– Надо же! – повторил Людовик и добавил с улыбкой: – Что же, я рад, что у нас стало на одного благородного рыцаря больше. Так как здесь нет твоего сюзерена, ты будешь состоять при мне.

Борис поклонился.

– Я благодарен королю за оказанную мне честь.

– А на каком языке ты со мной говоришь? – поинтересовался король. – Я почти все понимаю.

Борис говорил на помеси латыни и валашского языка, включая в речь французские слова, которые остались у него в памяти от недолгого общения с де Винем.

– На этом языке говорит один известный мне народ, – не стал он вдаваться в объяснения.

– Надо же! – опять удивился Людовик.

– Очень похоже на латынь, – заметил епископ Арраский.

– Теперь я жду от тебя клятвы, – неожиданно сказал король, обращаясь к рыцарю. – Ты должен пообещать именем Господа нашего Иисуса, что будешь идти по стезе Господней, пока хватит сил.

Борис замялся. В его планы не входило воевать за Святую землю, он хотел лишь с помощью крестоносцев добраться до столицы Византийской империи. Но признаться в этом Борис мог лишь, назвав свое настоящее имя. Но неизвестно, как французский король к этому отнесется.

– Что с тобой? – удивился Людовик, видя замешательство рыцаря.

Борису ничего другого не оставалось, как опуститься на одно колено и произнести клятву. Когда он выпрямился, король обратился к стоящему за спинкой кресла слуге:

– Позови ко мне Жильбера!

Немного погодя, вошел пожилой воин с лицом изборожденным шрамами и морщинами.

– Мой король звал меня? – спросил он глухим басом.

– Да, Жильбер! – подтвердил Людовик. – Позаботься о благородном рыцаре. Он прибыл издалека: пусть хорошо поест и отдохнет.

– Как угодно моему королю, – отозвался Жильбер.

– Рыцарю Конраду надо нашить крест на одежду, – вмешался епископ Лангрский.

– Будет ему крест, – пообещал Жильбер.

– Со мной двое слуг, – вставил Борис.

– Они тоже получат кресты.

Когда Борис уже собирался покинуть шатер, король задумчиво проговорил:

– Я никогда прежде не видел тебя, рыцарь Конрад, но ты кого-то мне напоминаешь.

«Должно быть, моего племянника, короля Гёзу», – подумал Борис, а вслух спросил:

– Так я пойду?

– Ступай! – разрешил Людовик.

Борису и его слугам нашлось место в центре лагеря. Шатер у них был, а об остальном позаботился Жильбер. Еще до наступления сумерек новые крестоносцы получили все необходимое, в том числе и нагрудники с красными крестами.

Пока Угрин ставил шатер, Векша быстро соорудил костер, зажег огонь и начал варить похлебку.

– Вот и спаслись мы от казни, – бормотал Векша, помешивая в котелке. – Теперь нам ничего не грозит…

Угрин прервал его:

– Пируй, когда пришла пора пировать, а у тебя пир горой прежде времени.

– А ты и в радости сыщешь чему опечалиться, – парировал Векша.

– Довольно вам собачиться! – лениво прикрикнул на них Борис.

Он думал о том, как ему поступить после клятвы, произнесенной в присутствии французского короля и епископов. Клятвопреступление не было тогда редкостью даже в среде тех, кому полагалось дорожить своей честью, о чем Борис знал отнюдь не понаслышке. Однако сам он никогда не нарушал своего слова.

«Коли я именем Господа нашего клялся, то должен пойти с Христовым воинством в Святую землю, иначе не знать мне в жизни счастья. Ну, так быть по сему».

Векше и Угрину он пока не сообщал о своем решении.

После сытной трапезы слуги сразу уснули, а Борису захотелось пройтись и осмотреться.

В лагере царила беспечная обстановка. Рыцари гуляли между шатрами или беседовали. Ратники спали, расположившись, кто на повозках, кто на земле. Делами занимались только крестьяне-обозники: они чистили коней, варили на кострах еду, что-то носили и укладывали.

Борис сразу же обратил внимание на то, что одни рыцари были чисто выбриты, а лица других украшали усы и бороды. Еще он обнаружил совершенно обособленную группу крестоносцев-бородачей: в белых, черных и бурых одеяниях. Эти не похожие ни на кого рыцари общались только друг с другом, а остальные воины почтительно их сторонились.

Неожиданно Борис получил тумак от синеглазого и чернокудрого красавчика лет около двадцати. Юноша усмехнулся, как бы давая всем понять, что он толкнул чужака вовсе не случайно. Но не успел Борис среагировать на выходку наглеца, как тому под ноги прыгнуло что-то яркое и разноцветное. Красавчик споткнулся и, забавно взмахнув руками, рухнул на землю.

Что-то яркое и разноцветное оказалось человечком в шутовском наряде, маленького роста, худым и очень подвижным.

– Де Шатильон споткнулся о дурака! – завопил шут, приплясывая. – Де Шатильон споткнулся о дурака!

Под общий хохот красавчик бросился на своего обидчика. Однако шут ловко увернулся от разъяренного рыцаря и убежал за шатер, откуда принялся строить рожи.

Собравшиеся зрители весело подбадривали взбешенного юнца:

– Лови шута, Рено!

– Побей его, побей!

Ярость мешала молодому человеку понять нелепость своего положения, и его погоня за шутом продолжалась до тех пор, пока не появился Жильбер.

– Что здесь за представление? – сердито спросил старый воин.

Рыцари со смехом рассказали ему о происшествии.

– Уймись, де Шатильон! – рявкнул Жильбер. – Не будь глупее королевского дурака!

Эти слова отрезвили спесивца, и он зашагал прочь, бормоча на ходу скверные ругательства. Шут проводил его неприличным жестом, а затем спросил у Бориса:

– Понравилось ли мессиру рыцарю, как я проучил наглого щенка?

Вместо ответа Борис осведомился:

– Кто он?

– Рено де Шатильон – младший сын графа Жьенского, – ответил шут с презрительной ухмылкой.

– А ты его не любишь?

– Да я его просто не выношу! – воскликнул шут и добавил к своим словам короткую песенку:

Пока что еще перед нами

Юнец со смазливым лицом,

Но рано иль поздно он станет

Законченным подлецом.

– А ко мне ты как относишься? – спросил Борис с усмешкой.

– С уважением, – серьезно ответил шут.

Борис внимательно, насколько позволяли сгустившиеся сумерки, рассмотрел своего собеседника. Все шуты, которых ему приходилось прежде видеть, были большеголовыми карликами с крохотными ручками и ножками, а дурак короля франков при малом росте имел нормальное телосложение.

– Как тебя зовут? – спросил Борис.

– Лупо.

– Грозное имя²⁰. А я рыцарь Конрад.

Со стороны небольшой рощицы на краю лощины послышалась музыка.

– Наша неугомонная королева развлекается, – ухмыльнулся Лупо, поймав недоуменный взгляд своего собеседника.

– Вроде музыка слышна не оттуда, где стоит шатер короля.

Шут хихикнул:

– Людовик и Алиенора спят в разных шатрах. По мнению короля, нельзя на пути по стезе Господней предаваться плотским наслаждениям даже на супружеском ложе, а королева давно привыкла утолять свое вожделение и без мужа.

 
Зачем красавице супруг,
Когда полно мужчин вокруг?
 

– Ты хочешь сказать, что королева изменяет мужу? – спросил Борис без малейшего удивления.

– Изменяет, – подтвердил Лупо. – Да будет известно благородному чужеземцу, что наш король женился на герцогстве Аквитания и графстве Пуатье, взяв в приданое красавицу-жену и развесистые рога. Бедный Людовик давно смирился с участью рогоносца – он только требует от Алиеноры, чтобы она избегала громких скандалов и не рожала бастардов.

Борис вновь обратил внимание на собравшихся вокруг одного из костров пышнобородых крестоносцев в белых, черных и бурых одеждах.

– Кто они?

Лупо ответил шепотом:

– Это рыцари ордена Храма: то есть, тамплиеры.

– Храмовники, значит, – пробормотал по-русски Борис.

А Лупо продолжил:

– Орден Храма появился лет тридцать тому назад, в Святой земле, где и поныне находится его главные силы. Рыцарь, становясь тамплиером, дает монашеские обеты целомудрия, бедности и послушания, но в отличие от священника и монаха, он обязан еще владеть не только словом Божьим, но еще и оружием. От души советую мессиру Конраду не ссориться с рыцарями ордена Храма. Не поладить с королем безопаснее, чем разозлить тамплиеров.

– А кому они подвластны?

– Из смертных эти воины-монахи подчиняются в первый черед великому магистру своего ордена, во второй – папе римскому. Иных земных владык для них не существует.

– Как же они воюют, если никому не подчиняются? – удивился Борис.

Лупо пожал плечами.

– Мне еще не приходилось видеть, как тамплиеры воюют, но могу предположить, что в бою они подчиняются общему замыслу. По-другому нельзя воевать.

– Ого! – хмыкнул Борис. – Да, ты, оказывается, неплохо разбираешься в ратном деле.

– А как же! Еще недавно я служил ратником у одного фландрского рыцаря.

– А потом ты возжелал спокойной жизни?

– Вовсе нет! В дураки я угодил после бегства от своего бывшего хозяина.

– А почему ты бежал?

Лупо широко ухмыльнулся.

– Хозяин пришел в бешенство, когда узнал, что делит со мной одну пышнозадую селянку. Ее хватило бы и на десятерых, но он желал владеть ею один.

– Пожадничал, значит, твой бывший хозяин?

– Да, пожадничал.

Уже совсем стемнело. Лупо проводил рыцаря до шатра, где учтиво с ним простился.

«Завел я себе друга – королевского скомороха», – усмехнулся Борис.

Спал он, как обычно, крепко, а проснулся, когда утро давно вступило в свои права. Борис быстро перекусил, собрался, вскочил на оседланного Векшей коня и поскакал туда, где накануне вечером стоял шатер короля.

Людовик сидел верхом на белом жеребце и с досадой поглядывал в сторону рощицы на краю лощины. Собравшиеся вокруг короля рыцари тоже проявляли нетерпение.

На рыжей кобыле к Борису подъехал Лупо.

– Доброе утро, мессир Конрад!

– Кому утро, а по мне уже день начался. Давно пора быть в пути.

– В путь мы отправимся тогда, когда наша королева изволит собраться.

Ждать пришлось еще около получаса. Когда терпение мужчин было уже на исходе, из-за рощи не появились десять всадниц на покрытых разноцветными попонами лошадях. Во главе этого женского отряда ехала королева – величественная черноволосая красавица лет двадцати пяти с огромными черными глазами, безукоризненно прямым носом и разлетающимися под высоким лбом бровями. На ее великолепной головке сияла золотая диадема, из-под которой струилось тонкое прозрачное покрывало.

Однако, как не была ослепительна королева, внимание Бориса привлекла еще одна женщина – или точнее совсем юная девица. У нее были темные, с медным оттенком волосы, которые она украсила широкими алыми лентами. Борис даже не понял, нравится ли ему эта девушка, но неожиданно для себя ощутил волнение, поймав на себе любопытный взгляд ее карих глаз.

Между королем и королевой произошел короткий разговор, а затем к Борису подъехал один из пажей.

– Король зовут к себе рыцаря Конрада.

Лупо хмыкнул:

– Я готов поспорить на свой дурацкий колпак, что мессиром Конрадом заинтересовалась королева. Ее всегда привлекает новое и загадочное.

Борис приблизился к венценосной чете.

– Вот дорогая – это рыцарь Конрад из… Мазии, – представил Людовик рыцаря жене.

Борис учтиво склонил голову.

Алиеноре окинула оценивающим взглядом новичка, после чего удовлетворенно промурлыкала:

– Я рада видеть в наших рядах еще одного благородного рыцаря.

Борис еще раз поклонился.

– На кого-то рыцарь Конрад очень похож, – медленно проговорила королева, впившись взглядом в лицо чужеземца.

– Вот и мне так показалось, – подхватил король.

«Не догадались бы они, на кого я похож», – забеспокоился Борис.

На его счастье появился Жильбер, чтобы напомнить королю о том, что давно пора отправляться в путь. Людовик велел дать сигнал к выступлению, и вскоре войско крестоносцев растянулось по дороге, ведущей к переправе через пограничную реку Саву.

Лупо держался рядом с рыцарем Конрадом и, не жалея едких слов, рассказывал ему об окружении обоих венценосных особ. Борис слушал молча, пока шут не упомянул девицу Агнессу де Тюренн, самую молодую в свите королевы.

– Эта та, у которой алые ленты? – спросил рыцарь.

Лупо улыбнулся.

– Мессиру Конраду было угодно ее заметить?

– Волосы у нее красивые, – буркнул Борис.

– И не только волосы. Пусть меня черти зажарят в аду, если малютка Агнесса – не само очарование. Де Винь того и гляди сгорит от любви к ней.

Последние слова шута Борису почему-то не понравились.

– Она невеста Ги? – осведомился он.

– Нет, Агнесса всего лишь дама сердца юноши.

– Почему же он на ней не женится?

– Главным образом, потому что вряд ли она пожелает за него выйти. К тому же де Винь и Агнесса, хотя и в родстве по своим матерям, тем ни менее не пара друг другу: он – простой суассонский рыцарь, а она – дочь одного из самых знатных и богатых сеньоров Тулузы.

Борису хотелось узнать еще что-нибудь о кареглазой девушке, но Лупо не сказал больше о ней ни слова, а принялся вновь перемывать косточки рыцарям и дамам.