Еще Христос не кончил говорить
Ученикам, уснувшим от печали,
Как уж народ пришел Его схватить,
Злодея словно, с кольями, мечами…
Иуда шел открыто впереди,
Пообещав коварным поцелуем
Предать Христа, но Тот предупредил
Его поступок и идею злую:
«Иуда! Целованьем предаешь
Ты Сына Человеческого ныне?»
По телу вора пробежала дрожь,
Когда лобзаньем предал Божья Сына.
«Я каждый день учил и был прямым,
Но ныне ваша власть и время тьмы!»
«Ты трижды отречешься от Меня», –
Сказал Христос Петру в предсмертный час.
«Пусть даже соблазнятся все, но я
С Тобой умру, не страшен мне соблазн!»
Боренье в Гефсимании, арест,
Допросы, издевательства, плевки…
Христу присужен был Голгофский Крест.
Бежали все, желаньям вопреки.
Бежал и Петр. О клятвах позабыв,
Во двор первосвященника проник,
Сел у костра, где слуги и рабы,
Руками к огоньку меж них приник…
Отрекся трижды он, костер потух…
И где-то близко прокричал петух!
И поднялося множество людей.
К Пилату Божий Сын был отведен.
Как улей, двор перед дворцом гудел.
Не будет Он теперь освобожден…
«Ты Иудейский Царь?» – Пилат спросил.
«Ты говоришь», – последовал ответ.
«Распни Его!» – народ, крича, просил,
Пилат же медлил, не решался: «Нет…
Он не виновен в том, в чем в злобе вы
Сурово обвиняете Его…
Я не казню невинной головы…
Царя ужель распнете своего?».
Публично руки там омыл Пилат.
А Божий Сын был предан и распят.
И повели Иисуса распинать
На место, что звалось Голгофский холм.
Друзья пустились кто куда бежать,
Враги толпою шли за Ним пешком…
И Симон Киринеянин помог
Крест донести избитому Христу,
А женщины, от слез не чуя ног,
На месте казни стали на посту.
Там был на крест кровавый вознесен
Целитель тела и души Христос.
Между двумя бандитами казнен
Был Тот, Кто свет во тьму земли принес!
А надпись на доске (как было встарь),
Гласила: «Сей есть Иудейский Царь».
Он шесть часов висел на том кресте.
Разбойники висели с двух сторон.
Один хулил в бездумной простоте,
Другой вину признал и был прощен!
Толпа бросала вызовы Ему:
«Других спасал? Себя не мог спасти!»
А Он Отцу молился Своему:
«Отец, невежд слепых в любви прости»…
Он Мать Свою Иоанну поручил,
А Ей сказал: «Отныне он Твой сын».
И шесть часов подряд кровоточил,
Оставленный Отцом, совсем Один…
И под конец «СВЕРШИЛОСЬ!» прокричал.
«Отец, прими Мой Дух»… и Дух отдал.
Иосиф, член совета, ученик,
Добрейший и правдивый человек,
Что Царство Божье ожидать привык,
Порой ночами не смыкая век,
Пошел к Пилату тело попросить,
И получил, и сняв Его с креста,
Решил во гробе новом положить
В своем саду, где быть Ему под стать.
Но женщины пошли туда за ним,
И видели, куда он тело клал…
Суббота наступила… Нелюдим,
Весь день второй сад будто бы проспал.
Не спалось только женщинам, они
Готовились пойти туда одни…
Поутру очень рано, когда ночь
Еще вбирала блеск последних звезд,
А свет зари, пытаясь превозмочь
Остатки тьмы, рвался из туч вперед,
Пошли ко гробу женщины, как тень,
Тихонько пробираясь по тропе…
Печальные от траурных вестей,
Еще помазать тело не успев…
И видят свет и камень в стороне,
И ангел светлый, молнии светлей:
«Иисуса ищете? Его здесь нет!
Воскрес из гроба силою Своей!»
ВОСКРЕС ХРИСТОС!
Скажите всем о том!
Все верные воскреснут со Христом.
1980
При кресте стояли Матерь Его,
и сестра Матери
Его Мария Клеопова
и Мария Магдалина.
Иоанн. 19:25
Весь день стояла у креста
Оцепенелая, без силы…
Зажала добела уста,
Не плакала, не голосила.
Опять, как тридцать лет назад,
Событья дней в душе слагала.
«Мой Сын распят… мой Сын распят…»
Беззвучно сердцем повторяла.
Между крестом и третьим днем
Пролег затишка промежуток.
Он душу поднял ей вверх дном,
Был для нее и благ и жуток.
И память из прошедших лет
Картинки воспроизводила:
И Вифлеем, и Назарет,
И Храм, куда Его водила…
Вот, Он Младенец на руках
В худом хлеву вдали от дома,
Где эхом прозвучал в веках
Впервые голос незнакомый.
Вот, Он подросток в мастерской,
Отца земного подмастерье.
В руках спорился труд мирской,
Росло заказчиков доверье.
Он чем-то влек к Себе людей,
Был для Нее и них курьезом –
Кудрявый мальчик-иудей
С миндалинами глаз серьезных.
Он рос, мужал и с каждым днем
Ей непонятней становился.
Молилась по ночам о Нем,
Чтоб дней грядущих не страшился.
О, сердце Матери! Оно
Уже предвидело разлуку:
«Мой Сын земной и неземной.
Он радость мне несет и муку»…
Нагрянул неизбежный час.
Она весь день за Ним ходила.
Своих, от слез опухших, глаз
С Него тревожно не сводила.
Потом… В течение трех лет
Не счесть ночей ее бессонных!
Есть Сын и все же Его нет, –
Он – достоянье посторонних.
Он толпы учит и целит,
И речь Его мудра и властна.
Но сердце Матери болит:
«Так говорить, как Он, опасно»…
Не Ей беду предотвратить.
Он был на муки предназначен,
Чтоб грех всемирный искупить.
Так почему же сердце плачет?
Так вот он меч, что Симеон
Ей предсказал в далеком прошлом!
Спасенье Божье видел он
В Ее, едва рожденной, Крошке…
«Мой Сын земной и неземной…
Он Божий Сын и Агнец Божий.
Он Сын и Он Спаситель мой!
Смерть быть концом Его не может!»
Сидит в раздумьях долго Мать.
Ей далеко не все понятно.
Все научилась принимать,
Приятно Ей иль неприятно.
Она одна и ночь темна,
И сердце судорожно бьется.
В просвет окна глядит луна,
Свет голубой по стенам льется…
Нашло предчувствие, как тень:
«С Ним что-то будет… что-то будет…»
Не знает, что на третий день
Отец Распятого пробудит!
Трепещет лист у пальмы на ветру.
Как легкий веер в пальчиках испанки.
Деревьям легче пережить жару
И солнечные знойные припарки.
А люди где-то умирают в зной,
И куры мрут, и скот ведут на бойню…
А мать, гуляя под руку со мной,
Вздыхает: «Сердце бьется перебойно»…
Июль. Жара. Опять в цветах весь сад.
Еще полгода снова за плечами.
Сижу в тени, глотаю оранжад
Под струйки водной мерное журчанье.
Бежит водичка из кувшина вниз
На лилии в искусственном ставочке.
Верхушку в небо тянет кипарис,
Исчезла пчелка в чашечке цветочка.
Так хорошо! Такая красота!
Роптать ли мне на зной в такой усадьбе?
Ведь это сон! Заветная мечта!
Молюся лишь, ее не потерять бы.
Чтоб продолжалась так на радость всем:
Усталой маме, мужу, мне и детям,
Внучатам и друзьям, как звук поэм,
Написанных прославленным поэтом.
Закрыв глаза, лицо направив ввысь,
Сижу, молюсь, благодарю… и плачу…
Как благ Господь! А вы, друзья, а вы,
Кого благодарите за удачу?
Лето 1980
У осени свое очарованье.
Как женщину не портит седина,
Так ей к лицу природы увяданье.
А без того она, как не она.
В субтропиках она едва заметна,
Но все же есть. Я радуюсь тому.
Ведь мы похожи в нескольких приметах,
Известных нам и больше никому.
Она прекрасна в золотом наряде
С ковром из листьев пестрых под ногой.
Я с ней встречаюсь в утренней прохладе,
Такою близкой мне и дорогой.
Туманный саван покрывает горы.
Заря над морем в лиловатой мгле.
Весна и лето пролетели скоро.
Все пролетает скоро на земле…
Мне сладок щебет птичий на рассвете
И дорог веток оголенных взмах;
И листьев шепот о весне и лете,
О том, что после осени – ЗИМА…
Ноябрь 1982
Ноябрь, и где-то, верно, выпал снег.
Ледок под ним лежит, как вор в засаде.
Ступнет в него нечайно человек,
И вмиг лишится важности во взгляде.
Поедут ноги накрест иль в шпагат,
И полетит в сугроб вороной шапка.
И будет вид комично-глуповат,
Как при подножкой вызванной посадке.
Но это где-то, а у нас не так:
У нас не то чтоб вечным было лето,
Но речи быть не может ни о льдах,
Ни о снегах, ни о колючих ветрах.
И месяца нет лучше ноября,
Безветренней, теплее и прозрачней.
Он каждый год спешит ко мне не зря
С поэзией, что лучших проз удачней.
Я не забыла прошлых ноябрей
С их ветром, гололедом и снегами.
Но наш куда приятней и добрей.
Нам с ним легко, ему не трудно с нами.
В моей судьбе давно царит ноябрь
Спокойный и прохладный (но не очень).
Он зиму предвещает мне, но я
Продлить хочу ноябрьскую осень.
Еще успеет наступить зима.
Пусть подождет, повременит немного.
Мне уже слышен ее крыльев взмах.
А налетит, не буду спорить с Богом…
1983 (Ноябрь в Южной Калифорнии)
Осень. Вечный Художник разлил и разбрызгал все краски.
И пестрит и кружится в глазах этот калейдоскоп.
Осень. В зеркале вод себя видит природа без маски.
И земля отдает до последнего плод свой и сноп.
Осень. Время раздумий и воспоминаний.
Год почти позади. Впереди Рождество, Новый Год…
Осень. Время проверки пройденных путей и желаний.
Время вновь подытожить духовный расход и приход.
Осень. Сладкое, тихое, грустное время.
Золотая пора листопадов и серых дождей.
Время сбора плодов там, где было посеяно семя
От терновника, плевел, пшеницы, янтарных гроздей.
Осень. Время подумать о том, что и жизнь наша семя,
Что мы можем по ветру рассеять ее наобум
Или в доброй земле для нее совершить погребенье,
Чтоб воскресла, истлев в ее временном, нужном гробу.
Осень. Мысли о жатве, о Боге, о жизни и смерти…
О зерне, что по смерти лишь много приносит плодов.
О Христе, Кто сказал: «На Меня посмотрите и верьте,
Что без жертвы и боли не будет плодов от трудов».
Будет только бесплодность, бесцельность и будет
бездарность.
Урожаи не тешат, не радует жизни итог.
Осень. Хочешь Творцу принести благодарность?
Сей и жни так, чтоб жатвой твоею доволен был Бог!
День благодарения, 1981
…Dans се trajet кi court
de la branche а!а terre…
Cyrano de Bergerac – Edmond Rostand
Короток путь от ветки до земли,
Осенний день печален, сер и мглист…
Безжизненно, как будто из петли,
Сорвался и упал на землю лист.
Момент разлуки был неуловим –
От ветки отломился черенок,
Как будто бы незримый херувим
Слегка его коснулся, дав толчок.
И ветер, как прозрачный парашют,
Понес к земле плавней, чем два крыла.
И лист забыл родных ветвей уют,
Забыл какою жизнь его была.
Он перешел в иное бытие,
Отдался измерениям другим…
Так кончу я здесь странствие свое.
Дух запоет освобожденья гимн.
В какой-то день… осенний, может быть,
(Мне Бог на это света не пролил),
Я оторвусь от жизни, чтобы жить!
Короток путь от ветки до земли.
Январь 1977
О проекте
О подписке