– Сегодня же ты пойдешь к моему отцу и уволишься, – отчеканила она холодно, стараясь смотреть ему в глаза и не отводить взгляд.
Этот скот в первый момент слегка опешил и замер, но потом вдруг недобро нахмурился, поигрывая желваками.
– Это с чего вдруг? Меня все устраивает, – пробасил он, тупо глядя на Ладу маленькими, ничего не выражающими глазками, как бык на красную тряпку. Еще бы его что-то не устраивало! Такой, наверняка, получал свое и от ее отца, и от Абагаева.
На мгновение Лада растерялась, почувствовав привычное уже отчаяние и беспомощность. Только на этот раз она не позволила слабости поглотить себя с головой, лишив воли.
– С того, что ты меня не устраиваешь, – заявила она настолько жестко, насколько могла. – И если ты завтра же не исчезнешь из нашего дома, я скажу Роману Олеговичу, что ты ко мне приставал. Он сделает с тобой то же, что вчера сделал со своим охранником. Ясно?!
Все упало у нее внутри и кровь отлила от лица, когда Лада осознала, что только что выпалила совершенно спонтанно. До бугая тоже дошло не сразу. Какое-то время он стоял, не двигаясь, и лишь недоуменно хлопал глазками, будто постепенно прожевывая и проглатывая по кусочку каждое слово. Вчера он наверняка видел, как его до полусмерти избитого коллегу выносили из ресторана под белые ручки, а потом затолкали в автомобиль и увезли в неизвестном направлении. Абагаев тогда сказал Ладе, что этот тип больше никогда ее не побеспокоит. Почему-то она поверила.
Лада сглотнула и заметила, как кадык шевельнулся на горле Андрея. Теперь он отвел взгляд, отвернувшись в сторону. Его пальцы дрогнули, а плечи поникли. Поняв, что он сдался, она почувствовала новый прилив сил.
– Чего стоишь? Я в школу опаздываю, – каменным тоном отчеканила Лада, вновь примеривая на себя роль хамоватой малолетней стервы, привыкшей всеми командовать и никого не жалеть.
Бугай послушно сдвинулся с места и пошел к водительской двери, сел за руль и завел двигатель. На сей раз выглядел он пришибленным и понурым. Кажется, теперь до него дошло окончательно. За всю дорогу он не проронил ни слова. Лишь изредка поглядывал на Ладу через зеркало заднего вида. Потом высадил ее в привычном месте и был таков. Больше она его никогда не видела. В тот день поздно вечером после всех дополнительных занятий ее встречал из школы отец. Он был крайне зол, но любые его упреки, крики, нотации, угрозы были намного лучше того, что она пережила за последние сутки. Она сидела и молча смотрела в окно, пока он неистовствовал. Когда он требовал от нее ответов, она отвечала односложно и даже не психовала. Лишь изредка глубоко вздыхала, потому что в груди постоянно не хватало кислорода, будто на грудь положили тяжелый камень, а горло слишком туго сдавили шарфом.
– Пап, хватит… – сказала она наконец устало. – Я не могу больше ссориться. Больше не выдержу.
В машине наконец-то повисла гробовая тишина. Очень долго они ехали в молчании, и Ладе вовсе не хотелось произносить что-либо вслух. Мыслей не было, а если в голове и всплывали обрывки тех фраз, что в запале высказал отец, то она тут же их подавляла. Дома игра в молчанку продолжилась до тех пор, пока тетя Наташа не позвала ее к ужину. Вид у нее был не очень-то приветливый. Видимо, слышала ее выступление за завтраком и обиделась. Впрочем, Ладе сейчас было не до нее. К тому же за ужином весь персонал оставил их в покое после того, как подали к столу, так что даже страшновато стало сидеть перед отцом один на один, зная, что он не в самом лучшем расположении духа.
Наконец папа вздохнул.
– Ка-ак прошел день в школе? – важно спросил он.
Лада невольно улыбнулась. Почему-то взрослым никогда не приходили в голову другие вопросы, будто школа – это было единственное, что их интересовало.
– Нормально, – небрежно пожала плечом она. – За контрольную по физике трояк получила. – Лада откашлялась. – Не очень поняла новую тему.
– Хм… Вот ка-ак. Может быть, нужен репетитор?
– Не нужен мне репетитор по физике. Я же не на физмат собираюсь поступать, а на экономический… – с легкой иронией отозвалась Лада. – Мне хватает тех четырех репетиторов, что уже есть.
– Ла-адно, тебе виднее, – отозвался отец и откинулся на спинку своего кресла. Его тарелка уже была пуста, и теперь он мягко перебирал пухлыми пальцами тонкую ножку бокала с красным вином, перекатывал его остатки на дне и разглядывал, как свет от торшера преломляется, проходя сквозь стеклянные стенки и насыщенно-бордовую сверкающую жидкость. Наконец ему надоело это занятие, он поставил бокал и подался вперед. – Что ты сказа-ала Андрею, что он сегодня же взя-ал расчет? – наконец выдал он, строго глядя на Ладу.
Лада поджала губы и дернула плечами.
– Ничего такого. Просто сказала, что он меня не устраивает.
– Его нанима-ал я-а, а не ты, – с укоризной заметил Семен Михайлович.
– Я сначала поставила в известность тебя, – безапелляционно, будто так и надо, заявила Лада.
Повисла пауза, во время которой она упорно делала вид, что ей все равно, хотя внутри у нее все ухало от страха. Когда отец вдруг начал раскатисто смеяться, Лада даже вздрогнула, а потом перевела на него недоверчивый взгляд.
– Ну и что смешного? – скривила губы она, когда папа успокоился.
– Мне ка-ажется, ты сможешь нача-ать проходить пра-актику в одной из моих компа-аний гораздо ра-аньше, чем я-а планировал. Сотрудники с хара-актером мне бы не помеша-али… – в его голосе на этот раз звучали теплые нотки, и Лада с облегчением выдохнула.
– В отделе кадров?
– Почему бы и нет для нача-ала… – отец допил вино и отставил бокал. Затем по-деловому сложил перед собой руки, будто приготовившись к долгому разговору. – Так что было не та-ак с этим телохранителем?
– Не знаю… – Лада нахмурилась. – Он… делал мне замечания, глупо шутил и нес всякую чушь. Он не серьезный.
– Сдается мне, что идеа-ального кандида-ата с такими придирками на-ам никогда-а не найти, – Семен Михайлович вздохнул. – А мне каза-алось, что вы с ним ла-адили.
Лада лишь фыркнула, не желая распространяться на эту щекотливую тему.
– Пап… а если бы со мной и правда случилось что-то плохое, как думаешь, телохранитель стал бы рисковать жизнью, чтобы меня спасти?
Отец недовольно приподнял брови.
– Хотелось бы в это верить, – не слишком-то уверенно произнес он, взял со стола пачку сигарет, зажигалку и придвинул к себе заранее приготовленную пепельницу.
– Просто я иногда думаю… – Лада рассеянно возила листик салата вилкой по тарелке, – имеет ли все это смысл… В конце концов, не принцесса же я какая-нибудь, чтобы кто-то жизнь был готов отдать за мою безопасность. Если честно, я не верю, что все эти… амбалы с горами мускулов готовы будут броситься прикрывать меня своим телом от пуль. А если так, то все это просто глупые понты… И ради чего?
Как ни странно, отец, казалось, слушал ее очень внимательно, да только отвечать не спешил. Может, он и сам постоянно задавался этим вопросом. Лада много раз пыталась представить себе ситуацию, в которой кто-то стал бы вступать в стычку с Абагаевым ради нее… Как такое возможно? Кто станет связываться? Ради чего? Она горько улыбнулась. По сути увольнять этого Андрея было бессмысленно. Любой другой на его месте поступил бы точно так же. Может, это цинично и жестоко, но кто сказал, что в мире существует справедливость?
Отец курил и как-то зло щурил глаза в угол комнаты, будто представлял там себе кого-то вместо огромной дорогущей китайской вазы.
Лада вдруг почувствовала ужасную усталость, отодвинула стул и встала с места.
– Пожалуй, пойду лягу сегодня пораньше. Что-то я устала… не выспалась прошлой ночью.
– Ты слишком много учишься, – очнувшись от своих мыслей, заметил папа.
– А что делать… экзамены на носу… – невесело заметила она, обошла стол, склонилась и ласково поцеловала отца в щеку. – Спокойной ночи, папуль. И прости меня, пожалуйста…
– Спокойной ночи, дорога-ая, – немного отрешенно проговорил он, вновь впадая в задумчивость. Уже когда Лада шла в направлении двери, Семен Михайлович вдруг словно опомнился. – Дочь! – позвал он. – Если бы случилось что-то нехорошее, ты обяза-ательно бы все мне рассказа-ала?
– Па-ап… – Лада даже развернулась, чтобы не прятать от него лицо и не вызвать ненужных подозрений. – Ну конечно… Что я, сумасшедшая… Да и что вообще может случиться? Я не такая уж важная персона, чтобы кого-то заинтересовать. Так что не переживай.
Отец коротко кивнул, и она уже готова была уйти, когда он вновь ее окликнул.
– Лада, зайди перед сном к Наталье и попроси у нее прощения. Ты сегодня вела себя из рук вон плохо. Так обращаться с преданными тебе людьми неприемлемо. Поверь, таких непросто найти. – На этот раз в его голосе звучал металл.
Лада беспрекословно кивнула.
– Конечно.
На этот раз все обошлось и, выйдя за дверь, она выдохнула. Спустившись на первый этаж, отведенный под комнаты для прислуги, по лестнице, устланной мягким ковром, Лада постучала в дверь тети Наташи и на пару секунд задумалась, что она скажет. Замок щелкнул, и в проходе появилась их домработница в домашнем халате, без косметики и без привычно уложенных локонов. Раньше Лада никогда не видела тетю Наташу такой, она привыкла к ее обычной строгой форме и идеальной укладке, поэтому теперь немного смутилась от неожиданности.
– Тетя Наташа… – дрожащим голосом вымолвила Лада, вдруг почувствовав себя ужасной дурой, глупой капризной девчонкой, эгоистичной и высокомерной, которой даже в голову никогда не приходило думать о других людях.
Видимо, по одному ее виду, виноватому и потерянному, добрая женщина прекрасно поняла, что Лада чувствует. Она склонила набок голову с мягкой улыбкой, взяла ее за руку и склонилась к ней, приобняв за плечи и поцеловав в лоб.
– Все будет хорошо, девочка, – прошептала она нежно. И эта трогательная ласка, эти слова вдруг укололи Ладу больнее любого оскорбления или удара. Она резко отпрянула, хлопая ресницами, на которых уже набухли крупные капли слез. Нет, она не хотела, чтобы ее жалели. Ей нельзя было становиться слабой. Она не имела права строить иллюзий. Моргнув, Лада смахнула слезы и поспешно вытерла мокрую щеку тыльной стороной ладони.
– Простите меня, пожалуйста, тетя Наташа. Я вовсе не хотела вас обидеть и не имела в виду вас, когда говорила всякие глупости за завтраком. Больше такого не повторится.
Произнеся все это скороговоркой, Лада отступила еще дальше. Тетя Наташа смущенно кивнула.
– Спокойной ночи, – добавила Лада более спокойным и нарочито официальным тоном, пряча плаксивые нотки куда подальше. Затем быстро повернулась и зашагала прочь, взбежала по лестнице и нырнула в свою комнату. Нет, она больше не позволит себе плакать и никому не позволит делать ее своей игрушкой. Она постарается что-то придумать, во всем разобраться и быть сильной.
О проекте
О подписке