– Верно. А спорим, что ты даже не слышала о Советско-польской войне!

– Советской?

– Именно!. Она началась в 1918 году и позорно закончилась в 1921-ом. Причины поражения понятны – страна ослаблена революцией и Гражданской войной. Польша тогда получила Западную Украину, Западную Белоруссию. Мало того, Россия обязалась вернуть Польше все культурные ценности, вывезенные с её территории, начиная с 1772 года, и с уплатой ущерба в тридцать миллионов золотых рублей. Сейчас те, кто этого факта не знает, заявляет, что Россия захватила эти территории. А ведь она просто вернула старые границы.

– Об этой войне я ни в одном учебнике не встречала.

– И не встретишь, потому что правительство большевиков просто вычеркнуло сей позорный факт из истории становления советского государства. Уже после Великой Отечественной СССР вернул все потерянные территории, но какой ценой и какими последствиями?

– А были ещё и последствия?

– Иришка, ты разве не знаешь, что сейчас происходит в Украине?.. Ну, это уже новейшая история, и когда-нибудь уже наши праправнуки будут оценивать это время.

– Ты так много знаешь, Павлик! А мне уже и страшновато становится: вдруг не сдам ЕГЭ по истории? Оказывается, я полный профан!.

– Да успокойся ты, Ирка! Скорее всего, вопросов о поражениях русских в войнах в билетах даже не будет – у нас теперь курс на поднятие патриотического воспитания подрастающего поколения – итак за последние двадцать лет в этом вопросе много упущено и потеряно. А мне очень нравится военная тематика в истории, потому и знаю.

– А я даже не задумываюсь, почему люблю историю. Можно сказать, что меня больше увлекает археология. Представь: существовало много веков государство и вдруг исчезло! А ведь в городах и поселениях жили люди, работали, женились, растили детей, умирали…

– Кто собрался умирать? – спросила пришедшая с работы мама Иринки Наталья Степановна.

– Никто, мама! Это мы с Павликом готовимся к экзамену по истории, рассуждаем…

– Здравствуйте, тётя Наташа, – поздоровался Павел, встав со стула. – Ира, я пойду, пожалуй. Книги не буду забирать, пусть лежат до завтра. Ты не против?

– Пусть, они не мешают.

– А что ж ты, Павел, не поужинаешь с нами? – спросила хозяйка.

– Спасибо, тёть Наташа, я бы не отказался, но мне ещё проверить надо, выучил ли Димка уроки. Он хоть и правильный, но жутко забывчивый.

– Ну, как знаешь. Доченька, помоги мне на кухне, устала я что-то сегодня…

– Да, мама, ты отдохни пока, я всё сама сделаю, только Павлика провожу до калитки…

***

На следующий день Павел проснулся рано: ему необходимо было поговорить с отцом.

– Пап…

– Слушаю тебя, сын мой, – отец плескался под рукомойником. – Что-то ты раненько сегодня поднялся, ещё и шести часов нет. Случилось что?

– Ничего не случилось. Спросить хочу…

– Спрашивай. Если есть вопросы, значит, работают мозги.

– Понимаешь, мы с Иринкой готовимся к сдаче ЕГЭ по истории и вчера добрались до темы о русско-японской войне. Ты говорил, что наш предок в ней участвовал. Это по твоей линии или по маминой?

– По моей.

Отец уже умылся и сидел за кухонным столом в ожидании завтрака.

– Он сколько раз прадед?

– Если мне три раза, значит, тебе четыре раза пра-…

– А как его звали?

– Петром Алексеевичем.

– Он погиб?

– Нет, выжил. Он служил на суше в Порт-Артуре. Я точно не знаю, но он не был рядовым матросом.

– Почему.

– Что за вопрос? Сам мог бы догадаться, что кортики простые рядовые матросы не получали. И медаль, которой он был награждён, в серебряном исполнении.

– Да, я видел, ты нам показывал. Вот в связи с этим у меня к тебе огромнейшая просьба: разреши показать их Иринке.

– Отчего ж не показать? Молодёжь должна своими ушами слышать о подвиге предков и своими глазами видеть их заслуги.

– Папа, какой же это подвиг, раз наши не отстояли Порт-Артур?

– Дорогой сын, а ты подумай: готовность служить Отечеству, и не просто служить, а знать, что ты можешь отдать самое бесценное, что у тебя есть – жизнь, это уже подвиг. И совсем не важно, выиграл ты или проиграл – ты сознательно подставлял грудь, как щит, чтобы врага не пропустить, остановить. Тут уже о подвиге не думаешь.

– Я об этом как-то не задумывался. Я думал, что подвиг – это выигрыш.

– Ну, ты загнул! А о подвиге Александра Матросова во Второй Мировой войне ты слышал? Он ведь погиб, закрыв своей грудью немецкую амбразуру, будучи чуть постарше тебя. Неужели он думал о выигрыше? Он о Родине думал. Читать надо больше, сын.

– Ты совершенно прав, папа.

– Пусть мама тебе шкатулку откроет – смотрите и вникайте.

– Спасибо, папа.

Отец стал готовиться к выходу на работу, а Пашка пошёл будить младшего брата, который ещё сладко посапывал в своей кровати…

Как же долго тянутся уроки! Кажется, звонок не прозвенит никогда, а в рюкзаке Павла лежит заветная шкатулка с военными регалиями начала двадцатого века, и ему не терпится показать их Иринке. Все три урока Павел не сводил глаз с любимой девушки, сидящей к нему вполоборота. Она же чувствовала взгляд, и яркий румянец не сходил с её щёк… Ну вот и долгожданный звонок на большую перемену! Подхватив рюкзак, Павел подошёл к Ирине.

– Я принёс кортик и медаль, Ира. Пойдём в холл, я покажу их тебе.

Они устроились на банкетке у окна, и Павел извлёк из рюкзака шкатулку чёрного дерева, инкрустированную слоновьей костью, пожелтевшей от времени, и размером около сорока сантиметров.

– Какая прелесть! – восхищённо воскликнула девушка.

А Павел уже поднимал крышку. Внутренность её была отделана бархатом тёмно-вишнёвого цвета, а на донышке лежали кортик в ножнах и медаль на Александровско-Георгиевской ленте.

– Можно подержать? – спросила Иринка.

– Конечно, – улыбнулся Павел.

Поверхность медали уже почернела от времени. Наверное, её надо было чистить хотя бы раз в год, но поскольку это была всё-таки реликвия, её просто выносили иногда на свет божий и добрым словом вспоминали далёкого предка.

– Тяжёлая. Из чего она сделана, Павлик?

– Это серебряная медаль Она была предназначена для защитников Квантунского полуострова, где находился Порт-Артур. Вообще-то были изготовлены три варианта медалей – из серебра, светлой меди и тёмной меди.

Посмотри, Ира, на лицевой стороне изображено «всевидящее око», окружённое лучами.

– Интересное изображение. Почему именно око?

– Я обещал тебе поискать в интернете – я нашёл. Всевидящее око появилось в русской иконописи в конце восемнадцатого века как символ Всевидящего Бога. Сначала оно применялось, как купольное изображение в Храмах на вершине свода, а потом стали выполнять на доске как икону. Основанием такого изображения являются слова… подожди, я записал… вот: «Вот око Господне над боящимися Его и уповающими на милость Его».

– Сложно-то как. Я бы применила к медали только вторую часть – «…уповающими на милость Его». А Треугольник причём?

– Ну, также Всевидящее око может символизировать изображение Всевидящего Божьего Глаза, вписанного в треугольник. Это как бы символ Троицы, но он не канонизирован.

– Неправильное какое-то решение: надо было вместо даты так и написать под глазом – «Уповаем на милость Твою». А дату поместить на обратной стороне медали, где надпись «Да вознесёт вас Господь в своё время». Сразу было бы понятно, что это для погибших в 1904—1905 годах.

– Ириша, не все же погибли…

– Всё равно что-то не так… Паш, если честно, я бы побоялась носить медаль с такой надписью…

– Почему?

– Ты сам посуди: как будто человека заранее отправляют в мир иной. Он ещё не погиб, а его уже наградили – как-то противоестественно.

– А ведь ты в чём-то права, Ириша. Знаешь, ведь война ещё не была окончена, а чиновники-штабисты уже составили доклад на имя царя о необходимости создать особую медаль для участников войны. Предложили надпись «Да Вознесётъ Васъ Господь». Николаю Второму эта надпись не понравилась, и он написал на полях доклада: «В своё время доложить». Думаю, что он имел ввиду окончание войны, но чиновники во все времена были чиновники – убрали слово «доложить» и поспешили отчеканить медаль так, как она потом стала выглядеть. Хотя самый первый вариант медали имел надпись «Да Вознесетъ Васъ Господь».

– И правда особая медаль, необычная. Ей теперь, наверное, цены нет.

– Цены нет первой медали – вот она, действительно, раритет. А вторая медаль идёт у коллекционеров от полутора до пяти тысяч рублей. Но я хочу сказать тебе вот что – это я так думаю – этой медали цены нет! Столько народу погибло в войне! И ради чего? – ради амбиций империи? За передел рынка сбыта? За влияние на чужой территории? Зачем? Почти сто сорок тысяч человек погибло за два года! Воистину правда: на чужой каравай рот не разевай!

– Успокойся, Павлик! Ты мне покажи кортик.

Не дожидаясь, Ирина осторожно вытянула клинок из ножен.

– Смотри, Паша, на клинке Андреевский флаг… а на самом лезвии гравировка имеется… – Девушка поднесла клинок поближе к глазам. – Девиз какой-то…

– Ты прочти, прочти. Может вспомнишь что…

– «Жизнь – Отчизне, Душу – Богу, честь – себе». Ой, так это же девиз гардемаринов из кинофильма!

– Да. Только они говорили: «Честь – никому».

Иринка вдруг прижала кортик к груди и очень странно посмотрела на Павла – отрешённо, отстранённо, будто окунулась в далёкое прошлое время. Парню было знакомо состояние подруги: он сам впал в точно такой же ступор два года назад, поэтому терпеливо ждал, когда Ирина очнётся.

Первый предупреждающий звонок оповестил об окончании перемены. Иринка поспешила положить кортик в шкатулку и, встав, наткнулась на насмешливый взгляд Эльвиры, которая стояла напротив, как всегда, в окружении школьной свиты.

– О-о-ой, – протянула она, – посмотрите-ка на этих воркующих голубков! Тили-тили тесто – жених и невеста! Что ж ты, Павел, решил под конец учёбы изменить мне? Променять на эту курицу? Не пожалеешь ли? А-ха-ха! – вымучила она из себя явно завистливый смешок и оглядела окружающих, не призывая, а приказывая посмеяться вместе с нею.

Свита угодливо захихикала, а Иринка, вспыхнув, быстрым шагом направилась в класс. Павел неспеша положил шкатулку в рюкзак и спокойно отреагировал на выходку Эльвиры:

– Я вот всё смотрю и никак не пойму, чего в тебе больше, Эля, – злобы, зависти или… глупости. Красивая ты, но тупая и безмозглая, как… египетская мумия. Как же я раньше этого не замечал?

Он уже не видел отвалившейся челюсти Эльвиры, испуганных глаз подружек и не услышал злобного шипения: «Ты горько пожалеешь о своих словах, Павел Синельников, И очень даже скоро. Не быть по-твоему!».

***

– Ириша, я приду к четырём часам на луг, жди меня там, – говорил Павел после уроков, держа подругу за руку. – Подождёшь?

– Подожду.

Ирина не отнимала руки. Они стояли на виду у всей школы и не замечали никого. Казалось, вся Вселенная принадлежит им одним…

«Что может быть роднее рук любимой?» – тот, кто держал ладошки желанной девушки в своих, знает, что именно через них передаётся колокольный стук сердца, трепетное томление души, не остывающий жар тела, доселе неизведанный – и нежная мелодия любви двоих сливается в единый гармоничный дуэт.

Прошла мимо Эльвира, услышала первые слова Павла, остановилась, подняла на лоб бровки, кивнула головой, спрятала зловещую ухмылку и торопливо направилась к выходу из школы.

– Паша, вы домой идёте или до вечера тут стоять будете? – тронул брата за рукав пробегавший мимо Димка. – Если до вечера, то я вам покушать сюда принесу.

– Димка, – пришёл в себя Павел, – ах ты ж моська!

– Какая же я моська? – возразил «правильный» Димка. – Я не ругаюсь, а забочусь о вашем совместном здоровье… Ира, мы тебя до дому проводим. Да, Паша? – И, не дожидаясь ответа, ухватился за руку девушки.

Так они и пошли: посередине смеющаяся счастливая Ирина, а по бокам – сдержанно улыбающийся Павел и безумолку трещащий его младший брат Дмитрий…

Пообедав, Павел полез на крышу сеновала залатать дыру в рубероиде, которая образовалась от частых Димкиных посещений. Отец отругал младшего, а заодно попало и старшему. Закончив работу, Павел растянулся на прошлогоднем сене и незаметно для себя уснул. До встречи с Иринкой оставалось добрых полтора часа. Разбудил его жалобный голос братишки:

– Паша! Ну, Пашка! Где же ты? Отзовись, Пашечка… Беда у порога, а ты запропал куда-то… – и вдруг заорал истошным голосом, – Пашка, забери тебя комар!!! Где же ты?! Дом-то открыт!

– Ты чего орёшь, Дима? – высунулся Павел в чердачную дверь. – Что случилось? О какой беде ты говоришь?

– Прыгай быстрее вниз! Беда, беда случится!

– Не ори! Говори толком, по порядку!.. Успокойся, говорю!

– Пашечка, миленький, мы с Васькой у болота лягушек ловили, а потом туда заявилась Элька, а потом пришли Гаврила с Сёмкой. Мы испугались и спрятались, но видели, как Элька им деньги дала… много денег… Мы с Васькой удивились, подумали, что купила она у них что-то, у этих бандюганов, а она… она… ой, братик, она приказала им что-то плохое с Иринкой сделать!

– Что???

– Я не знаю, Паша, мы не расслышали! Сказала, что потом ещё денег даст. Мы с Васькой совсем испугались, а когда Сёмка с Гаврей ушли, мы к тебе побежали.

– Куда они пошли, слышали?

– Элька сказала, что Ира будет ждать тебя на лугу за фермой в четыре часа, поэтому она их послала раньше, чтобы до твоего прихода они успели…

– Когда это было? Ну, во сколько вы на болоте были?

– Я не знаю, но почти час уже прошёл… Что делать-то, Паша?

– К отцу бегите, быстрее!!!

Не слушая далее причитающего Димку, Павел кинулся в дом – на часах было около четырёх. Не успеть! Взгляд его остановился на шкатулке, стоящей посередине круглого стола. Кортик! Со скоростью звука нёсся парень на луг, и только одно слово повторялось: «Успеть, успеть, успеть!..»

Иринка с обречённость смотрела на надвигающихся местных бандюг Семёна и Гаврилу, которые уже час гоняли её по лугу. Сил сопротивляться больше не было. То неизбежное, что должно случиться, неотвратимо приближалось.

– Ну что, девица-красавица, готова? – ухмылялась противная, заросшая недельной щетиной, рожа Гаврилы. – Мы сначала «поиграем» с тобой немного – первый я по старшинству, а потом Сёмка, а уж затем ты упокоишься на дне болотца – и концы в воду…

– Что я вам сделала плохого? За что вы со мной так? – пробовала оттянуть время девушка: она ждала появления Павла с минуты на минуту.

– Нам лично ничего, а вот однокласснице своей Эльвире ты где-то на хвост наступила. А нам что? Деньги уплачены, а они не пахнут.

– Эльвира, значит?.. Не одноклассница она мне – змея подколодная – всё мало ей, всех бы под свой каблук загнала… Павла она потеряла, не держится он за её юбку более, вот на мне отыграться решила!.. Проклинаю! Её проклинаю, вас проклинаю!!!

– Нам без разницы, за чью юбку Пашка держится – о нём разговору не было. И проклятия нам твои тоже без разницы.

– Ну, хватит! Заткнись, Семён! Некогда нам! Не жрали ещё, – рявкнул Гаврила и буром пошёл на съёжившуюся от страха девушку.

– Эй, вы! – раздался за спиной насмешливо-дрожащий голос, – запыхались? Углекислый газ в крови преобладает?

Семён с Гаврилой обернулись на голос. Павел стоял в трёх метрах от них, широко расставив ноги.

– А тебя кто звал сюда? – сжал кулаки Семён. – Проваливай отсюда! Третий лишний.

– Чего ж проваливать? Может, я именно третьим хочу быть?..

– Не-е-ет!!!

Голос Иринки был таким звонким и страшным одновременно, что оба бандита зажали уши и закрыли глаза, чем воспользовался Пашка. Он подскочил к девушке и быстро сказал:

– Ириша, ты беги, беги в лес, я постараюсь их задержать. Димка с подмогой скоро будет. Да беги же! Меня в живых не оставят, так хоть ты спасёшься.

– Я не могу тебя оставить, Павлик!

– Беги, говорю! Ну!..

Убедившись, что Иринка стрелой помчалась к лесу, Пашка выхватил из-за пазухи кортик и развернулся лицом к сельским отморозкам.

– Ну, кто из вас посмелей? Подходи! Одного я точно отправлю на тот свет, не сомневайтесь!

– Ты что это, паря, ножичком махаешь? Тоже мне, защитничек! Ты курицёнку хоть раз голову сворачивал? Думаешь, так легко убивать? Не дури! Дай пройти! – Гаврила кивнул Семёну, и они разошлись, стараясь обойти Павла с двух сторон.

«А ведь он прав, – подумал Пашка, – убить не смогу, надо тянуть время…»

– О чём я думаю, тебя, Гаврила, не касается, но, если придётся убить – убью, не задумываясь!

– Ха-ха-ха! Аника-воин! Это мы сейчас проверим. Сёмка, заходи сзади.

Но Сёмка, глядя куда-то за спину Павла, протянул руку:

– Глянь, Гавря, чего это девка лежит?

– Иринка? – Пашка обернулся в ту сторону, куда указывал Сёмка.

Девушка действительно лежала у кромки поля, не двигаясь. Павел, отбросив кортик, со всех ног помчался к ней.

– Что с тобой, родная моя? – опустившись на колени, он приподнял её голову и ощутил, как рука покрылась тёплой липкой кровью.