– Если вдруг оказался друг

Земфиру звали Катей. Мы познакомились в самом громком клубе самого тихого города. Я приехала туда из Москвы, нагрузив машину воздушными шарами с гелием и небесными фонариками, вбив себе в голову, что устрою перед клубом светопредставление, и талантливый парень с гитарой сию же секунду в меня влюбится, сойдет со сцены, встанет на одно колено и немедленно потребует печень и ногу. Парень не потребовал. Но мы с Катей подружились, вернулись вдвоем в Москву и стали чудненько жить вместе. Через год ежедневных совместных бдений, посиделок, покатушек и приключений на одно колено встала я. Подарила Кате розу и потребовала стать моей Земфирой. Испытывая невероятную любовь к Ренате Литвиновой, так же любя штрудели и ненавидя жирных, потребовать чего-то другого я не могла. Так Катя превратилась в Земфиру.

Поздним утром, когда солнце уже было ближе к закату, чем к рассвету, Земфира вышла из комнаты и в недоумении посмотрела на стены.

– Это полный Сульфасалазин, – Катя была девушкой нежной и приличной, матом не ругалась. В исключительных случаях подбирала синонимы, благо после филфака недостатка в них не было. – Что-то ты дома засиделась, очень разрушительно выходит. Давай-ка ты крась глаза и пошли гулять. У меня английский пропадает. А в городе засилие иностранцев, пусть пользу приносят.

– Пусть.

Мы с Земфирой шли по улице, Дениска ловко скакал по крышам, чтобы не создавать толкучку и не перетягивать внимание на себя. Разношерстная толпа иностранных болельщиков рекой текла по направлению к Красной площади. Как будто в Москве больше посмотреть нечего. Ни на Арбате, ни на Воробьевых горах никого не было. Земфира обменяла одну «Аленку» на два мексиканских песо. Я пританцовывала к каждому уличному музыканту и ждала, пока подруга выберет жертву для своих лингвистических утех. Сегодня целью было разговорить бельгийца или шведа. Бельгиец нашелся: симпатичный подтянутый блондин в комплекте с азербайджанцем, оба они были твердо намерены практиковать русский и через пять минут вежливого разговора попросили показать им бар или клуб. С ними было скучно до невозможности. Предсказуемо настолько, что начинало слегка подташнивать. Дениска достал рупор:

– Ты серьезно собираешься тратить время этого лета на вот это вот? У тебя Сульфасалазин. Разворачивайся и беги. Беги как индейская лошадь от наглого ковбоя.

Я посмотрела на подругу. Та тоже умирала со скуки, но вежливость не позволяла ей просто взять и уйти. Земфира включила рабочий режим журналиста, улыбалась, задавала вопросы и внимательно слушала ответы, пока в ее глазах вяли ромашки и покрывались паутиной бабушкины платяные шкафы. Положение надо было спасать.

На середине очередного пешеходного перехода я резко развернулась, распахнула руки в стороны, подмигнула Дениске и громко забухтела в нос:

– Диспетчер, прием, борт номер 2727 Верочка запрашивает воздушный коридор в направлении «куда Макар телят не гонял», как слышно?

– Коридор ваш. Проход разрешаю. На зебре только по белым, потом налево.

– Только по белым!

Сверкая кедами, я неслась прочь от зануд, давая Земфире шанс обреченно пожать плечами, и, объяснив, что подруга слегка того и оставить ее одну жужжать турбинами по городу она не может, не потеряв вежливого лица, пойти следом.

– Это было некрасиво, кстати говоря.

– Некрасиво было бы потратить 2 часа жизни, которые тебе никто не вернет на унылые сотрясения тел и разговоры о том, как славно тут газон подстригли по случаю FIFA. Пойдем, я угощу тебя пивом, которое пахнет елками.

– Оно называется IPA.

– Елками оно от этого пахнет не меньше.

Какой-то паб, какой-то стул. Я попросила одно еловое пиво и один томатный сок. Пить мне нельзя. Во-первых, будет болеть живот; во-вторых, с Сульфасалазином не совместимо (мы-то знаем, что я его выкидываю, но Земфира ˗ нет); а в-третьих, пьянеть скучно. Тело тяжелеет, плохо слушается, координация движений нарушается, танцевать получается не так душевно. В общем ˗ не мое. Но объяснить это людям в пабах сложно. А пабы уютные. Деревянно-расслабляющие, с мягким светом и шумными компаниями. Пабы я люблю.

– А чего это подруга твоя томатный сок пьет? Думает, что она в самолете? – спросил какой-то подозрительно-обаятельный, гламурноватого вида парень (не вынимая наушников из ушей) у Земфиры.

Земфира была занята выяснением какого-то очень важного вопроса у бармена и мистера в «Армани» проигнорировала, несмотря на то, что парень был настолько в ее вкусе, что, завидев его при входе, потребовала, чтобы мы непременно сидели рядом с ним.

– Я всегда немножко в самолете, – ответил борт 2727Верочка.

Дениска за стеклом поднял воображаемый бокал и подмигнул. Пока Земфира разрывалась на две части, кокетничая попеременно то с барменом, то с модником, и прекрасно проводила время. Дениска тихонько подкрался сзади.

– Смотри, как здорово. Она сейчас выберет себе компанию на вечер, а мы с тобой утанцуем на мост через канал. Я приглядел один в районе Яузского бульвара, там стройка, и все его обходят стороной. То, что надо.

Бар уже закрывали. Приняли последние заказы и выгнали посетителей допивать свои эли и стауты за столиками на улице. Модник, как выяснила Земфира ˗ стилист в каком-то крутом салоне Замоскворечья. Он непринужденно поговорил с нами минут 10, после чего заявил, что жить не может без музыки и включил на всю улицу… Валерия Меладзе с телефона. Земфира поперхнулась еловым пивом, а мне сразу стало интересно. После всех этих заезженных клубных мальчиков с русским рэпчиком типа «Будущий бывший» и бесконечным «тыц-тыц», парень в «Армани», который не стесняется с кайфом танцевать на улице, где ходят его клиентки, под Валерия Меладзе, был определенно не лишен изюма. Я присоединилась к пляскам. «Салют, Вера» обязывал.

– А из мультиков песни есть? «Ты будешь нашим королем»?

– Конечно, мое золото. Все есть. Парарам… парарам… парарамрарамтарарарампампам.

Мы принялись вальсировать на Мясницкой. Земфиру от ужасов увиденного спас Бармен. Пока мы плясали, они уже договорились, что мы все вчетвером идем продолжать банкет в другое место. Дениске такой расклад не понравился.

Через два километра прямо, налево и направо Модник, Бармен и Земфира активно занимались дегустацией авторских шотов. Модник активно налегал на черешневый ликер, я поедала коктейльные вишенки, пытаясь из чисто спортивного интереса вспомнить, как их там языком завязывать, лицо у меня при этом было крайне потешное.

– Я хочу, чтобы эта люстра стоила два миллиона, – заявил Модник, – чтобы я здесь сидел, у них должна быть люстра за два миллиона, не меньше.

Дениска взял с барной стойки трубочку, макнул в вишневый ликер, зажал пальцем и капнул прямо на именитый пиджак Модника.

Я хихикнула:

– Эмм, ну, ты можешь купить у них эту люстру за два миллиона, но не снимать ее с потолка. Тогда будешь сидеть в баре с люстрой, подходящей тебе стоимости. Оппа, нет проблемы.

– Солнце мое, вот сколько ты хочешь денег?

– А я не хочу денег.

– Я всем хочу дать денег, а тебе почему-то не хочу, вот как так?

Дениска капнул на пиджак еще раз, кивнул в сторону выхода и исчез.

– Ну, вот так. Я хочу вспомнить, как завязывать вишневые палочки. Чтобы это лето не кончалось и проехать на метро от Алтуфьево до Пражской, а денег не хочу.

– Не вытирай, пожалуйста, руки об мой пиджак, это «Армани».

Руки я об пиджак не вытирала, но вишенками он пах, Дениска был хорош в своих шалостях.

– Ты не понимаешь, Солнце мое. Я вот сейчас пойду домой. И ты со мной пойдешь, не трахаться. Я тебе там покажу.

– Люстру покажешь?

Модник был сильно пьян и за ходом собственной мысли не уследил.

Я вышла покурить на улицу. Весело начинавшиеся потанцульки под Мармеладзе закончились. Начинался какой-то чужой пьяный сюр.

Я достала сигарету и посмотрела вокруг. Дениски нигде не было видно. Сигарета была убрана обратно. Заряженный хорошей музыкой плеер включен. Я послушала одну песню и понеслась вприпрыжку, выделывая ногами разномастные финты и раскручивая над головой пиджак no name, как стриптизерши в клубах раскручивают бюстгалтеры. Ноги несли меня в сторону Яузского бульвара.

Дениска сидел на каком-то огромном куске бетона, на мосту, который все и вправду обходили стороной. Вокруг ни души. Только припаркованная строительная машина и вид на подсвеченный с лучших сторон гудящий город.

Верочка тихо подкралась к нему сзади, обняла и шепнула на ушко:

– Я тебя нашла.

Он улыбнулся, но шевелиться не стал

– А я нашел люстру, которая стоит больше, чем два миллиона, – он показал на луну. – Садись, покатаемся.

Они сидели друг напротив друга в позе лотоса. Едва касаясь коленками.

– Готова?

– Как пионер.

– Закрывай глаза. Три, два, один, поехали.

Воздух стал плотным. Камни начали шевелиться. Мост рассыпался на части. Кусок бетона плавно и медленно оторвался и со скоростью старенького лифта медленно взмывал в воздух. Дальше от людей и ближе к бесценной люстре. Он медленно поворачивался, еле заметно, чтобы не кружилась голова. На высоте ушедших спать облаков было свежо и легко. Дениска достал ксилофон и начал наигрывать мелодию, почему-то навевавшую мысли об охотниках на драконов.

– Можно открывать.

Они катались не одни. Далеко-далеко, так что можно было едва различить силуэты, были еще камни, скалы и ковры-самолеты. На них тоже сидели люди. Точнее тени. Тени тех, кто сейчас летал во сне. Живых было только двое. Город внизу накрывало предрассветным цунами тумана. Там внутренние дети умирали в телах ответственных взрослых от нехватки воздуха и нереализованых мечт.

– У нас никогда не будет детей.

– А мне тебя хватает. Ты целая. Настоящая. Тебя не нужно ксерить, чтобы получилось что-то вечное. Ты уже есть.

Звезды перемигивались, как встречные самолеты. Где-то далеко рождалась новая галактика. Закручивалась в фиолетово-розовую воронку с зелеными глазами. На ее реснице сидел задумчивый инопланетянин и махал им рукой.

Под утро телефон начал трезвонить изо всех двух динамиков. Верочка мирно дремала у Дениски на коленях. Трубку взял строитель, приехавший на смену пораньше и нашедший на стройке абсолютно трезвую девушку, спящую в крайне странном положении.

– Нет, с ней все в порядке, у нее это бывает. Посадите ее, пожалуйста, в такси и отправьте по вот этому адресу.

– А она не сломается? У нее ноги как-то странно вывернуты и голова между ними торчит. Я думал, что краном на месте прибило ночью, что она так скукожилась. А потом гляжу ˗ нет, спит, еще напевает что-то.

– Не сломается, она у нас йог. Наверное, заснула в медитации.

Проснулась я уже дома. На кровати в собственной спальне.

– Зёеееема, я летом сплю на балконе. Там птицы, ветерок и береза шебуршит.

– Ты меня так не пугай, пожалуйста. Я понимаю, Сульфасалазин и все дела, но ты когда уходишь, хоть пиши куда. А то всем аулом искали, пока ремонтники наконец твой телефон не услышали. А вообще, может, не будешь одна гулять?

– Ага. Манной каши мне и в детский сад. На прогулку ходить парами. На мальчика-девочку рассчитайсь и вперед, кому зеленая лопатка досталась – тот молодец, остальные неудачники.

– Ну не так все плохо. Ладно. Кофе будешь?

– Кофе буду. А ты банку с вишенками не прихватила вчера из бара?

– Я себя еле прихватила. Один красавец меня в гости тащил, второй к нам напрашивался. Хорошо, старый друг случайно встретился. Я тебе рассказывала ˗ путешественник, «Экспедиция Дураков», панк-группа. Он тут проездом, завтра в гости придет с гитарой и байками.

– Хорошо. А старые друзья случайно не встречаются.

– Он кстати тоже 27-го числа родился.

– Идеааааально, – передразнила я вчерашнего Модника.

Я твердо верю, что 27˗ число особенное. А люди, умудрившиеся родиться 27-го числа ˗ волшебники. Все как один, и я сама в том числе.

Не давать старым друзьям наговориться вдоволь ˗ это преступление. Так что большую часть вечера я протанцевала с Дениской в парке. Перед тем как откланяться, я вставила свои пять копеек в диалог.

– 27.

– Да.

– Идеально.

– Идеально ˗ это 6. Перевернуть ˗ 9.

– А по сути 3. 3+3 или 3Х3.

– И на часах 3:33.

– А 3 в степени 3 = 27.

– А 2+7=9

– Т.е. 3, но не совсем. Совсем = 27

– Идеально.

После такого обмена любезностей мы, двое урожденных двадцатиседьмовочек, естественно, обменялись Инстаграмами, сняли друг перед другом шляпы, раскланялись, расшаркались и пошли каждый по своим делам. Он ˗ петь с Земфирой. Я ˗ танцевать с Дениской.

Дениска поставил Верочку на сцену в сквере протяженностью 200 метров под гордым названием «Парк желаний», раскурил свою хлороформовую трубку и наслаждался видом.

– Мне опоры для прыжка не хватает.

– А у меня день рождения тоже 27 числа.

– С чего это ты взял?

– С того, что это мой день рождения.

Верочка понятия не имела, когда у Дениса Луканина день рождения, но так уж ли это важно. Музыка была волшебная, тень в клубах хлороформовой трубки завораживающей. В момент кульминации Верочка все-таки прыгнула, но опоры действительно не хватило. Нога приземлилась неправильно.

– Эх ты, звезда Большого театра, знаешь же, что в кедах так не прыгают. Либо в балетках, либо босиком.

– Но кульминация же! Страсти-мордасти! Не вынесла душа поэта! Она же там стоит в распахнутом пальто. Ну как тут не прыгнуть?

– Хватайся, поэт. Пошли хромать тебя до дома)

Дома довольная Земфира пересказывала трэвелстори своего уже ушедшего старого друга и морально готовилась к завтрашним покатушкам на роликах с каким-то новым.

– Вы там с Денисом допереписывались до чего-нибудь? Пересекаться вживую собираетесь? Я тут в угаре купидонства нашла его страницу в контакте, ты не поверишь. 27 ноября. Как ты их вычисляешь? У тебя прямо чуйка какая-то. Я иногда даже не знаю, где заканчивается твой Сульфасалазин и начинается связь с космосом.