За стеклянной дверью вовсю жарило майское солнце, лучи падали из-под защитного козырька на белоснежный борт балкона и на большую часть выложенного кремовой плиткой пола. Места здесь хватило, чтобы уместился шезлонг, и еще осталось для свободного передвижения от одной до другой боковой стенки. Я отодвинула створку двери, но выходить на солнце не стала, лишь прислонилась спиной к косяку, вдыхая свежий воздух полной грудью. Шезлонг выглядел, как явно «женская» вещь на фоне общего «мужского» декора, и я подумала, что во всей этой квартире он был именно моим. Наверное, именно здесь я любила проводить свободное время, наверняка загорала на солнышке с книжкой в руках каждые выходные. Читать я обожала, глотала книги, почти не прожевывая, как смеялась мама, поэтому уголок для чтения показался мне уютным и привычным местечком из прошлого. Якорем, которого я так ждала.

Здание, стоящее напротив, тоже было жилым, ряд его ровных панорамных окон выглядел одним сплошным зеркалом, отражающим все вокруг. Интересно, не смущало ли меня чувство, что где-то там, за этими зеркалами, за мной наблюдают? Кто-то же наверняка подходит к окну, поглядывает на балконы соседей, а они в кондоминиуме все одинаково не застеклены. Обычно, в минуты отдыха прежняя я все-таки предпочитала уединение, запираясь с книжкой в ванной, например, или удобно устраиваясь в постели, хотя могла читать и в парке на скамье и в кафе, пока ждала подругу. И все-таки нет – в парке или в кафе я обычно зачитывалась конспектами лекций. Учитывая то, как весело мы, студенты, проводили вечера, готовиться к урокам приходилось днем каждую свободную минуту, чтобы не вылететь в конце года.

Задумавшись, я совершенно не слышала, как подошел Джеймс, и опомнилась, только когда он коснулся моего лица. Обе его руки уже были свободны, и я вцепилась в свой бокал с утроенной лихорадочностью, когда Джеймс повернул мое лицо к себе, наклонился и чуть помедлил, будто бы размышляя, стоит ли целовать в губы. На этот раз я приоткрыла рот заранее, не уверенная, что не опозорюсь, как в прошлый. Джеймс мягко ухмыльнулся, вынул уже теплый бокал из моих стиснутых пальцев и отбросил в сторону – только со звоном разлетелось по кремовой плитке стекло и разлилась прозрачная жидкость.

– Помнишь, как я имел тебя двумя пальцами в туалете ночного клуба?

Он говорил это так, будто воспоминание выходило приятным для нас обоих, но я не стала скрывать изумление.

– Нет.

Джеймс помолчал, изучая мое лицо, словно искал там какие-то ответы. Неужели по-прежнему не верит?!

– Положи мне руки на шею.

Впрочем, он сделал это сам. Взял меня за запястье, заставил обвить его руками, прижался всем телом, вдавливая мою спину в жесткий косяк балконной двери. Я запрокинула голову, отдаваясь его губам безраздельно. Не то чтобы вдруг осмелела и передумала, просто поняла, что поздно бежать. Джеймс меня не отпустит. Да у него и есть все права меня не отпускать, он носит на руке кольцо, которое доказывает, что мы принадлежим друг другу, и где-то у меня должно быть второе, парное. Для него это обычный и привычный акт супружеской любви, а для меня – интрижка с мимолетным знакомцем, и как же далеко мы на временных параллелях оказались!

Джеймс уверенно раздвинул мои губы, тронул язык своим языком. У него был божественный вкус. Мне некстати вспомнилось, как врач наставлял моего супруга в правилах домашней адаптации: воздержание от спиртного и резких эмоциональных потрясений шли в том списке не на самых последних ролях. И что же сделал мой муж? Доставив домой, он первым делом откупорил шампанское, а потом начал целовать, зная, наверняка зная, от чего у меня так трясутся колени.

Я вцепилась в плечи Джеймса, задыхаясь. Не прекращая поцелуя, он поднял руку, безошибочно нашел бант у моего горла, потянул за ленту. Шелковая полоска с едва слышным шорохом поехала в петле, как длинная змея, медленно разворачивающая кольца. Казалось, я схожу с ума от головокружения. Развязав бант, Джеймс просунул указательный палец в петлю – я ощущала его прикосновение в ямочке между ключиц – а затем резко дернул на себя и вниз, окончательно освободив от ленты.

– Постой. Подожди, – я с трудом оторвалась от него, облизывая распухшие горячие губы, хватая ртом воздух и снова избегая смотреть куда-нибудь выше его подбородка. – Я не могу так сразу.

– Почему? – одной рукой Джеймс пригладил волосы мне за ухо, его пальцы нежно ласкали пряди, трогали чувствительную кожу так, что уже этим причиняли невыносимое удовольствие, но, скосив глаза, я увидела, как сильно сжалась в кулак другая его рука, с лентой от моей блузки. Костяшки побелели и на тыльной стороне кисти вздулись багровые веревки жил.

– Потому что… – я едва могла собрать мысли в голове, – я тебя не знаю… я тебя не помню…

– Зато я тебя помню.

– Я не могу так сразу!

– А я могу.

В мгновение ока он обмотал ленту вокруг моей шеи в два оборота, оставив концы свободно свисать на груди, и я сглотнула в тугом ошейнике, замирая от ужаса и трепета одновременно. Такого со мной еще не делали раньше. С другой стороны, никого, похожего на Джеймса, со мной рядом тоже раньше не появлялось.

Глядя мне в глаза, он неторопливо расстегнул верхнюю пуговицу на своей рубашке. Я приготовилась к заманчивому зрелищу, но к тому, что увидела, оказалась совершенно не готова. Когда Джеймс вынул все пуговицы из петель и чуть развел в стороны полы рубашки, мой ошеломленный взгляд натолкнулся на грубые, уродливые рубцы на его твердой груди, и все тело прошиб холодный пот. От спиртного я могла отказаться, сделав вид, что пью. К тому же, мой почти полный бокал валялся уже в осколках в углу балкона. Но от эмоциональных потрясений защититься не получалось.

Шрамы шли прямо над крохотным тугим левым соском Джеймса и складывались в причудливый узор. Один из рубцов краем даже заходил на ареолу, и я поморщилась, представив, как больно, наверное, такое терпеть. Нет, это даже не узор, а буквы. Очень символично написанные, прямо над сердцем. «ФЭЙ» – как будто кто-то криво нацарапал мелом на неровной доске. Имя, которое преследовало меня с самого пробуждения, как кошмар наяву.

– Этого ты тоже не помнишь? – прошептал Джеймс, продолжая гладить мое лицо, волосы, плечо, шею и ключицы. Пальцы его подрагивали, глаза снова потемнели, губы кривились: полуулыбка-полуоскал. – Как взяла стекло от разбитой бутылки? Как резала меня по живому? Как слизывала мою кровь? Хотела, чтобы я никогда тебя не забывал, всегда носил вот здесь. Я не забываю.

Шокированная, едва ли я могла даже покачать головой. Я никогда так не делала! Я никогда не резала людей стеклом от разбитой бутылки! Я просто не могла так сделать! Это шло вразрез с моим характером, моими привычками, да самим моим пониманием добра и зла!

– Не помнишь? – продолжал он. – Как мы трахались потом, даже не отмывшись от крови, и так орали, что соседи вызвали полицию. Подумали, что кого-то убивают. Как ты орала, Фэй, – он приблизил лицо к моему почти вплотную, глаза в глаза, – умоляла меня, чтобы я глубже всаживал в тебя член, что тебе все мало. Ты была ненасытной и дикой, такое непросто забыть.

– Кристина, – тихо, но твердо проговорила я, вытянувшись перед ним в струну. – Нет. Не помню.

– Кристина-а-а… – на выдохе повторил Джеймс и провел большим пальцем по моим губам, оттягивая нижнюю, а затем накрыл их своим ртом.

Я закрыла глаза, но под веками продолжало стоять изображение извилистых рубцов. Моя ладонь сама нашла грудь мужа, пальцы скользнули по узловатым шрамам – такие остаются после глубоких ран, плохого лечения, долгого заживления – повторили узор, и Джеймс застонал мне в губы.

– Почему ты не убрал их? – простонала и я, пытаясь оттолкнуть его и отворачиваясь. – Не зашлифовал лазером?

– Зачем? Такое не зашлифуешь. И забыть невозможно.

Я ощутила, как он расстегивает на мне блузку, и прежде чем успела возразить – осталась уже без нее. Джеймс сорвал свою рубашку, прижался ко мне раскаленной кожей, я снова схватилась за его плечи, чувствуя, что тону. Его ладони накрыли мою грудь, пальцы грубо, умело щипали соски, вызывая сладкую боль внизу живота. Он толкался в меня бедрами, больно ударяя поясницей о косяк, а я не могла даже возразить, потребовать свободы. Наверное, потому что не хотела. Шепот Джеймса проник в мое сознание, и перед глазами так и плыли картинки, как он владеет моим телом на широкой кровати под точно такие же стоны и хриплые крики нас двоих.

Под сладкие, лишающие разума поцелуи ладони Джеймса спустились на мою талию, приласкали ее. Я скорее ощутила, чем услышала, как расстегнулась застежка, и юбка упала вниз к моим ногам, оставляя меня полностью обнаженной для мужа. Нижнее белье не носят те, кто готов заняться сексом в любую минуту, всплыло вдруг в памяти. Может, поэтому я перестала носить его? Потому что каждую минуту хотела оказаться в руках Джеймса?

Отбросив последние доводы рассудка, я попыталась избавиться и от каблуков, но муж остановил меня.

– Нет. Пусть будут. Мне нравится, когда ты в них.

Я задохнулась от его взгляда и жесткой ухмылки, сопроводившей приказ. Джеймс взял меня за руку и потянул к шезлонгу. Как во сне я сделала несколько шагов на непослушных ногах, а затем он сам подхватил меня и уложил на тканевое ложе. Солнце ударило мне в лицо, я зажмурилась, ослепленная светом, оглушенная прикосновениями Джеймса. Опустившись рядом на колени, он накрыл влажным жаром рта сосок – я выгнулась, запустив пальцы в его волосы.

– Раздвинь ножки, малыш. Ну же, – пробормотал Джеймс ласково и засмеялся, когда я дернула коленками в стороны быстрее, чем успела сообразить, что делаю.

Его широкая ладонь поползла по моему животу вниз, пока губы терзали сосок, накрыла венерин холм, палец скользнул вверх и вниз по мокрым складкам, дразня, щекоча, раскрывая вход в мое тело, а я заерзала на месте, замотала головой, открыла глаза – и наткнулась взглядом на бесстрастное зеркало соседнего дома.

– Джеймс… не надо здесь… – пожалуй, я пыталась объяснить не очень внятно, но он приподнял голову, оторвавшись от истязания моей груди, и сам все понял. Снова улыбнулся.

– Это же твое любимое место. Для чего еще ты его тут оборудовала? – Джеймс легонько коснулся губами моего живота, сместился еще ниже, я ахнула, цепляясь за его волосы и пытаясь оттянуть от себя. – Чтобы на тебя смотрели.

Его язык затанцевал по моим интимным складкам, а я лежала в удобном шезлонге, поставив ноги в кричаще неудобных туфлях на пол по обе стороны от него, пыталась различить подозрительное движение за стеклами чужих окон и сгорала от стыда, представляя, что мы тут творили.

– Однажды мы занимались любовью тут, – Джеймс указал на борт балкона, – помнишь? Ты так опасно запрыгнула на него, я едва тебя удержал. И потом… все время, пока это длилось, я думал только о том, что если в этот раз упущу тебя, позволю упасть вниз, то сам точно прыгну следом. На этот раз прыгну и даже не задумаюсь.

Он перевел на меня темный бешеный взгляд, дыхание было тяжелым, рваные буквы плясали на вздымающейся груди, и я отвернулась, не в силах вынести зрелища. Двенадцатый этаж… я сидела на краю балкона… он хотел прыгнуть следом…

– На солнце жарко. Мне не нравится здесь.

– Что ж. Пойдем.

Джеймс выпрямился, подал мне руку и помог подняться. Пропустил в дверях вперед, я пошла, все так же цокая каблуками и размышляя, что никогда еще не ходила на таких высоких и голой. Обернулась, Джеймс стоял на пороге, опершись рукой о косяк, и ухмылялся.

– Ходишь, как шлюха. Задом виляешь.

Я разозлилась и демонстративно сбросила многострадальные «Джимми Чу-у-у» так, что они разлетелись в разные стороны. Сорвала с шеи ленту от блузки и тоже отбросила ее.

– Это мне тоже нравилось? – спросила с вызовом, уперев руки в бедра. – Когда ты называл меня шлюхой в постели?

Джеймс просканировал меня глазами с ног до головы, затем плавно двинулся вперед, засунув большие пальцы в петли для ремня на джинсах.

– Да, сладкая. Тебе нравилось. Ты много чего любила. Разного. Не помнишь?

– А как тебе нравилось? – я дернулась и приподняла подбородок, когда Джеймс схватил меня и оторвал от пола, поэтому его губы попали мне лишь в шею. – Как я называла тебя?

Он осторожно поставил меня обратно.

– Хантер.

– Хантер, – ну да, я могла бы и сама догадаться, – я буду называть тебя так, если ты перестанешь звать меня «шлюхой» и «Фэй». Договорились?

– Не договорились, – с провокационным огнем в глазах покачал он головой. – Ты же сама меня попросишь, малыш.

– Не попрошу, – я попыталась выскользнуть из его рук и отбежать, но он оказался проворнее и поймал меня у самой кровати.

– Попросишь, малыш. Как только я войду в тебя.

– Нет!

Я отбивалась, а он толкнул меня на постель, поймал мои запястья, прижал к покрывалу и принялся клеймить шею тягучими сладкими поцелуями. Я уже поняла, что отдамся Джеймсу, давно, еще когда он поцеловал меня у балконной двери, но мысль заниматься с ним сексом в роли Фей претила, поэтому я сопротивлялась. Но не учла одного – того, что видела своими глазами, когда нас преследовал голубой кадиллак. Мистер Уорнот предпочитал, чтобы было по его правилам – и никак иначе.

Он перевернул меня на живот, терзая шею уже сзади и не обращая внимания на возмущенные всхлипывания, которыми я его награждала. Просунув руку под мои бедра, нашел пальцем чувствительное место между нижних губ, жестоко надавил на него, растирая круговыми движениями, вынуждая меня покрываться ознобом и кусать собственные ладони. Кровь прихлынула вниз, оставив мою голову легкой и пустой. Все тело плавилось от неги, которую щедро вливала в мое тело его рука, палец Джеймса то погружался глубже, смачиваясь обильной влагой, то скользил, едва касаясь кожи. Я извивалась под мужем, терлась о его грудь и живот спиной, вымаливая еще немного ласки, потому что интуитивно ощущала – он не закончит, пока не получит от меня все.

Затем звякнула пряжка ремня, и я ощутила, как сильное мускулистое тело приподнялось, избавляясь от одежды, как моей ягодицы коснулся налитой, горячий и твердый мужской член. Замерла, когда Джеймс направил его в меня рукой и толкнулся бедрами, завершая движение. Кажется, воздух полностью вышел из моих легких. Я жалобно заскулила, а Джеймс плотно прижался ко мне всем телом и прошептал над ухом:

– Как ты хочешь, чтобы я называл тебя сейчас?

– Кристина… – пошевелила я губами почти беззвучно.

– Кристина, – Джеймс двинул бедрами, и это было такое чистейшее наслаждение, что на мгновение я выпала в астрал. Он целовал мою шею, затылок и плечи, нашел мою руку и переплел наши пальцы, а я вся расслабилась под ним, растеклась озерцом и просто принимала все, что он желал мне дать. – Ты такая сладкая, такая горячая, Кристина. Такая нежная. Как никогда.

В таком положении, подставив ему бедра и беззащитную спину и не видя его лица, я не видела и букв, белыми рубцами пылающих на его груди, и почти избавилась от дурных мыслей, поэтому доверчиво прошептала в ответ:

– Хантер…

– Да, моя сладкая, – с готовностью откликнулся он, – это я. Я с тобой.

Мне стало так хорошо, так тепло и приятно, что я пошевелилась, извернулась, сама уже целуя его лицо, его твердые жадные губы. Захотела обнять – он позволил, приподнявшись на одной руке, а другой переворачивая меня обратно на спину. Я обхватила его ногами, капризно надула губы.

– Хочу теперь так.

– Хорошо, – засмеялся он, – так.

Джеймс снова скользнул в меня, и я зажмурилась, уплывая от ощущений. Его член находился глубоко у меня внутри, его пальцы ласково перебирали мои волосы, гладили плечи, каждая струнка в моем теле вибрировала и пела свою неповторимую песнь. Что-то такое он делал со мной, раз я сама принялась царапать его ягодицы и спину, облизывать губы, пересыхающие без его поцелуев, позабыв про то, что на временных параллелях мы – неравнозначные партнеры. Наверное, лишившись якорей, я была слишком беззащитной перед реальностью и слишком тянулась к Джеймсу вопреки всему, потому что хотела рядом такого мужчину: красивого, сильного, упрямого, горячего в постели. Я отдавалась ему, доверчиво распахнув сердце, и не стеснялась того, что лежу под ним, широко раскрыв бедра, и выгибаюсь от судорог наслаждения, пока он, приподнявшись на вытянутых руках, изучает мое лицо. Затуманенным взглядом изучает, но все же слишком внимательным.

Свой оргазм он испытал беззвучно, только крепче стиснул меня в объятиях, впился губами в шею – сердце в грудной клетке колотилось, как сумасшедшее, я ощущала его удары в собственных ребрах. Мне было так хорошо, слишком хорошо, чтобы что-то связно понимать, поэтому я лишь провела ладонью по влажному от пота лбу Джеймса, нежно поцеловала в губы, прошептала:

– Хантер…

Мне хотелось порадовать его еще немного. Он устало улыбнулся, коснулся губами моей щеки, затем рывком поднялся с постели, голым через всю квартиру пошел на кухню – хотел пить. Я скрутилась в клубок на нашей развороченной постели и, кажется, глупо хихикала, следя взглядом за его крепкими и чуть волосатыми ягодицами. Джеймс открыл холодильник, достал бутылку воды, повернулся ко мне, демонстративно приложил ко лбу, потом к груди, чтобы охладиться, – белые полоски шрамов исказились за пластиком, как в кривом зеркале, – приподнял бровь, мол, чего смеешься? Я хохотала еще сильнее. Я была счастлива. Я усиленно расставляла якоря, за которые смогла бы цепляться, обустраивая свою новую, пока еще незнакомую жизнь.

– Пить хочешь? – крикнул он мне.

– Да! – закричала я в ответ, приглаживая взлохмаченные волосы. Кричать было не обязательно, мы бы услышали друг друга и так, но почему-то казалось веселее.

Джеймс налил воды в стакан, принес мне, я глотала и смущенно отводила взгляд, потому что он по-прежнему стоял голым, но теперь уже лицом ко мне и очень близко, и мне чертовски нравилось, как он выглядит и с этого ракурса. Потом он забрал наполовину пустой стакан, отставил его на тумбочку и склонился надо мной.

– Ну? Даже теперь ничего не вспомнила?

– Нет! – беззаботно улыбнулась я и тряхнула головой, разметав и без того лохматые волосы по плечам. – Ни капельки!

– Ладно, – Джеймс тоже улыбался, но улыбка эта теперь выглядела искусственной, словно ее приклеили на его лицо. – Этот метод не работает. Попробуем по-другому.

С этими словами он быстро открыл верхний ящик прикроватной тумбочки, вынул оттуда блестящие металлические наручники, с неожиданной силой толкнул меня на спину и пристегнул одну мою руку к фигурной спинке кровати.

Я еще не перестала смеяться, когда он обжег меня уже другим, полным ненависти взглядом и отошел, но в груди понемногу начали осыпаться колючими осколками пару минут назад придуманные хрустальные замки. Как же быстро я построила их! Возвела без посторонней помощи в считанные секунды, представляя себя зачарованной принцессой, которую прекрасный принц соблазнит, затащит в постель, а дальше их будет ждать лишь заслуженное «долго и счастливо».