Глава 8

1

Отец Лолы упал – шпага лоассца пронзила седого хитано насквозь, Пепе и Берто исчезли, но Лопе все ещё прикрывает спину… Бой не кончен, господа хаммериане! Вас никто не звал, и вы не пройдёте. И не уйдёте! Бертильо вас не выпустит. В память Сан-Марио, в память всех нас!

Выстрел пистолета свалил хромого загонщика, давно не видно Мигелито, но и бесноватым невесело. Нового подкрепления у них нет, значит, де Гуальдо дерутся. Достойные люди, жаль, он так и не заехал в замок. Два вечера слишком мало, разве что после… После боя или после смерти? Ушедшие спина к спине узна́ют друг друга хоть в раю, хоть в преисподней, не могут не узнать!

Ещё трое? Четверо? Берёте в кольцо? Ну-ну…

– Лопе!.. Обернись! Лопе!!!

Упал. Лицом вниз. Мёртв? Ранен? Не подойти, не узнать, только увести от тела этих, не дать добить… Если есть кого добивать!

– Вы… Дьявольское отродье, сюда! Хотели де Ригаско? Это я!

К дереву! Оно не упадёт и не отступит. Только б не зацепиться за корень! Ринулись следом, а Лопе лежит, не шевелится. Ты почти неистовый Александр… Почти, потому что один с сотней справится только в песне… А как насчёт четверых? Хруст, топот, странный звонкий крик… Птица? Вопль лоассца, белые от бешенства глаза, метнувшаяся наискось тень, сдвоенный выпад.

– Убирайся к дьяволу!.. И ты тоже, каналья!

– Сеньор!.. Держитесь… Мы тут!

Горцы с дубинами…. Пробивают проход. Трое на трое, ты больше не Александр и опять жив! Кинжал застрял в груди белолобого, не вытащить… Уцелевший лоассец отскакивает, уворачивается от дубин, мчится к своим.

– Сеньор, у вас кровь.

– Чужая… Надеюсь!

На другом конце поляны, в кустах орудуют двое местных. Белолобые опасаются лезть на рогатины… Слуги Господа, черти б их взяли! Так вниз или вверх? Лошади ждут за гребнем. Лошади, Иньита, жизнь…

Сколько их осталось? С дюжину, не больше. Люди падали один за другим… Более слабые погибли первыми, так было, так будет. Неплохая охота, шли на зверя, а нарвались на хаммериан. Нужно пробиться к загонщикам, а дальше? Лошади готовы, а к де Гуальдо всё равно не прорваться. И к Маноло с Себастьяном… Хайме с Лиханой тоже внизу. Ещё дерутся или уже мертвы? Им не вырваться, но те, кто здесь? Хитано, уцелевшие охотники, стоящий на коленях Пабло… Их ещё можно вывести. Это не бегство! Они вернутся вместе с солдатами и разорвут белолобых на куски. Сегодня же вернутся!

Свист бича, щелчок, похожий на выстрел, низкий яростный вой. Мигелито жив и лупит наотмашь. По глазам, рукам, шеям, рассекая кожу, разрывая мышцы, валя с ног. Лоассец с кинжалом отшатывается, чтобы нарваться на шпагу. Отправляйся в ад!

– Сеньор…

– Что на дороге?! Ты видел?

– Камни…

Баррикада ещё не разобрана! Альфорка оставит белолобых в покое лишь мёртвым. Значит, нужно идти вниз. Вниз, к де Гуальдо, Маноло, Лихане. Покончить с этими и идти…

2

В первый раз за свои сорок шесть лет Матье Лабри мог лишь молиться. Он не мог отозвать Мату, Бустона, Гийома, Крапу, потому что сбесившиеся паписты вцепились в завал, как дьявол в грешную душу. Не перерезав этих сумасшедших, дорогу не расчистишь, а в обход идти поздно. Нельзя было и встать плечом к плечу с товарищами, так как полковник отвечал перед маршалом и Господом за проклятый монастырь, до которого ещё нужно было добраться. Оставалось сжимать кулаки и шептать святые слова, готовые оборваться богохульством, потому что еретики убивали. Без жалости, без смысла, не щадя себя.

Дрались по всему склону. Того, что творилось в верхних зарослях, было не разобрать, просто из жёлто-зелёной стены проступали и вновь исчезали смутные силуэты да ползли поодиночке вниз выбравшиеся из ада раненые. Те, кто мог ползти. Роже пытался их расспрашивать, но солдаты мало что знали. Папистов оказалось больше, чем думалось поначалу. Рядом с охотниками дерутся нечестивцы из адуара. Бустона не видели. Мату четверть часа назад был жив, а Гийома Лабри раз за разом замечал в гуще схватки. Великан не струсил перед бронированными монстрами. Он делал что мог, стягивая вокруг безликих сверкающих фигур живое кольцо. Лабри отдал бы всё на свете, чтобы встать рядом со старым другом, но его место было здесь.

Только теперь полковник понял, что выпало маршалу Танти у Сальса и Сан-Марио. Посылать в бой товарищей. Тех, кого ты знаешь в лицо и по именам, и ждать, зная, что вернутся не все. Это страшнейшее из испытаний, ниспосланных Господом, горшей муки нет и в аду!

А может, всё-таки рискнуть? Господь не допустит его смерти, ведь от него зависит исход всего дела! Обойти заросли слева, отправить Гийома вниз, собрать растерявшихся… Нечестивцев надо разделить. Пока они вместе, они непобедимы, но стоит повалить хоть одного, и железный строй будет сломан. Останется разметать еретиков в разные стороны и добивать поодиночке. Если броситься закованному в железо убийце в ноги и опрокинуть, он не поднимется!

– Роже!

– Мой полковник?

– Я… Дай флягу. – Гийом не глупей тебя, на голову выше и вдвое сильнее. Смирись и делай, что должно. Это гордыня толкает под руку и шепчет, что ты справишься лучше. Не слушай! Верь Гийому, верь своим солдатам, ты их подбирал по одному, ты знаешь их не первый год, они не подведут.

– Упал! Мой полковник, один упал!..

Так и есть, хвала Господу! Сверкающая фигура рухнула в пыль, подняться ей не дали, навалились, сели верхом, мелькнула занесённая для последнего удара рука… В железном строю образовалась брешь, её не успели закрыть! Сатанинский меч треснул и развалился на два осколка, между которыми набивались все новые и новые солдаты. Вновь мелькнул Гийом. Старина и без лат и шлема не уступал папистам ни в росте, ни в силе!

Матье Лабри шумно выдохнул воздух. Это малыш Роже может кричать и размахивать пистолетом, но какие же молодцы! Как быстро перегруппировались и окружили бронированные тройки со всех сторон. Проклятых еретиков не спасут ни доспехи, ни тяжёлые мечи!

3

Они вместе! Между молотом и наковальней, но вместе, а хаммериане всё ещё топчутся у завала. Солдаты не опоздают, просто не смогут опоздать. Главное сделано, теперь собраться в кулак и вырваться, обманув ещё и смерть. Сколько минут они уже отыграли? Сколько жизней?

Карлос де Ригаско попробовал шевельнуть плечом, едва не взвыл от боли и обернулся, выискивая Доблехо или Мигелито. Как раз вовремя, чтобы встретить двоих белолобых лицом к лицу. Некстати, но уж как есть, а поодиночке твари не нападают… Даже на раненых… Тот, что впереди, отвлекает внимание, второй пытается зайти слева. Кружат вокруг, берегут шкуру. Опытные ребята, но не мастера клинка. Утром в пять минут стали б покойниками, час назад и то было бы проще. Дьявол бы побрал великана со шпагой, хотя он его и побрал… А вот рука висит как плеть…

Выстрел за спиной. Предсмертный крик? Неужели Лихана? Как же жаль! Бросок слева… Нашёл время, сволочь! Звон клинков, белолобый отскакивает. Недалеко, чует кровь… Не отстанет, значит, нужно убить.

Длинная тень рассекает прогалину. Охотник вепрем мчится вперёд, два длинных кинжала словно клыки. Наперерез кидаются трое, горец падает наземь, перекатывается, вскакивает, вспарывает налётчику брюхо и исчезает из виду. Из ниоткуда возникает Доблехо с залитым кровью лицом. Жив! А вот двое белолобых – нет! Кто сказал, что нельзя бить в спину? Сейчас можно всё…

– Где Маноло? Хайме?

– Маноло был жив.

Был…

– Что с тобой?

– Плечо. И спина… Собирай всех… Уводи… Через гребень…

– Давай… Ты…

– Убирайся!

Доблехо кивнул, резко повернулся, бросился к камням, за которыми кипела свалка. Просвистел кинжал, оцарапал шею. Этого ещё не хватало! А вот и хозяин кинжала, невысокий, юркий… Уж лучше бы великан! Хаммерианин приближается, заходит от солнца – чёрный, окружённый сиянием силуэт… И второй, тяжелее, шире, с дубиной. Свой. Из людей де Гуальдо. На него кидаются толпой, не давая размахнуться. Помощи не будет, но шпага у тебя в руках, жаль, что за спиной всего лишь шиповник.

– Подлый папист! – не крик – визг, дикие глаза, перекошенная морда. – Умри!

– После тебя! – откачнуться в сторону, пропустить разогнавшееся тело, вогнать шпагу в спину… Как просто… Как медленно он падает! А коршуны все кружат и кружат.

– Сеньор, давайте вверх! – Мигелито, нашёлся… Какой он всё-таки огромный! – Сеньор…

Птицы в пронизанном светом небе. Алые пятна на чёрных крыльях… Лихана рассказывал… Или де Гуальдо? Оба мертвы, а земля стремительно уходит из-под ног. Склон, заросли, лента дороги, всё словно в тумане… Какой высокий холм. Как много пыли, ничего не разобрать.

– Мой сеньор!..

– Выведи Хайме!.. Он где-то здесь!

Земля стремительно отдаляется, но мечущиеся фигуры обретают чёткость. Проклятье, как же больно глазам!

– Я оседлала коня…

Белёсый склон, сухие, мёртвые травы, камни и трупы… Как много… На ногах только двое де Гуальдо, они в плотном кольце, но бой ещё идёт. Длинный меч поднимается и сносит голову в белом колпаке. Голова падает на грудь другого покойника. Сверкающая фигура вновь заносит клинок… Пистолетная вспышка, шарик дыма… Может, доспехи и выдержали, но человека шатнуло назад, он споткнулся о чей-то труп и упал, оставив родича с неприкрытой спиной. Одного.

– У твоего сына будут твои глаза.

Дорога… Почему она так близко? Где де Гуальдо и мертвецы? Маноло?! Откуда?..

Альфорка, шатаясь, поднимает пистолет… Целится в кого-то высокого у обочины. Меж стрелком и целью бросается темноволосый мальчишка. Падает в пыль. Падает и Маноло. Сердце стрелка остановилось до выстрела, но он всё же нажал на спуск.

Свет и лицо Лолы. Алый цветок у виска, мёртвый Маноло, запёкшаяся рана, слипшиеся от крови волосы, малиновый шиповник над головой, солнечный свет, тени и дорога. Она уходит всё дальше вниз, становится лентой, перетянутой жгутом веной, тонкой, серой нитью, сливается с бурым холмистым морем.

– У твоего сына будут твои глаза…

Глава 9

1

Знакомая фигура мелькнула в гуще вспыхнувшей с новой силой схватки. Хайме застыл, веря и не веря глазам. Карлос?! Назло белолобым, набившимся между отрядами де Ригаско и Лиханы? Юноша вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит. Сомнений не осталось. Карлос в окровавленной рубахе, шатаясь, отступал к кустам, потом его загородила высокая фигура… Мигелито! Взметнулся бич, на подмогу хитано бросился горец… Фарабундо. Ему наперерез ринулась чуть ли не целая толпа. Белолобые загородили и Карлоса, и хитано, но юноша успел заметить, как упал один лоассец, как схватился за голову другой, и тут что-то полоснуло по бедру. От неожиданности Хайме пошатнулся и торопливо огляделся: рубанувший его на бегу белолобый был уже в нескольких шагах – спешил присоединиться к большой свалке.

Любоваться первой раной пришлось недолго – хаммериане чуяли кровь не хуже гиен. Хайме опёрся на здоровую ногу, готовясь огрызаться до последнего. Штанина набухала кровью, но больно не было. Подоспевшие налётчики переглянулись и засмеялись. Их было двое, и они всё ещё смеялись, когда свистнувшая рогатина вонзилась в живот тому, кто был ближе. Белолобый с бычьим мычаньем свалился под ноги товарищу, сбив того с ног. Юноша шагнул, достав упавшего клинком. Нога действовала, а за плечом был друг.

Охотник, метнувший рогатину, словно копье, сморщился и рванул древко – массивный наконечник с чавканьем вырвался из живого тела. Хайме схватился за горло.

– Идти сможешь?

– Да… Там у шиповника… Надо посмотреть!

– Нет.

– Там Карлос!

– Нет.

Передышка кончилась: хаммериане не собирались упускать добычу. Вместе с охотниками и хитано Хайме отступал к роще, а белолобые шли следом. Они падали, но меньше их не становилось. Фигуры в белых колпаках казались одинаковыми и отвратительными, словно в кошмаре. Они были всюду: появлялись, лезли на шпаги и рогатины и сами кололи и рубили, сливаясь в живое безликое нечто, от которого не оторваться.

На траву упала призрачная сетка. Тень… Прогалина кончилась, уступив место зарослям. Тут не пофехтуешь и не попрыгаешь. Хайме торопливо сунул шпагу в ножны и выхватил второй кинжал.

Стало прохладнее. Под ногу угодил узловатый корень, резкая боль напомнила о ране, но кровь вроде остановилась. Странно, бедро болело меньше, чем плечи. Сбоку затрещало – белолобые пёрли напролом. Охотник, оттолкнув Хайме, выставил рогатину, её лезвие было красно-бурым. Первый из хаммериан отшатнулся и зацепился за низко торчащую ветку. Горец не мешкал – предназначенное для кабана широкое отточенное перо с лёгкостью вошло неудачнику под челюсть.

– Бежим! Быстрей!

Они вывалились на очередную прогалину, почти налетев на троих дерущихся хитано, и Хайме едва не взвыл, узнав Мигелито. Карлоса рядом не было, его не было нигде!

– Где он, Мигелито?! – Юноша заорал прежде, чем понял, что творит. – Где Карлос?!

Рука хитано слегка дрогнула. Этого хватило – стремительный рубящий удар, и от кнута осталась половина. Мигелито отшвырнул кнутовище, перебросив в правую руку наваху, но против двух шпаг…

Хайме ринулся вперёд. Сверкнула сталь, один из хитано закрыл вожака грудью. Высвободить клинок убийца не успел: Хайме, не удержав разбега, врезался в белолобого, сбил с ног и рухнул рядом. Захотелось прижаться щекой к траве и остаться лежать, но юноша вскочил, а солдат – нет. Наваха оказалась быстрее. Уцелевший лоассец торопливо отшатнулся, давая дорогу, и всё стихло. В который раз за этот бесконечный день.

– Ранен?

– Нет…

Где Карлос? Он же был с Мигелито там, внизу! Неужели почудилось? Шаг влево. Туда, где сквозь просвет в зарослях виднеется склон. Камни, куст шиповника и тела, но чьи? Далеко, не разобрать. Фарабундо яростно машет, нужно идти, но отвести взгляд нет сил. Что-то прошуршало, краем глаза Хайме уловил холодный блеск. Уклоняться было поздно – боль, резкая, настоящая, страшная, обожгла бок. Выплывший из тумана хаммерианин занёс кинжал, но Хайме как-то увернулся. Сверкнула шпага, юноша парировал и её, следующий удар пришёлся в руку, выбив оружие из враз онемевших пальцев, и тут же на голову, ослепляя, обрушилось солнце вместе с сухим горячим небом.