Читать книгу «О вере, неверии и сомнении» онлайн полностью📖 — Митрополита Вениамина (Федченкова) — MyBook.
image

Священник, о. Владимир, исповедовал постом на правом клиросе. И, кажется, детей невинных исповедовал кучками человек по 5… Да и какие у нас грехи-то были тогда? Но уже были… Увы! И отлично помню, что после исповеди я с горы летел радостный домой, точно на крыльях летел: так было легко на душе! И уже после исповеди не полагалось есть. Мама, тоже радостная за нас, что мы очистились (а народ говорил: «справились, исправились»), ласково, бывало, говорит:

– Ну, вы ложитесь, ложитесь уж поскорее: чтоб не нагрешить еще. Завтра – причащаться!

И мы, действительно боясь, как бы не запачкать совесть свою даже и словом и мыслью, сразу в постель; и засыпали безмятежным сном невинности. На другой день «сподобились» причаститься… Было еще более радостно и нам, и родителям. Они тогда были особенно ласковы с нами… Святая тишина и любовь входили с причастниками в дом: «Бог любви и мира» – приходил с нами в дом (2 Кор. 13, 11).

Все нас поздравляли; хорошо угощали; вчерашний пост щедро награждался.

* * *

До какой степени дети совершенно реально живут потусторонним миром, всем известно. И если я не помню почти ничего о себе, то запишу кое-что из жизни других детей.

Один 3-летний ребенок – пишет мне его бабушка Ш. – долго мучается коклюшем. Перед сном говорит бабушке:

– Бабушка! Если ты во сне увидишь ангелов, скажи им, чтобы у меня перестал кашель: я очень устал!

Другая бабушка, приехавшая навестить умиравшую от чахотки дочь в Париже, рассказывала мне про внучка Алешеньку:

– Дочь-то моя вышла замуж за комиссара. Он не велел даже и упоминать о Боге. А у меня на груди крест висел, Алешенька-то и увидал.

– Бабушка! Это что такое у тебя?

– Часы, – говорю, – милый мой!

Он послушал: не тикают. Не поверил.

А все же в колокол-то по праздникам звонили. Уж не знаю, откуда, но все же он узнал о Боге. И один раз говорит мне:

– Бабуся! Понеси меня в церковь; я один раз, только раз посмотрю на Боженьку – и больше не буду.

Нередко, в самой ранней поре, они путают священника с Богом. В Болгарии мне встретился 4-летний ребенок, побежал к отцу в лавочку и громко кричит: «Бог, Бог идет!» Я дал ему на гостинец.

В Нью-Йорке негритянский мальчик (в 1933 г.) спрашивает меня по-английски:

– Ты – Бог?

– Нет.

– Кто же ты? Божия Матерь?

– Нет, я – епископ.

Не понимает… Не слышал, вероятно, это слово.

– Священник, priest, priest! – говорю.

Совсем малюсенькое дитя привели в храм. Когда воротился он домой, спрашивают его:

– Ну, что ты видел в церкви?

– Пришел Боженька, напустил дыму нам (из кадила) и ушел. Вот и вся служба.

7-летняя девочка Сонечка. Мать ее заболела. Говорят о смерти. Но дочка совсем спокойна. Когда же мать (К.) особенно жаловалась на боли и боялась смерти, то Сонечка подошла к ней и спрашивает:

– Мамочка, почему ты боишься смерти? Ведь ты же говоришь мне, что в раю очень хорошо у Боженьки. А ты не хочешь туда идти?

…Не знаю, что ответила мать.

Сонечку очень часто причащали, и она любила это.

В Нью-Йорке одна мать очень часто причащает своих крошек: Петра и Павла, беленьких. И как я люблю причащать их! И они тоже. Точно ангелы.

Вспомнил и про более взрослых «ангелов», кадет Донского корпуса (в г. Билече, в Югославии).[5] Говели по группам (2–3 «роты» – класса).

Однажды, после причащения, пришли ко мне 2 юноши, лет уже по 16–17… Чистые, красивые. Постучались. Впустил.

– Что вы пришли? – спрашиваю.

– Та-ак!

Сели. Молчим… Они сидят тихие…

– Ну, как себя чувствуете? – спрашиваю.

– Хорошо-о! – отвечает один.

Другой добавил:

– Будто на Пасху!

Еще помолчали. И мне молча было радостно сидеть с ними. Потом один говорит задумчиво:

– И подумать только: за что Бог дал эту радость нам!.. Только за то, что мы исповедались (т. е. грехи открыли).

Посидели и ушли. А у меня осталось впечатление, будто у меня были настоящие ангелы… И сейчас вспоминать о них радостно.

Другой кадет из того же корпуса, умненький юноша, «первый ученик» в роте, после причащения сказал мне, что он вдруг почувствовал себя таким физически «легким – что весу стало меньше во мне»… Это заслуживает внимания: одухотворяется человек, соединяясь со Христом. И Он, по воскресении Своем, получил духовное тело, которое не имело ни веса, ни плотности; и потому Он являлся, исчезал сквозь двери… И вознесся. И полон смысла обычай Церкви читать (в алтаре духовенством, тайно) после причащения: «Воскресение Христово, видевше», «Светися, светися, новый (будущий, духовный, о коем говорится в Откровении, в 21 и 22 гл.) Иерусалиме»… Город духовный, Божественный, в котором «не будут иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их» (22, 5). «Он имеет славу Божию» (21, 11). «Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего» (21, 2). А потом читают: «О Пасха велия и священнейшая, Христе!.. Подавай нам истее (еще реальнее. – М.В.) Тебе причащатися в невечернем дни Царствия Твоего» (Пасх. Канон, 9 песнь).

Вспомнил и еще об одном необычайном действии Св. Причащения. Но уже не о младенцах по телу…

В Париже пришла ко мне на Сергиевское подворье,[6] молодая, лет 25, девушка. Писательница. Первый раз вижу.

– Чем могу служить?

– Я пришла к вас исповедоваться.

– Хорошо: отказывать не смеем. А почему вы пришли именно ко мне?

– Меня послала к вам Р-а.

Это была крещеная еврейка, знакомая девушке.

После еще нескольких фраз я хотел приступить к таинству исповеди. Вдруг посетительница с решительностью заявляет:

– Нет! Я у вас исповедоваться не стану.

– Что такое? Почему?

– Да я хочу исповедоваться у такого священника, который бы меня не знал совсем, а я его. Между тем, я вот поговорила с вами всего 5 минут, а мне кажется, будто я знаю вас уж 20 лет. Нет, не буду, не буду! Мне стыдно будет!

И хотела уже уходить.

Я усиленно начал убеждать ее отбросить это диавольское искушение. Но она стояла на своем: не буду, не буду!

Тогда я пустился на невинную хитрость:

– Послушайте, – говорю, – ну вы не будете ничего говорить, только станете на колени, и я вместо вас буду говорить: если мои слова верны будут, то вы молчите; а если неправильны, скажите лишь: нет. Это уже не трудно.

Пометавшись еще, она согласилась. Я прочитал молитвы. Стали на колени. Я говорил… Исповедь, слава Богу, совершилась. Был Великий Страстной Четверг, после обедни. На другой день литургия и причащение не полагаются. Выносится лишь на вечерне Плащаница. Жертва совершается Голгофская.

Исповедница была на службе. После вечерни прибегает ко мне в комнату и в ужасе говорит:

– А у меня снова хаос в душе. Снова закружилось все в голове. Это все – очень прекрасно; но что, если все это лишь наше собственное создание сердца и ума? А что, если всего этого на самом-то деле нет? (о сомнениях я буду дальше писать специально).

– Да почему вы так думаете?

– Я и сама не знаю: почему! – в ужасе и горе с мукой говорит она. – Пришли эти вопросы в голову откуда-то, помимо моей воли. И я опять вся развалилась. Это – ужасно!

– Подождите, подождите! – сказал я. И вдруг мне пришла мысль: прочитать ей что-либо из Евангелия. Она остановилась.

– Мы с вами не будем сейчас доказывать бытие и истину миру… А просто посмотрим ее… Увидим своими очами.

– Как? – удивленно спрашивает она с радостной тайной надеждой выйти из охватываемого ее ужаса сомнений.

– Вот Евангелие. Что такое оно есть? Мы говорим: «Откровение» Божественное, «Слово Божие». Если «откровение», то оно не доказывает, а просто показывает, «открывает» нам тот мир, его несомненную действительность и истину. Ну, вот, открою, где попало; и мы с вами почитаем, и – увидим тот мир.

Я открыл случайно Евангелие от Марка, и пальцы упали на конце 5-й главы. Читаю ей про воскрешение дочери архисинагога:

– «И, взяв девицу за руку, говорит ей (Христос): талифа, куми! что значит: девица, тебе говорю, встань.

И девица тотчас встала и начала ходить, ибо была лет двенадцати. Видевшие пришли в великое изумление. И Он строго приказал им, чтобы никто об этом не знал; и сказал, чтобы дали ей есть» (ст. 41–43).

– Ну, посмотрите, – говорю. – Разве же не очевидно вам, что все это записано достоверными очевидцами?! Ну, скажите: зачем бы им писать о девочке-полудевице, что она, по воскресении, «начала ходить» по комнате?! Не все ли равно: ходила ли, сидела ли (ср. Деян. 9, 40–41) Тавифа, воскрешенная ап. Петром, «открыла глаза свои и, увидев Петра, села. Он, подав ей руку, поднял ее…» И, однако, эту деталь очевидцы заметили и записали. Св. Ев. Марк, как известно, писал со слов своего учителя ап. Петра, который был при этом чуде с Иоанном и Иаковом (ст. 37). И их самих удивило это хождение: только что была мертвою, а теперь уже гуляет, как здоровая. Известно же, что дети не любят сидеть, а любят двигаться, делать что-нибудь. И Апостол объяснил именно этим: ей было тогда еще лишь «около 12 лет»… Девочка еще… А потом: «дайте ей есть»… Другая замечательная деталь; хотя и ходила она по комнате, но за болезнь все же ослабла; и Спаситель и об этом позаботился. Ну, – говорю, – скажите сами (вы – честная и умная девушка) – разве не очевидно всякому непредубежденному уму и сердцу, что это все действительно было? Ну разве же в самом деле не «открылось» и вам, что все это – истина? И если истинны эти 2–3 стиха, то истинно и все, что выше и ниже написано о Христе и об Отце Его и Духе Святом и вообще все то, что открыто в Евангелии о том мире?! Скажите сами.

– Да, это верно! – тихо подтвердила смущенная писательница. – Это правда.

– Ну, идите же с миром, а завтра причащайтесь. Если же найдут снова на вас сомнительные помыслы – то не обращайте на них ни малейшего внимания. Будьте спокойны и тверды: вы видите, что все это «в самом деле» было и есть.

Она ушла совершенно умиротворенная.

В Великую Субботу причастилась. Только что я возвратился из храма в свою комнату, приходит и она, чрезвычайно радостная. Я любил приглашать причастников на чай.

– Пожалуйте, пожалуйте! Входите!

– Нет, я не останусь. Я лишь на одну минуту забежала.

– Да вы бы хоть чаю выпили?!

– Нет, нет, нет! – говорит она, все продолжая стоять в коридорчике. – Я только пришла сказать вам, что произошло со мною во время причащения…

Я молчу… Она, секунды две-три передохнувши, сказала:

– Во время причащения мне явился Сам Господь Иисус Христос.

(А дальше я вот уже не помню подробностей, сообщила она лишь очень кратко.)

– Вот об этом я и забежала сказать Вам!

И, получив благословение, она, радостная, сияющая пасхальной озаренностью, быстро убежала…

После я никогда больше не встречал ее… Где-то ты, душа Божия? Верю, что бы ни случилось с тобою, но Христос не напрасно тебе явился как-то особенно очевидно после Причащения… Не даст Он тебе погибнуть ни в омуте житейском, ни в бездушной лжи неверия… Еще – о деточках.

В Симферополе в семье Р-х умирал 3-летний любимец. Родители плачут. А он говорит им: «Домой, домой ухожу».

Граф А-н[7], в присутствии членов Синода, в 1920 г., в Херсонском монастыре рассказал о своих девочках (Марфиньке и, кажется, Наденьке) следующее:

– Они уже были в постельках (в Ялте). Я, по обычаю, вошел к ним в спальню, чтобы на ночь перекрестить их. Дверь отворялась бесшумно. Слышу их разговор:

– А как ты думаешь: они ныне придут к нам? – говорит одна.

– Я думаю, придут…

О ком это они? – о родителях, что ли? Спрашиваю:

– Кого вы ждете еще? Кто – придут?

– Ангелы, – просто ответили они.

– Какие ангелы?

– Беленькие, с крылышками.

– Они к вам ходят?

– Да!

Я больше ни о чем не спрашивал. Молча перекрестил и со слезами радости вышел.

Жена у него тоже – «святая», из рода князей Барятинских… О ней тоже нужно было бы записать знающим жизнь ее… Смиренница была… И чистая… И верующая душа…

Лишилась всего, но они никогда не роптала не только на Бога, но даже и на большевиков… Святые были и из аристократов, а не только из простого народа…

Об ангелах еще припоминаю рассказ еп. Тихона (тогда еще архимандрита) (Тищенко), бывшего настоятелем в Берлинской Русской Церкви. В 1923 году я был приглашен читать лекции на съезде Христианской молодежи в городе Фалькенберге, недалеко от Берлина. Был и о. архим. Тихон. Он был очень образованным богословом, инспектором в Киевской Духовной Академии, магистром. Происходил из крестьянской семьи, из г. Белой Церкви. У них была большая семья: человек 7 детей. Последний ребеночек – Мария опасно заболела. После нескольких бессонных ночей мать их, положивши дитя возле себя на кровать, заснула. А мальчик – тогда еще Тимофей – сидел у окна.

– Мне было лет 7. Вдруг я увидел ангела с Манькой на руках и закричал: «Мамо! мамо! Маньку взяли, Маньку взяли!» Мать проснулась: «Что ты кричишь?» – «Да Маньку взяли!» – «Кто взял?» – бросилась она смотреть дитя больное. «Ангел взял. Я видел». Мать взяла Марию, но она уже была мертва.