Охота не задалась. Птицы на знаменитых Теплых озерах было много, но не для таких охотников, как Луи и его друзья. Ни королевских цапель, ни знаменитых своей верткостью чернокрылок – сбить ее влет почетно для любого стрелка – и близко не было. А бить рыжих уток, не пожелавших взлетать, даже когда в них полетели палки и комья земли, но медленно и нагло отплывших к середине озера, было позорно. Стрелять по сидящей птице – это не для нобилей. Выручили дикие гуси, но и те, потеряв десяток-другой товарищей, уразумели, что в этом месте становится опасно, и дружно устремились на северо-восток. Не ахти какая добыча, но сбитых птиц вполне хватало для того, чтобы накормить две дюжины молодых и голодных людей, которым все равно больше нечего делать.

Матей и его бренчащие железом вояки в тростники не полезли, и Луи решил отдохнуть от их общества, а посему отыскал сравнительно сухой полуостров, глубоко вдававшийся в одно из озер, где и провел весь день, подтрунивая над приятелями. Хорошее настроение вернулось к принцу вскоре после полудня, когда он победил в шутливом поединке третьего по счету сигуранта. Жизнь была прекрасна, даже несмотря на наличие такой гадости, как Бернар, Митта или Матей. А поскольку настроение вожака очень быстро передается всей стае, к вечеру из леса вывалилась очень даже веселая компания, которую нисколько не смутил вид торчащих на лугу стражников. Напротив. День выдался солнечный, и Луи с восторгом подумал, что просидеть десять часов кряду в нагретых железных горшках – достаточное наказание за назойливость.

Матей ничего не сказал, его люди молча заняли место в хвосте кавалькады и двинулись к тракту. По дороге Луи пытался решить, чего ему меньше не хочется – вернуться в Гаэльзу на вечеринку, которую местный эркард по недоразумению называет балом, или же провести еще одну ночь в Лошадках с этой самой Саной или не Саной. Желание узнать, как зовут девчонку, которой он подарил приглянувшееся Митте кольцо, победило, и принц повернул к Лошадкам.

Отдохнувшие кони шли веселой рысью. Поднявшийся к вечеру ветерок приятно освежал, трава была зеленой, небо синим, а жизнь сносной. Темно-серая тучка на горизонте поначалу Луи не заинтересовала. Ну туча и туча, летит себе куда-то, и пусть ее. Больше облаков на небе не было, и арциец с полным основанием решил, что дождя ждать не приходится. Однако вскоре туча, упрямо висящая на одном месте, распалась на отдельные столбы. Чалый Атэв потянул ноздрями воздух и коротко заржал, что на него совсем не походило. Слегка встревоженный Луи сосредоточился, и ему показалось, что он чувствует едва уловимый запах дыма. Принц натянул поводья. По всему выходило, что в Лошадках пожар, но не могла же средь белого дня запылать целая деревня. Луи резко обернулся к ехавшему сзади курносому сигуранту:

– Жани, крикни сюда зануду. Он мне нужен.

Матей появился сразу же, хотя каждое его движение казалось неторопливым. Ветеран подъехал к Луи и спокойным, равнодушным голосом – словно никогда не качал маленького непоседу на своей ноге – осведомился:

– Вы меня звали, монсигнор?

– Да, Проклятый меня побери. Похоже, Лошадки горят, или я ничего не понимаю!

Матей довольно долго вглядывался в серые столбы на горизонте.

– Горят, и пусть меня сожрет лягушка, если их не подожгли. Я с вашим батюшкой нагляделся на такое в Чинте, когда вас еще на свете не было. Но кто бы мог чудить здесь?

– Сейчас разберемся, – пообещал Луи. – А ну, все в галоп!

4

Кони отказывались идти вперед, с испугом косясь на догорающие домики. Стоившие целое состояние гунтеры не были лошадьми войны, их не приучали ни к запаху гари, ни к трупам, через которые приходится переступать.

Этого просто не могло быть, но это было. Луи отдал бы полжизни за то, чтобы увиденное оказалось пьяным бредом, разум отказывался верить глазам, а вот отчаянно бьющееся сердце поверило сразу. Лошадок, где они еще вчера спали, пили, целовались с хорошенькими селянками, не существовало.

Арция не воевала давно. Очень давно, если не считать мелких приграничных стычек и дела пятнадцатилетней давности, но атэвы не жгли дома и не вырезали людей. Они не собирались портить имущество, которое намеревались заполучить. Две армии, арцийская и атэвская, некоторое время гонялись друг за другом среди виноградников и наконец сошлись в решающей битве, после которой атэвы убрались за свой пролив, потеряв при этом – с помощью эландцев, разумеется, – полтора десятка кораблей. Это была война, о которой мечтает любой нобиль, – полная подвигов, взаимных расшаркиваний и богатых трофеев. В Лошадках же произошло немыслимое. Ну кому могло помешать затерявшееся среди озер и лесов село? Но ведь помешало же…

Луи вздрогнул, налетев на лежащий посреди улицы труп. Было еще достаточно светло, чтобы он мог узнать свою вчерашнюю подружку, которую звали Сана. Или не Сана. Этого он уже никогда не узнает. Девушке повезло – она умерла сразу, так как никто не в силах перенести подобный удар в голову и остаться живым. Череп малышки был размозжен чудовищным ударом сзади, тонкая рука перерублена чуть выше запястья, а отсеченная кисть куда-то делась. Это оказалось последней каплей. К горлу принца подступил отвратительный пульсирующий комок, и арциец бросился в заросли распускающейся сирени, где его и вывернуло наизнанку.

Хвала Эрасти, охотничья фляжка оказалась на месте, и Луи чуть не захлебнулся крепчайшей, обжигающей горло царкой. Голова немного прояснилась, но к глазам подступили слезы. Молодой человек со злостью прикусил губу, пытаясь с ними справиться. Сколько раз в мечтах он скакал впереди войска, преследуя бегущих врагов, спасал прекрасных дам и с презрительной усмешкой бросал к ногам дядюшки-императора военные трофеи! Теперь он дрожал от ужаса и бессильной ярости в саду сгоревшего дома, а в голове билась мысль: это ты убил ее, подарив кольцо. Ее убили и отсекли руку с перстнем, чтобы долго не возиться… Если бы не ты…

– Выходите. – Матей был груб и спокоен. Как, собственно, и всегда, хотя физиономия ветерана была бледнее обычного. – Вы арцийский принц, Проклятый вас забери, – вот и докажите на деле, что не только юбки задирать умеете.

Луи молча кивнул и на все еще дрожащих ногах заковылял на улицу, где толпились его сигуранты и друзья вперемешку с воинами Матея, причем лица многих отливали той же болотной зеленью, что и у принца. Странное дело, это зрелище почему-то успокоило племянника императора, напомнив как о том, что не он один такой неженка, так и о том, что все эти люди пришли сюда за ним и из-за него. Это совсем не походило на старинные баллады, но Луи понял, что следует делать.

– Коня! – Атэв отыскался тут же, и Луи легко взлетел в седло. Чалый, хоть и был единственным на всю охоту боевым конем, начал осаживать, и Луи сообразил, что кони только помешают. Сдерживать напуганных пожаром и трупами животных, когда возможен бой… Луи, махнув рукой, соскочил на землю и лично привязал жеребца к какой-то жердине. – Найдется тут десяток мужчин, которые в состоянии переносить это зрелище и не блевать при этом в кустах?

Несколько человек вышли вперед. Странно, но яростная вражда между людьми принца и людьми Матея куда-то исчезла. Теперь они ощущали себя единым целым – небольшой кучкой людей, столкнувшихся с огромным и непонятным злом.

– Возьмите собак на сворки. Мы сейчас обшарим деревню. – Принц старался говорить спокойно, и с каждым словом это выходило все лучше. – Надо понять, кто тут побывал. Может быть, остались живые. Ждите нас, – он огляделся по сторонам, – вон у тех зарослей. Старшим остается сигнор, – он впервые за последние полгода назвал его так, – ре Матей.

Луи немного запнулся – еще вопрос, пожелает ли старик выполнить его приказ, но Матей наклонил плешивую голову в знак согласия. В ответ Луи тронул эфес шпаги и пошел впереди своих людей по заросшей молодой расторопшей улочке.

Они обшаривали деревню дом за домом, благо она была небольшой. Имущество селян не тронули. Видимо, роскошный рубин на руке деревенской девчонки стал единственной ценной добычей, взятой в Лошадках. Кроме самих жителей. Люди куда-то исчезли: трупов было явно меньше, чем обитателей деревеньки, и лежали они так, словно их приканчивали походя, как отбившихся от стада овец. Чем ближе к площади, на которой стоял старенькая, но чистая и веселая церковь, тем больше убитых валялось на улице. Луи уже не сомневался, что сельчан зачем-то сгоняли к храму. Странно, но боль и ужас отпустили, принц ничего не чувствовал, словно выпил настойку плешивого гриба,^[15] которой его однажды опоил медикус, взявшийся вырвать больной зуб. Принц действовал как во сне, когда видишь себя со стороны. Собаки, скуля и упираясь, все-таки шли вперед, но пока ни одной живой души обнаружить не удавалось. Луи почти равнодушно переступил через полную молодую женщину, в спине которой торчала стрела, и ее ребенка, пригвожденного к земле странным белым копьем, про себя отметив, что мертвых надо будет как-то похоронить и что это работа на всю ночь.

У одного домика – здесь жил кузнец – они в первый раз наткнулись на попытку сопротивления. Деревенский силач дорого продал свою жизнь. Судя по кровавым лужам и переломанному оружию, кого-то из нападавших он достал, но трупы или раненых унесли. В доме на постели лежала хрупкая женщина в синем платье и трое ребят – мал мала меньше. Что-то в их позах казалось странным.

– Это он сам их, – Винсен, аюдант Матея, неотвязно следовал за Луи, но принца это больше не раздражало, – верно, решил, уж лучше сам, чем эти…

– Кто «эти»? – хрипло пробормотал Луи.

– Ума не приложу. Никогда такого не видел. Оружие не наше и тряпки. – Воин кивнул на разодранный светло-серый плащ, придавленный тяжелым телом кузнеца. – Поговаривают, в Последних горах погань всякая гнездится, но чтобы такое…

– Куда они людей погнали, как ты думаешь? Может, еще догоним?

– Боюсь, недалеко, – махнул рукой ветеран, – собраться не дали. Вещи все тут. Этот вот даже детей прикончил, значит, видел, что их ждет… Найдем всех в одной яме.

И они действительно нашли всех. Но не в яме, а в деревенском храме. Прошел не один день, пока заглянувшие туда смогли снова улыбнуться.

Бесконечный весенний вечер тянулся и тянулся, и на чистенькой площади, несмотря на дым, было довольно светло. Светло было и в храме, хотя лучше бы спасительная тьма прикрыла своими добрыми крыльями то, что сильные сотворили со слабыми.

Основные двери в храм были закрыты и приперты стволами двух вековых каштанов, еще утром украшавших площадь яркой весенней зеленью. Единственным входом в здание оставалась маленькая дверка, которой обычно пользуются клирики и которая ведет в недоступное простым прихожанам помещение. Луи с детства знал, что этот порог переступать нельзя, но не колебался. По всему видно, людей согнали в церковь, значит, что бы там ни ожидало, нужно войти. Винсен дышал в спину, это придавало уверенности. Арциец, велев двум сигурантам, казавшимся поспокойнее, идти следом, вошел в Чистый Зал.^[16] Там они нашли толстенького деревенского клирика, его возглашальщика и четырех старух, из числа тех, что вечно толкутся у храмов.

Триединый, дом которого они защищали изо всех своих смешных сил, разумеется, им не помог. Нападавшие прихлопнули бедняг, как мух. Погибшим повезло – они не увидели ни оскверненного алтарного чертога, ни сошествия Смерти в их скромный храм. А Луи Гаэльзский, племянник императора Базилека, увидел все.

На алтаре лежала обнаженная девушка. Та самая рыженькая, которую он приметил вчера. Она так весело заигрывала с красавцем-охотником, так бурно расплакалась, когда он предпочел другую, что Луи и подумать не мог, что эта милая резвушка – девственница. Лучше бы она ею не была, тогда бы ее, возможно, просто убили на месте, как пять или шесть ее подруг, чьи тела грудой валялись в углу среди переломанной церковной утвари. Сана же – теперь принц совершенно точно вспомнил, это имя носила именно она, а не та, другая, – была раздета донага и пригвождена к алтарю чудовищным подобием оленьих рогов, пробивших тело в десятке мест. Сначала ее изнасиловали прямо на алтаре, а затем оставили умирать, и умирала она страшно и долго, очень долго. Восковая бескровная кисть еще была теплой – жизнь покинула тело совсем недавно.