него не хватало мужества её утешить. У него не было сил просто прикоснуться к ней. Лиза, едва справившись с собой, поковыляла неровной походкой к своему подъезду. А Леонид тупо стоял и смотрел ей вслед, осознавая где-то глубоко, что вот сейчас произошло нечто страшное в его поступках, непоправимое. Он обернулся и встретился глазами с Толяном. Тот продолжал лыбиться улыбкой идиота. «Приколюха, да?!» Внезапно лицо его приняло обеспокоенное выражение. «Сваливаем! Ща её папан выскочит!» И Лёнька, наперекор своим желаниям, свалил. Вместе с этим гадом. Позже, ночью, в своей постели, шестилетний Лёнька найдёт объяснение своему сомнаболическому состоянию. Его нерешительность и заторможенность в совокупности зовётся очень просто. Трусостью. От этого открытия он долго не уснёт и полночи проплачет, теша себя фантазиями, что вот завтра выйдет и накостыляет этому кривозубому Тольке. Вот так с ходу возьмёт и наваляет! Он скрипел яростно зубами и плакал, жалея, что не может это сделать прямо сейчас. Подушка была мокрой, и Лёнька переворачивал её на сухую сторону, чтобы снова плакать. Потрясение было велико.

Последующий день принёс новые заботы. Потом прошло ещё два дня. Неделя. Горе его провалилось куда-то вовнутрь, он успокоился, но данность открытия никуда не ушла. Он стал с ней жить. Толику он не накостылял, хотя, виделись после того случая не раз. Да и сам Толик, со свойственной детям беспечностью, напрочь забыл о своём хулиганстве. Лиза с удивительной стойкостью проходила мимо Лёньки как сквозь пустое место и на приветствие не отвечала. А скоро и Лёнька перестал здороваться. Он понимал, что заслужил то, что имеет.

Взрослея, Лёня не изменился. Он уступал всем и во всём. Ваське Круглову – место за партой. Витальке Шилову очередь в буфете. Его отталкивали локтями, отпихивали. Запросто давали тумаки и пендели. Потому что как считали, он лошок и чмошник. Леонид привык себя видеть тем, кем видели его другие. Друзей он выбирал по мягкости и ориентировочно по своему лекалу. В классе таких было двое, и все они были презираемы юркими одноклассниками. С ними Лёня делился впечатлениями, обменивался аудиозаписями, ходил в бассейн, а иногда в кино. Дома же, пока мать ещё не болела, Леонид был посвящен себе и книгам. В этом удивительном волшебном мире он преображался. Он сражался на баррикадах с Гаврошом, искал клад с Джимом на острове Сокровищ, подолгу разжигал огонь с Робинзоном Крузо и разил шпагой кардинальских прихвостней вместе с Д, Артаньяном. Лёня любил читать, потому что только тогда он становился другим и здесь, надо сказать, он не мирился с подлостью как в жизни. Книжный герой закипал жаждой мести и справедливости и он, Лёнька закипал. Герой был готов бить, колоть и побеждать. И Лёнька был готов, до боли в костяшках…. Скорей всего, он отожествлял себя с героями книг, полностью входил в их шкуру, их разум. Нередко он мучил себя вопросом, как перенести книжную отвагу в своё жизненное пространство. Да, он был незлобливый, был мягкий по своей натуре и не мог ударить кого-либо в лицо, хотя и вспыхивал от ярости, когда били его. Самое большое, что он мог – это оттолкнуть драчуна, но это только раззадоривало последнего. Лёня искал выход из этой жизненной дилеммы, отчаянно искал, но не видел двери. Он чувствовал в себе лишь далёкий потенциал, где-то глубоко, под пластами своего мягкого характера. Книги те, что он читал, переносили его под эти пласты, но не могли их разорвать. Никак. Сказывалось его табу на драки и клеймо труса, которое он сам себе проставил в ту памятную ночь. Странно, спрашивал он себя, отец был лётчиком, разведчиком Арктики. Трусов туда не берут. Если папа не был трусом, откуда эта пакость в его крови? Мама – женщина, не в счёт. Да и гены идут к сыну по отцу. Тогда как? А может быть, храбрость надо расшевелить, разбудить? Но если храбрость есть, то она есть без всяких стимулов. А если нет, так откуда ей взяться? Так думал Лёня уже в одиннадцать лет и призывал своё мужество всякий раз, выходя в школьные коридоры. Он был уже не тот конечно, что у карусели, но и не тот, что в книгах. Увы, не тот. Проклятие карусельной истории тянулось за ним как шлейф.

Помог случай. В канун окончания пятого класса он выходил из школьной гардеробной, когда его привлёк шум, доносящийся из дальнего угла. Старшеклассники чего-то там пинали, заводя друг друга криками. Правильней сказать, там был один старшеклассник, а остальные – параллельного класса и плюс, затесавшийся из их класса Круглов. Между ними бегала девчонка, тоже с параллельного, и расталкивала парней. Те ржали как кони и опять пинали…. Предмет, как, оказалось, был сумкой и, судя по тому, как она глухо и тяжело елозила по полу, в ней находились учебники или ещё девчачьи штучки. Лёня догадался, что футболят сумку той, которой это не нравится. В первый момент возникло желание уйти. Без колебаний он понёсся на выход, тело само это совершало, а мысли торопили оказаться там, где всего этого ужаса нет. Внезапно что-то дёрнуло его, невидимой нитью придержало. На секунду его ноги залипли, а потом он и вовсе остановился. В голове происходила борьба. Не было за и против. Был просто пат как в шахматах, всего в долях секунды, а потом…. Словно кто-то приподнял пласт, и оттуда вышло настоящее. Не думая, Леонид проскочил в гардеробную и бомбочкой влетел в круг беснующихся подростков. От неожиданности те отступили, попятились, наступая друг другу на ноги. Взъерошенный и напыженный Леонид схватил пыльную сумку, затем зло прожег взглядом испуганную девчонку, дёрнул её за руку и потащил вон, на выход.

– Э, мля! Я не понял! – Голос был не иначе того старшеклассника. В каком же он классе? В шестом? В седьмом? Лёня отпустил руку девицы, наспех ей сунул в руки сумку, подчёркнуто медленно подтолкнул её, иди, мол, иди… А сам, с гулким, как молот, сердцем, повернулся к компании. Как на эшафот.

– Ты чё, олень, припух?!

Старший выделялся из группы и росточком и откровенно злым лицом. Голос его ломался и он, очевидно, использовал новый тембральный диапазон как средство угрозы.

– Тебе кто позволил так к пацанам влетать?! Ты, веник драный!

Шло предварительное оскорбление перед побоями. Накручивание и нахлобучивание петушиного гребня. Лёня, который стоял как парализованный, хотел ответить достойно, но в то же время приветливо, чтобы сбить агрессию, разрядить обстановку. Но мешало волнение и ком в горле. Поэтому он жалко выдавил:

– А чё вы так… с ней…

– Чего? Я не понял, ты чё хамишь что ли? – Неуверенный тон оппонента вдохновил переростка. – Иди сюда, чудо!

– Это Вестрик с нашего класса! – Радостно сообщил Круглов. – Отстой по жизни!

– Иди сюда, Хестрик! – Сказал длинный и сам подался к нему.

Левой рукой он цепко ухватил Лёню за шею, а правой изготовил кулак, показывая намерение. Лёня инстинктивно подался назад, но голова, попавшая в прихват, не позволяла ретироваться. Тогда он ухватил обеими руками тот самый кулак, чтобы блокировать его движение к лицу.

– О, ё! Ни фига себе! – Удивленно вытаращил глаза старшеклассник и все засмеялись.

Кулак, естественно, увяз, но вот колено длинного жердя неожиданно угодило под рёбра. Лёнька охнул, но руку противника не отпустил. Второй удар колена пришёлся под «солнышко». Леонид поперхнулся и только тогда отпустил свой «клинч». Шею рванули, и он хлюпнулся на пол, оставив все попытки защищаться. Живот страшно сдавило и не хватало сил для вдоха.

– Я тя, чепушок, ща разрисую! Чтоб не борзел больше! – Орали над ним. Но Леониду было уже всё равно, как получать и сколько. Удивительно странно: на душе было хорошо, хотя хорошим его положение не назовёшь.

– А может, лежачего не будешь трогать? – Предложили сверху. Лёня не видел кто, но голос был новый. Сильный голос. Дых более-менее выровнялся, и Леонид из скрюченного эмбриона принял сидячее положение.

Рядом с жердём стоял парнишка Лёнькиных лет, пожалуй, да. Только плотный какой-то и собранный как пружина. Длинный превосходил его ростом, но рядом с плотным в зачёт это не шло. От парнишки исходила уверенность, чего как раз не хватало Лёньке всегда.

– Ты чё, лезешь?! Ты кто такой?! – Заорал жердь на него. Вкусив легкой победы, его несло, и он не почувствовал разницы в противоборстве. – Вы чё, все салаги думаете?! Ты в каком классе? А он в каком? Вы чё, совсем страх потеряли?! Да ты ж, барсук, ща рядом ляжешь! Я тя ща…

Последняя фраза смазалась хлёстким ударом. Лёня не увидел, зато рассмотрел изумлённое лицо длинного. Его перекосило то ли от удара, то ли от удивления. От зуботычины он отпрянул на три шага назад и сейчас рассматривал соперника. Было заметно, что он трусит, но даже для жердя было очевидно, что у него крохотные секунды на реабилитацию. Авторитет ей-ей готов был лопнуть. Зарычав, он кинулся, размашистым движением культи пытаясь зацепить голову плотного. Парнишка с легкостью поднырнул, пропуская шлагбаум и четко размеренным ударом обозначил точку на подбородке противника. Гулко отозвалась кость, и длинного кинуло вперёд об пол. Ещё миг назад он хорохорился, а теперь лежал на животе и как будто прислушивался к половицам. Парнишка деловито подошёл к поверженному и приподнял того за подмышки.

– Ну-ка, помогите! – Кинул он притихшей свите развенчанного короля. На помощь бросились безоговорочно, оттащили длинного к стене, приспособили спиной полулежащим. Глаза того были закрыты.

– Нокаут. – Констатировал плотный. – Ничего страшного. Через минутку очухается.

Он обратился глазами ко всем сразу.

– Чолдарев! Шанин! Слайчик! Ну, надо же! Я вам что говорил? Не общаться с этим бесом. Вы тоже огрести хотите?

Не получив ответа, он приказал:

– Марш в класс! Потом поговорим…

Заметив Круглова, спросил:

– А ты кто? С параллельного? Давай, скачи тоже… Ещё раз увижу с ним, обоих отоварю!

Когда они остались одни, парнишка протянул руку Лёне.

– Степан. Для друзей просто Стёпа.

– Лёнька. Леонид. Здорово ты его…

– Ерунда! Я на бокс хожу. Мне стыдно проигрывать таким.

Он кивнул на пришедшего в себя старшеклассника. Тот крутил головой и соображал, где он и что с ним такое.

– Видал? Короткая амнезия. – Стёпа усмехнулся. Так бывает, но потом придёт в норму и вспомнит.

– Не боишься, что своих с класса позовёт? – Они вышли из гардеробной.

– Этот не позовёт. – Мотнул головой Стёпа. – Он отстойный из всех. Потому и собирает кодлу из мелких, чтобы там хоть выделяться. А если б и позвал, пускай… Не стремаюсь как-то, знаешь…

Он перевёл разговор на Лёню.

– У тебя-то с ним чё? Не поделили вешалку в раздевалке?

– Они сумку у девчонки отняли и пасовали друг другу как мячиком.

– А-а! Постой-постой, дай догадаюсь… Это у Людки Каршинковой, по ходу. Нашенская она, угу… Вреднючая. По ходу сама нарвалась. Но ты всё равно, молодец! Девочек надо защищать.

Они приостановились, и Степан взглянул ему в глаза.

– Жила у тебя есть, раз на крупного прыгнул. Только боец ты никуда, ни техники, ни теории… Ладно! Будет время, я тебя понатаскаю. Покажу кое-что. А вообще, знаешь, Лёнчик, меня ведь скоро к вам переводят. В ваш Б.

– Почему так?

Стёпа пожал плечами.

– Не тяну, по ходу. А может, другая причина, не знаю… Так что ещё меня увидишь.

Так в 95-ом произошло знакомство Лёни со Стёпой, которое, по сути, стало поворотным в жизни Вестрикова. Степана Корольчука действительно перевели в их класс, и очень скоро он подвинул всех лидеров в коллективе. Лёне он не стал явным другом «не разлей вода», но задевать его больше не осмеливались. Уверенности у Вестрикова на аршин поприбавилось, тем более Корольчук, как и обещал, позанимался с ним теоретически, а после и практически. Удар Лёня ставил сначала на «лапах», потом на груше и каждый раз представлял лицо щербатого Толика. Не было давно уж ни обид, ни сожалений. То было прощание с проклятием.

ГЛАВА II

КОРОЛЬЧУК. 2000-й год

В светлом и просторном кабинете географии светло-пегая девчушка старательно выводила в тетради незыблемые формулы школьно-прикладной физики, а молодой человек, похаживающий близко, монотонно разжёвывал ей рабочие моменты задач.

– Теперь эти данные вставляем в формулу Ома и находим силу тока для указанного участка цепи. Ничего архисложного, Катюнь. Всего лишь логическая взаимосвязь между заданными константами. Ну, чё там выходит? Вот…. Да-да, всё правильно! Теперь, давай, по второй задаче: там надо наперво массу определить, а потом… потом. Потом по этой вот формуле вычислим количество теплоты плавления. И будем нам счастье…

С этими словами молодой человек как бы невзначай положил руку на плечо девушки, но тут же, вероятно почувствовав некое напряжение с ответной стороны, немедленно её убрал.

– Никаких заморочек! Всё как дважды два – предельно просто и элементарно, как сказал бы Ватсон.

– «Элементарно» говорил не Ватсон, а Шерлок Холмс Ватсону! – Подчёркнуто поправила его девушка, продолжая выводить решение.

– Да? – Удивился парень. – Сколько раз смотрю этот фильм, а так и не понял, кто кому говорит «элементарно».

– Почитай лучше книжный подлинник. Там нет никаких «элементарно».

– Вот так даже, да?

– Вот так. – Девушка закончила и положила авторучку. – Я, может, дура в физике, но в литературе меня не подрежешь. Проверь, Тёпа…

Тёпа, в полном имени Степан, пробежался глазами по неровным столбцам задач и удовлетворительно хрюкнул.

– Всё просто ОК. Зашибись, канает под четвёрку.

– Почему не под пятёрку?

– Ну… – Парень помялся. – Написать мало, надо обосновать…

Девушка фыркнула.

– А ты на что? Научи… Кто из нас кого подтягивает?

– Понимаешь, Кэтти…

– Не называй меня Кэтти!

– Ладно, ладно, Кать… Просто научить можно того, кто… Хочет научиться.

Девушка сделала каменные брови, и Степан поспешил с разъяснениями.

– Да нет, не в обиду сказано, просто… Вот ты, любишь книжки читать литературные, да? По «истории» у тебя блестяще и вообще тянешься к гуманитарным дисциплинам. Тебе это нравится и учить тебе этому не нужно. Само как-то прёт, да? Вот… а у меня… Меня физика и математика вдохновляет. Человека нельзя научить тому, чему он не хочет учиться. Всегда будет противление и тормозные колодки.

Девушка Катя с удивлением и заинтересованностью поглядела на парня, кокетливо выпятив нижнюю губу.

– Да ты, оказывается, психолог, Степан Какойтович.

– Васильевич. Степан Васильевич. Но не называй меня по батюшке. Для тебя я просто Тёпа. А насчёт психолога… Какой к черту из меня психолог. Просто есть опыт. Я, когда боксом занимался, мой тренер ставил меня натаскивать новичков. Так вот! Почему-то попадались пацаны с нормальными данными, но с отсутствием всякого интереса. Не было у них желания вкладывать душу. Ни в удар, ни в технику. Не за своё взялись, понимаешь? Я такие вещи чувствую. А попались такие… Дрищ дрищом, а так тебя умотает по рингу, что и непонятно, кто кого водит. Так и везде! В любой науке и отрасли. Возьмёшься не за своё, будешь буксовать, да отплёвываться. А наступишь на свою линию, всегда будешь в джек-поте.

– Да? – Девчонка с любопытством разглядывала его, и Стёпе это было приятно. – Слушай, Тёп, а почему ты бросил бокс? Ты же, как говоришь сам, наступил на свою линию?

– А-а, а вот это другой вопрос! – Степан почесал у себя за ухом. – Видишь ли, бокс дал мне много, но и забирает он не мало. Я не спорю, можно развиваться, но… Сотрясения мозга, провалы в памяти и.т.п. Раздавленная переносица и полная инвалидность к пятидесяти – это не то, что мне нужно. Пример Мухаммеда-Али меня не вдохновляет, понимаешь?

– Понятно…

– Да ничё тебе не понятно! Я, Катюня, из спорта беру то, что меня привлекает на текущий момент. Медали, призы – это всё трэш, вот поверь мне, это не главное!

– А что главное?

– А главное – измерить себя в чём-то новом. Найти себя в этом новом. Или не найти. Бокс, например, воспитал меня как личность. Спасибо Павлу Геннадьевичу, тренеру, – это человек-глыба! Я пробовал после бокса побороться, ходил на греко-римскую… Знаешь, ни о чём! Не моё. Это возвращаясь к теме о своей линии. Попробовал себя увидеть в единоборствах. Не увидел. Там нет моей энергетики. А тем более школу рук не переделаешь под ноги. Сейчас вот увлёкся лыжами. И знаешь…

Стёпа улыбнулся, чем вызвал у Кати ответную улыбку.

– Я будто сто лет хожу на лыжах. До того легко и не напряжно!

Девичья улыбка крайне волновала, а ещё пьянила. Степан, который не терпел алкоголя, но разок всё-таки тюкнул однажды из любопытства, теперь переживал аналогичный эффект. Только от водки он тогда поплыл и поглупел, а сейчас просто поглупел, и текущее помрачнение рассудка было волнующе приятно.

– А я тоже люблю ходить на лыжах! – Заявила Катя.

– Да ну!

– Да-а!

Девушка явно кокетничала. Неосознанно. В природном своём девичьем клише, больше забавляясь и играя, чем имея какие-то мысли. Хотя Степан её и привлекал, но интерес этот был обусловлен тягой к личности. Возможно, лидеру, верховому… каким этот парень являлся на текущий момент в классе. Нравился ли он ей по-настоящему – ответить на этот вопрос она не могла и не заморачивалась. Стёпе же казалось такое поведение однородно однозначным: он ей нравится.

– Тогда, Катька, можно на пару пробежаться в воскресенье! Я знаю отличную лыжню!

– Я тоже знаю. Ты парк, имеешь в виду?

– Парк – это для «чайников». За городом есть такая накатка.

– А без лыжни слабо?

– Не понял. Как без лыжни?

– Про свободный стиль слыхал?

– Коньковый ход? Ба! Так это ж… Вау! Только не говори, что ты мастер так бегать.

– Я-то нет. Думала, может ты такой всесторонний меня бы обучил. А?

– Ну-у… Во-первых, если увлекаться таким бегом, нужны лыжи чуть покороче да поуже, палки подлинней и ботинки ботфортами выше. Такой ботинок фиксирует голеностоп и помогает избежать вывихов и растяжений.

Катя нарочито вскинула глаза вверх, цокнула язычком.

– Начинается… Просто скажи: если нет, то нет. Я видела, как дядечки без всяких там высоких ботинок на простых лыжах ой-ё-ой!

– Ну да, можно и так! – Разулыбался Стёпа, видя всю абсурдность с этой девчонкой строить из себя знатока.

– Можно и так. Я сам практиковал на своих, когда только начинал… Скажу сразу: падал много. Потом стало получаться, поехал. Будоражит и радует, всё это присутствует, но… увы, мастером не стал, продолжал падать. Пусть и реже, но не без этого.

Девушка, стрельнув глазками, томно проворковала:

– Ну и как? Ничего не растянул?

– Не растянул! – В тон издевательской насмешке ответил Стёпа. – Но каждое неправильное падение приближает вероятность…

– Не лечи, Тёпа! – Перебила Катя и обворожительно улыбнулась. – Покажешь мне коньковый ход?

Сидящая за партой девушка, жеманно наклонив голову, глядела на стоящего парня снизу в верх. И взгляд кокетливых глаз, и улыбка, и приглушённое последнее слово «ход» ударной волной врезались в сознание юноши.

– Ну, конечно… покажу. – Чувствуя, что тает, он поспешил увести взгляд от этих глаз- «колодцев».

Девушка захлопнула тетрадь.

– Ну, всё! На сегодня хватит знаний! А по поводу воскресенья… Я тебе позвоню, Тёп

Она быстро всё скинула в свою небольшую сумочку и, бросив лукавый взгляд на юношу, вдруг заявила:

– А если я не одна приду?

– В смысле?

– У меня есть подружка. Олька. Мы всё время по выходным вместе, а тут…

Катя изобразила виноватую улыбку.

– Тёпа, ей будет одной скучно без меня. Ты не против, если она тоже…

Степан, в планы которого не входило третье лицо, постарался как можно нейтральней промямлить:

– Валяй… Не против.

Словно спохватившись, спросил:

– Она… так, или тоже на лыжах?

– Я её сагитирую! Есть у неё лыжи.

– Чудненько. – Степа заухмылялся. – Тогда и я тоже приглашу друга. С лыжами. Что скажешь?

– Просто великолепно! – В тоне девушки неподдельно звучала радость. – Будет лыжный квартет. А он симпатичный?

– Кто? Квартет? – Переспросил Стёпа, хотя изначально понял подоплёку вопроса.

– Друг твой.

– Тебе-то чё?

– Да ничё… Олька спросит.

– Скажи: чуть красивши Кинг Конга.

– Как остроумно… а всё-таки?

– Не урод. Может и тебе понравится.

– А мне ты нравишься!

– Чего? – Степан подошёл близко, вознамерившись во что бы то ни стало перебороть глазами насмешливую девчонку.

В её «колодцах» был весёлый вызов и только. Но… не только. По определению колодцы опасны глубиной и Стёпа, который за свою короткую жизнь переобщался со многими ровесницами, умел подавлять своей энергетикой любую, теперь же элементарно «тонул» в том, что он окрестил колодцами. Там на дне зелёных глаз он нашёл… власть. Её власть над собой. Знала ли об этом сама Катька? Наверно, да. Эти девки, как считал Степан, такие коллапсы считывают и получают наслаждение от подобной власти.

– Ладно… Всё… Созвонимся. – Глухо буркнул парень.

Отвернувшись, он сбросил все пожитки в папку и не прощаясь вышел из класса. Подобное помрачнение рассудка ему нравилось и не нравилось одновременно.