Дни перед спринтом пролетели незаметно. Окунувшись с головой в предстартовую суматоху, я не вспоминала ни о Ксении Львовне, ни о Максиме Державине. Изредка забегала домой, чтобы поужинать да покемарить несколько часиков, так что встречи с отцовской подругой были редкими и краткими, что меня вполне устраивало. Что же до Державина, то, отправив ему сообщение о готовности статьи, с чистой совестью выкинула из головы все связанные с ним мысли.

К вечеру пятницы наша команда была полностью готова к предстоящим стартам. Предварительные заявки на двоих участников, меня и Алексея, отправлены в организационный комитет, в канистрах плескалось лучшее топливо для любимых железных коней, а их вылизанные до зеркального блеска бока радовали глаз.

Но жизнь – штука сложная и порой непредсказуемая. Не бывает так, чтобы всё прошло без сучка и задоринки. Чувство подбирающейся пакости поселилось во мне ещё после обеда, когда я, щурясь довольной кошкой, полировала мягкой тканью стёкла своей «лисы».

Может быть, именно поэтому пару часов спустя, встряв в пробке на трассе, я даже не удивилась и, уверенная в том, что ничто не сможет повлиять на мой благодушный настрой, решила сократить путь по другой дороге. Как же я ошибалась!

С трудом развернувшись, выбралась на менее загруженную трассу и, подпевая веселой мелодии, рванула вперед. Пользуйся я этим путём чаще, знала бы, что уже как пару дней на отрезке, совсем недалеко от поворота на мою станицу, шёл ремонт. Свеженький, совсем недавно закатанный асфальт напоминал мокрую резину; денёк выдался жарким, и нагретое беспощадным южным солнцем полотно дорого превратилось в настоящий кошмар для заядлого автомобилиста.

Я наяву чувствовала, как на идеально чистый кузов летят смолянистые капли. Казалось бы ерунда – но отправлять коту под хвост почти полдня, потраченных на превращение «лисы» в конфетку, откровенно жалко. Может и вовсе стоило остаться на ночь в автосервисе или попросить докинуть меня домой Лёшку. Но что уж теперь, поздно пить «Боржоми», когда почки отваливаются.

А, меж тем, жара не продолжала спадать, тем самым играя мне на руку. Пока битум не застыл, у меня был шанс обойтись малой кровью и легко избавиться от неприятных и уродующих сверкающий синий металлик пятен.

Загнав автомобиль во двор и оглядев масштаб катастрофы, тихонько присвистнула. Всё оказалось хуже, чем я только могла подумать. Быстро сбрызнуть пятна средством и затереть не выйдет. В который раз порадовалась своей запасливости и предусмотрительности – в гараже имелась не только автомойка, но и всевозможные шампуни, полироли и кондиционеры. Всего двенадцать разноцветных бутыльков. А это раза в два больше, чем «человеческий» набор, ютящийся на полочках в ванной комнате.

– Взмывая вверх искрами, мы будем гореть, кто бы, что бы…² – подпевала легкой, прилипшей к языку песенке, – любви нашей искренней не пожелал за глаза.

Облитая ярко-розовой пеной «Импреза» представляла собой ужасно милое зрелище. Я бы сказала: «Гламурненько», да только язык не поворачивался на такие гадости. Пританцовывая в такт заводному ритму, выдраила особо пострадавшие места губкой и, удовлетворившись результатом, потянулась к автомойке.

Всё-таки зря не переоделась – тонкие шорты и футболка промокли. Но не беда – под палящим солнцем высохнут быстро. Да и настроение, чуть подпорченное неприятностью с битумом, вновь вернулось на отметку «жизнь прекрасна».

Пожалуй, навязчивые идеи отца отдать меня на танцы не были настолько ужасны. Из меня могла бы получиться неплохая танцовщица… но увы и ах. А потому продолжаем! Стоя спиной к калитке и смывая напором воды пену, за шумом, издаваемым тарахтящим мотором, и музыкой, играющей в наушниках, не заметила появление случайного зрителя. Не могла заметить, ибо глазами на затылке не обладала.

Досадное упущение. Очень досадное. Обернулась я лишь тогда, когда почувствовала сверлящий спину взгляд. Лёгкое, неприятное ощущение – будто между лопаток зачесалось. И вот уж никак я не ожидала наткнуться на самоуверенные глазищи усмехающегося Державина.

Скорее по привычке, чем по собственному желанию вынула одну «каплю» наушника. Какого, собственно, черта? Что и озвучила, уставившись на нисколько не смутившегося Максима.

Но ответом меня не удостоили.

– Как водичка? Тёплая?

Клянусь, нажала на кнопку включения я совершенно случайно. Правда. И то, что распылитель оказался направлен на Державина, лишь совпадение. Ибо получать в грудь напором воды даже на расстоянии больно. Чертовски больно.

Глава четвертая

– Максим Алексеевич, приношу свои извинения за случившееся, – отец бросил на меня красноречивый взгляд, – недоразумение.

– Не стоит, Вадим Константинович. Всё в полном порядке.

Хмыкнув, поставила на столик в беседке две чашки с зелёным чаем. Какое благородство! Только не он ли пятнадцать минут назад своим видом выражал готовность задушить меня голыми руками? Сейчас же сидит рядом с отцом и с невозмутимым видом ведёт вполне мирную беседу, словно ничего и не случилось.

О «недоразумении», как выразился папа, напоминала лишь промокшая насквозь белоснежная рубашка, сушившаяся на солнце и мозолившая мне глаза. Державину повезло. Палец соскользнул с кнопки почти сразу же, и репутация адвоката оказалась подмочена лишь слегка.

Моё многозначительное ехидно-извиняющееся «Ой» было почти искренним. Максим же на удивление быстро справился с шоком и, надо отдать ему должное, ничем не выдал своего дискомфорта. Правильно, не сахарный, не растает – он мужчина или нет?

– Вы очень неаккуратны, Евгения, – в памяти вновь всплыли слова, сказанные тоном, не сулящим мне ничего хорошего. Казалось бы, разве можно передать такую гамму эмоций ледяной и бесцветной интонацией?

– Сами виноваты. Нечего под руку лезть, – пожала я плечами, почти не испытывая мук совести за содеянное. – Какого чёрта вы здесь делаете?

Но продолжить разбор полётов не дали, появившийся во дворе отец расставил всё по своим местам. Как оказалось, он пригласил Державина на ужин. Приехали они вместе, но, предложив Максиму зайти во двор и пропустив его вперед, отец на пару мгновений задержался возле машины. Кто же знал, что я уже вернулась и этих двух мгновений хватит устроить нежданному гостю неожиданный душ?

Щеголять перед отцовским гостем в мокрой одежде не входило в мои планы, я поспешила в дом переодеться, костеря Державина, на чём свет стоит. Минут моего отсутствия как раз достаточно, чтобы несмытая пена высохла, оставив на кузове липкие разводы. Возвращаясь во двор, поймала себя на мысли, что мне всё же стыдно. Совсем чуть-чуть, но и этого достаточно. Но извиняться?! С другой же стороны, разве он не спросил, тёплая ли водичка? Я и ответила. Весьма своеобразно ответила.

К моему возвращению Державин уже застегивал пуговицы другой рубашки. Как же предусмотрительно – возить с собой запасную одежду! Наталкивает на определенные мысли.

Впрочем, мокрый предмет гардероба я у Максима забрала и с непроницаемым лицом повесила на солнышко. Казалось бы, инцидент исчерпан. Но увы… Зная отца, я не удивилась, когда он вместо меня принёс извинения. Что-что, а деловых партнеров он уважал. Лучше бы он этого не делал. Или пожурил меня, заставив саму извиниться – хотя ничего подобного ни разу не случалось. Совесть у меня была, пусть и большую часть времени она пребывала в состоянии полудрёмы.

А потому я, морщась от неприятных ощущений на душе, избавила мужчин от своего общества, вернувшись к прерванному занятию. Пока отмывала кузов от высохшей пены, боковым зрением то и дело замечала рубашку Державина. И это неимоверно бесило. Пару раз оборачивалась к устроившимся в беседке отцу и Максиму, и в эти моменты ловила на себе изучающий взгляд.

Что же вам надо, господин Державин? Али жаждете поговорить тет-а-тет и в привычной манере отчитать? Я и сама поймала себя на мысли, что жажду отсутствия отца – тогда Максим отринет деловую вежливость и покажет своё истинное лицо. И прощай глас совести – здравствуй обмен любезностями!

– Добрый вечер, Женечка, – улыбнулась заглянувшая во двор Елизавета. – Минут через десять приходи ужинать, – в руках она несла плетёную корзинку, означавшую лишь одно. Сегодня нас ждал очередной кулинарный шедевр.

– Здравствуйте, – кивнула я, и вдруг черт дернул за язык спросить: – А где Ксения Львовна?

– А тебе разве отец не сказал? – соседка удивленно приподняла светлые брови. – Она же домой вернулась, какие-то проблемы в салоне.

– Нет, не сказал, – пожала плечами: нашим легче.

– Не задерживайся, остынет, – Елизавета дождалась моего кивка и направилась в дом. Невольно повернулась к пустой беседке, видимо, мужчины ушли вместе с соседкой. Отчего-то вздохнула с облегчением, хоть последние штрихи удастся сделать без лишних любопытных глаз.

Закончив водные процедуры, присоединилась к ужинающим. Отец и Максим говорили о работе, нисколько не стесняясь моего присутствия. Я же, чувствуя себя в своей тарелке, беззастенчиво разглядывала Державина – сейчас он на моей территории. Пожалуй, моя теория о причинах мужской наглости имела право на существование. С чисто эстетической «женской» точки зрения Максим и правда был хорош собой, чего уж тут греха таить. С его стороны было бы глупо разбрасываться таким подарком судьбы.

– Вадим Константинович, давайте на чистоту. Какого результата вы ждёте?

На самом деле стоило признать, что Максим Державин, которого я встретила на трассе, и Максим Державин, сидящий напротив меня, были совершенно разными людьми. Сейчас перед моими глазами предстал не язвительный и наглый тип, а внимательный к мелочам, остроумный и зрелый юрист, в чьём профессионализме сложно усомниться. В какой-то момент он даже напомнил мне брата – столько искренней любви и тяги к выбранной профессии я видела только у него.

– Нам нужна эта земля, – голос отца был по-деловому сух. – Мы прекрасно понимаем, что пайщики имеют полное право выделить свои доли и не сдавать их в аренду агрохолдингу. Но нас это совершенно не устраивает.

– Разумеется, – Максим скривил губы в ухмылке. – Меня интересуют допустимые в деле способы и средства.

– На ваше усмотрение. О вас очень хорошо отзывался Евгений Леонидович Шолохов, – услышав это имя, Державин хмыкнул, – мы доверяем вам. Перспективы, открывающиеся перед «КубАгроВек», не радужные. Мы уже потеряли часть земель и не можем допустить повторение этой истории. Единственное, что от вас требуется, – чтобы земли остались в нашем пользовании. Продажа, аренда или что там ещё возможно – неважно. Любые варианты, подчёркиваю, любые.

Несмотря на то, что я редко интересовалась делами отца, всё же имела представление о сути их разговора. За последние полгода из-под носа агрохолдинга увели почти пятьдесят гектар плодородной земли. Увели – громко сказано, но договоры аренды, заключенные на эти земельные участки, подходили к концу, и их продление не предвиделось. Пайщики один за одним выделяли свои доли с явным намерением прекратить сотрудничество с «КубАгроВек». Принадлежи агрохолдингу все сельскохозяйственные земли, такой проблемы бы не возникло. Но, увы, в собственности находилась лишь половина используемых угодий; остальная же часть была общей долевой собственностью жителей близлежащих станиц. Уже несколько лет между агрохолдингом и пайщиками возникали разногласия, но ситуация обострилась этой весной.

Мне было непонятно, с чего вдруг отец решил пригласить Державина для делового ужина в наш дом; всё-таки раньше он предпочитал решать такие вопросы в офисе или организовывал встречи в ресторане. И я собиралась поговорить с папой на эту тему. Я не имела ничего против его знакомых и партнеров, но стоило хотя бы предупредить, что домой он вернется не один.

Он ведь даже нас с Максимом представил друг другу с задержкой, пусть мы и не нуждались в этой церемонии. О чём и поспешили поведать. Надо ли говорить, что отец был несколько… удивлён? Даже поинтересовался, где нам удалось встретиться. Мой отец – не дурак и не заметить моего отношения к гостю не мог, хотя заострять внимание не стал. И всё-таки я чувствовала, что нас ждет разговор. Я пыталась контролировать свои эмоции, но папа слишком хорошо меня знал, чтобы мне удалось его обмануть. Впрочем, как и Елизавета.

Она не задержалась на кухне – лишь накрыла на стол – и вернулась к себе, сославшись на занятость. Просьба отца остаться и составить нам компанию ничего не изменила. И это был первый раз, когда Елизавета ему отказала. Она всегда старалась быть к нам ближе, порой в ущерб себе. Я не отрицала, что в наших «отношениях» иногда проявлялась эгоистичность, но соседка потакала отцовским слабостям и прихотям. И только лишь за это ей требовалось поставить памятник при жизни.

– Извините, что прерываю, – я терпеливо дождалась, пока Державин закончит объяснять отцу какие-то юридические тонкости выделения доли, и, поднявшись со своего места, повернулась к отцу. – Я пойду.

– Конечно, Жень, – не стал удерживать меня папа, и я, не глядя на Максима, покинула столовую.

Путь мой лежал к Елизавете. «Мерседес» Максима был припаркован рядом с отцовским паркетником перед воротами, и, проходя мимо него, я не могла не заметить случившихся с представительным автомобилем изменений. Стёкла оказались полностью затонированы.

В душе шевельнулся крохотный червячок зависти. Уже несколько лет лелеяла мечту избавиться от собственного «аквариума», но тогда участие в гонках на «лисе» стало бы невозможным. Увы, технический регламент запрещал затемнение передних стекол. Но мечтать ведь никто не запрещает? Когда-нибудь я смогу позволить себе иметь два автомобиля – гражданский и боевой. А пока… с удовольствием вгляделась в своё отражение на глянцевой чёрной поверхности и, с завистью отметив, что салон абсолютно не проглядывается, направилась дальше.

Домовладение Елизаветы находилось напротив нашего. Аккуратный, выкрашенный в нежно-зеленый заборчик высотой до пояса не скрывал сад от любознательных и любопытных прохожих. Цветы были слабостью Елизаветы; неудивительно, что соседку я заприметила сразу. Ее нежно-кремовый сарафан с крупным тёмным орнаментом пятном выделялся среди ярких оранжевых и солнечно-желтых бархатцев. Пожалуй, среди всех цветов на участке я знала только их да ещё пару названий, включая розы.

– Елизавета Степановна, – обратилась к женщине, занятой прополкой цветника.

– Женечка? Что-то случилось? – она оторвалась от своего занятия и, поднявшись, повернулась ко мне.

– Это я у вас хотела спросить, – не стала ходить вокруг да около. – Вы с отцом поссорились?

– С чего ты взяла? – удивилась Елизавета.

– Вы не остались на ужин.

– Не хотела отвлекать, – торопливо ответила женщина, – да и у меня цветник весь зарос.

Хмыкнула. Я бы поверила, если бы не знала Елизавету Степановну столько лет.

– Елизавета Степановна, только меня не обманывайте, – не хотелось лезть к ней в душу, но и оставить ситуацию без вмешательства не могла. Елизавета сама не своя, а, зная отца, я была уверена, что он-то тем более не будет допытываться, что стряслось, а оставит всё, как есть. До поры до времени. Если само не наладится – тогда уж начнёт разбираться, что к чему. – Это вы можете отцу говорить. Не мне. Так что случилось?

Пожалуй, из меня не вышел бы разведчик – никогда не умела выведывать информацию окольными путями. Прямолинейность была моим достоинством и недостатком одновременно.

– У твоего отца деловой ужин, – медленно произнесла Елизавета, – мне незачем греть уши.

– Вы говорите ерунду, – нахмурилась я. – Вы почти часть нашей семьи и…

– Женя, ты знаешь, что я отношусь к тебе, как к дочери, и Вадим очень помог мне, когда предложил заняться его домом. Ты взрослая девочка и должна понимать, что да как. Я не знаю, что ты там напридумывала себе, но… Я не член вашей семьи. Кроме того, приглашение Вадима – лишь проявление вежливости, и я не желаю этим злоупотреблять. А сейчас извини, пожалуйста, но у меня действительно много работы.

Признаться, такого поворота я не ожидала, и в первый момент даже растерялась. Что за чушь? Мы с отцом любили Елизавету и никогда не относились к ней, как к простой домработнице. И уж тем более, приглашая ее к столу, отец ожидал, что она согласится.

– Хорошо, извините, что отвлекла вас, – холодно процедила я. Я была зла; но зла не на Елизавету и отца, а на предполагаемую виновницу произошедших с радушной соседкой изменений. Руку даю на отсечение – не обошлось без поучительной беседы Ксении Львовны. Раз уж она попыталась залезть в мою жизнь, где гарантия, что не уделила внимание Елизавете? До её приезда всё шло своим чередом, и подобная ересь даже не приходила соседке в голову!

Развернулась на пятках и устремилась домой. Ксении Львовне повезёт, если она окажется непричастна к тому, что только что произошло. Иначе… прости меня, отец, но нам с Ксюшенькой Шаповаловой предстоит разговор. Долгий разговор. И желательно с глазу на глаз. А уж ради этого грех не проехать триста километров!

Унять разбушевавшиеся чувства удалось нескоро – пришлось не меньше получаса просидеть на дереве, пытаясь привести мысли в должный порядок. Глупая привычка, оставшаяся с детства. Спасибо любимому братцу, научившему взбираться по веткам. За пятнадцать лет так ничего и не изменилось – излюбленным местом по-прежнему оставался дуб, растущий возле нашего забора. Мы с братом облюбовали одну из ветвей, что нависала практически над парковкой перед домом. Невысоко – не больше двух с половиной метров над землей, но и этого хватало.

Посему выходило, что следовало поговорить с Елизаветой и выяснить, что стало причиной резкой смены поведения. Мне не верилось, что до такой ерунды она додумалась сама. И если мои подозрения оказывались верными, то после возвращения соседки на путь истинный, появлялась необходимость навестить Ксению Львовну. С целью воспитательной беседы. Нельзя врываться в чужие жизни и устанавливать свои порядки. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Где гарантия, что она не приедет погостить снова? Вновь расхлёбывать последствия её приезда желания никакого. И не дай Бог она положила глаз на отца!

Со своего наблюдательного пункта прекрасно видела всё, что творится в нашем дворе. Значит, встреча подошла к концу. Отец проводил Державина до калитки и вернулся в дом. Максим, оказавшись на улице, уезжать не спешил. Я сидела в полуметре от его автомобиля и давалась диву – надо же, всё ещё меня не заметил. Или делал вид, что не заметил?

Когда Державин, облокотившись на капот паркетника, закурил сигарету, не выдержала.

– Курить вредно, Максим Алексеевич, – выдала ехидно. Терпеть не могла запах табака – даже ребята в сервисе отказались от курения в моём присутствии.

Максим поднял глаза и наткнулся на мою ухмылку. Нет, сперва, конечно, его взору предстали голые ноги с всё тем же синяком на левой коленке, который, кстати, уже почти исчез.

– Сколько вам лет, Евгения? Десять? – Максим сделал очередную затяжку и выдохнул дым. Благо хоть не в мою сторону. – Мне казалось, что только дети ползают по деревьям. Знаете, я неприятно удивлён, что вы оказались дочерью Вадима Константиновича. В семье, как говорится, не без… – он многозначительно замолчал.