– Вообще мы тебя не держим, – сказал Томаш. – Если хочешь – проваливай! Какую-нибудь работёнку ты себе наверняка подыщешь. Или на крайняк пособие по безработице будешь получать.

– Добрый какой! – Насир опять заинтересовался синтостейком, точно хотел набить себе пузо впрок, и поковырял вилкой в застывшем соусе. – А пилота вы где возьмёте?

– Лада у нас – отличный пилот! И курсовая программа на корабле безупречно работает. Вообще с точки зрения пилотирования я проблем не вижу.

– Не видишь проблем? Даже если стыковаться с мёртвым кораблём, который идёт с херзац его знает какой скоростью?

– Скорость почти нулевая, я уже сказал. А в остальном разберёмся. Да и это будет не твоя забота. Но…

– Во! Куда ж без «но»! – потёр руки Насир. – Ты когда уже перейдёшь к той части, где будешь умолять меня остаться? Знаю я тебя, пёс литийский! Сначала – «уходи, ты нам не нужен», а потом – «Насир, ну пожалуйста, прошу тебя, мы ведь так много вместе пережили…».

Томаш помолчал, посмотрев на него тяжёлым взглядом.

– Ладно! – Насир шлёпнул ладонью по столу, и бутылка с разведённой тинктурой испуганно задрожала. – Вы же ещё решение не приняли? Так давайте обсудим. В конце концов, двенадцать миллионов на дороге не валяются. Так что рассказывайте. От нас и правда только фоточки с отчётом нужны?

* * *

Насир стоял у трапа и потягивал мазин, выпуская клубы тяжёлого сизого дыма. Звёзд над космодромом было не видно – яркие огни командных вышек и терминалов ослепляли небо, – но Насир с какой-то неутомимой жадностью разглядывал собравшуюся над кораблём темноту.

– Ну как? – спросил Томаш, спускаясь. – Есть кто на орбите?

– Сплошной елдыш на орбите! – крякнул Насир. – Пустота! А вот вчера, помню, разлетались.

Томаш встал рядом и сунул руки в карманы. Ветер обдал его вонючим дымом из мазина.

– Странная, конечно, история с этой Айшей получается, – сказал Томаш. – Приспичило ей, понимаешь. Война же идёт. А если и не идёт, то скоро начнётся. Но деньги у меня заканчиваются, на космодроме вечно не проторчишь. А без денег нам тут с Ладой житья не будет. Так – хоть какой-то шанс.

– Остаётся главный вопрос, – зевнул Насир, – почему в это должен ввязываться я?

– Не ввязывайся. Я же не могу тебя заставить.

Томаш посмотрел на здания космодрома, которые переливались сигнальными огнями так, словно ожидалось прибытие целой флотилии кораблей – но никто не взлетал и не садился.

– Мутный ты какой-то сегодня! Я уж думал, сейчас как раз к слезливым мольбам перейдёшь.

– А что, это поможет?

Насир пробормотал что-то себе под нос.

В отличие от Томаша, он раньше летал на коммерческих бакарийских кораблях – однако, начав карьеру с должности второго пилота, закончил её во всевозможных чёрных списках, которые только есть на Бакаре. Это, разумеется, ставило крест на дальнейших полётах. Сам Насир не особенно любил распространяться о прошлом, хотя пару раз, налакавшись тинктурой, обмолвился, что не сходился, адыр его елдыш, характерами с руководством. Учитывая страстную любовь Насира посылать всех по малейшему поводу к херзац матерах, Томаша это ничуть не удивляло.

– Ты же знаешь, – сказал Насир, – я, кроме как летать, ничего толком не умею, а сейчас не до полётов, конечно. Но ваша затея мне не нравится. Что на этом грузовозе могло произойти – один елдыш знает! Как он вообще за пределами сектора оказался? Чего десять лет делал? Почему обратно повернул?

– Да всё, что угодно может быть. Гравитация, например. Притянуло его обратно. Или искусственный интеллект дал сбой.

– А если он ещё раз, как ты говоришь, даст сбой? Нас там не раскидает по всей галактике?

– Я же говорил. Чуть что не так – сразу возвращаемся. Риски определённые есть, конечно, но когда у нас без рисков было?

Насир несколько раз кивнул и присосался к трубке.

– Ты сам-то этой шармуте веришь? – спросил он сквозь дым.

– В смысле?

– На кой елдыш мы ей сдались? За такие деньжищи могла бы целую экспедицию снарядить вместо того, чтобы нанимать трёх алкоголиков на консервной банке.

– Одного алкоголика, – поправил Томаш. – И двух сочувствующих ему товарищей.

– Херзац тебя!

– Вообще ты всё правильно говоришь, только я ответы на эти вопросы не знаю. Может, не согласился никто. Она мне сказала, что организовать вылет гражданского бакарийского корабля сейчас не в состоянии, а нас выпустят, вроде как репатриация получается. Правда, я этой ерунде не верю ни разу. Тут каждый день, – Томаш прищурился, глядя на небо, – целый рой блох этих летает.

– А в чём дело тогда? На кой мы ей сдались?

– Не согласился больше никто.

– Даже за двенадцать миллионов?

Томаш не ответил. Насир выдохнул через ноздри искристый дым.

– Слушай, – сказал он, – а вдруг там другое что, а не этот елдыш потерянный?

– Что, например?

Насир пожал плечами.

– Я пока проблем особых не вижу, – сказал Томаш. – Прилетим, улетим. Стыковаться – это уже программа максимум. Мотаться на такое расстояние опасно, конечно, но нас вроде это раньше не останавливало.

– Нас это раньше не останавливало, потому что раньше всего этого херзаца не было! – Насир погрозил в небо трубкой. – Да ты бы и раньше на такое не согласился, если бы мы здесь не застряли.

– Ты чего от меня хочешь? – застонал Томаш. – Душераздирающих признаний? Да, не согласился бы. Но то было раньше. А сейчас – мы здесь.

Вдалеке, у горизонта, поднимался в небо фиолетовый свет – зарево громадного, тонущего в чаду города.

– Короче, решай, – сказал Томаш.

Они долго молчали. Насир курил мазин, и лицо его окутывал густой дым, который переливался ядовитыми цветами, как смог у горизонта.

– Интересно, конечно, херзац его так! Потерянный на десять лет грузовоз, тайны, интриги и двенадцать лямов… Прилетим и улетим, говоришь?

– Ага.

Насир окинул взглядом опущенный трап корабля.

Старая однопалубная тарка, сохранившая местами следы оригинальной покраски – бурые пятна плесени, выросшие на выщербленной броне – выглядела так, словно прошла через метеоритный рой, причём неоднократно. Она вмещала экипаж из пяти человек, у которых даже после непродолжительного полёта имелся неплохой шанс возненавидеть друг друга из-за удушающей тесноты. В официальных реестрах корабль фигурировал под поэтичным названием «Вечный странник», но со временем получил более меткое прозвище «Припадок». Из-за неустранимых проблем в работе гравитационных катушек ускорение на нём превращалось в совершенно чудовищный аттракцион, после которого все кишки вылезали наружу.

Удобствами «Припадок» не блистал – личные отсеки напоминали гробы, в кают-компанию едва влезала немногочисленная команда, а пользование санузлом представляло собой настолько сложный и многоступенчатый процесс, что сам Томаш, если приспичит, предпочитал сбегать в бар при космодроме. Доступ к грузовому трюму тоже не отличался удобством – приходилось разбирать пол в узком, как кишка, коридоре, соединяющем отсеки.

Томаш, с детства мечтавший о собственном межпланетном корабле, расплачивался за «Припадок» почти десять лет. Заработка едва хватало на то, чтобы покрывать расходы, а когда дела должны были пойти на лад, Лития и Бакар вдруг решили, что им тесно под одним солнцем.

– Как же я ненавижу эту консервную банку! – Насир сплюнул себе под ноги.

– Я знаю, – сказал Томаш. – Я тоже.

«Припадок» уже третий месяц стоял на запасной полосе космодрома, оплетённый посадочными мурингами, как щупальцами – с отозванной сигнатурой и без права на взлёт. Из посредственного межпланетного корабля тарка превратилась в отвратительное жилище. Больше всех страдал Насир, который сгибался в три погибели, как горбун, чтобы ненароком не задеть головой какую-нибудь перегородку (случалось неоднократно). При этом плата за стоянку с неуёмным аппетитом пожирала и без того скромные сбережения Томаша.

– Помоги, а? – сказал Томаш. – Лицензию нам просто так не вернут. Да ещё война эта долбаная! Айша ко мне уже пару недель клинья подбивала – причём через наших старых перекупов. Не хотел я с ней связываться, нехорошее было предчувствие, но…

– И где сейчас это предчувствие?

– Не делось оно никуда. Только через месяцок я уже не смогу за всё это платить – подниму лапки, брошу к чёртовой матери «Припадок» и окажусь в каких-нибудь трущобах, где меня в итоге прирежут, как пса литийского.

– Во! Наконец переходишь к мольбам! – осклабился Насир.

– Просто обрисовываю перспективу. Вряд ли нам такая возможность, как эта, ещё предоставится. Считай, нам повезло.

– А почему бы не сделать так… – сказал Насир, затягиваясь. – Я сваливаю к херзац матерах, вы соглашаетесь на миссию, получаете сигнатуру и летите на свою Литию, показав этой Мойше, или как её там, большой толстый елдыш?

– Айше, – поправил его Томаш. – И Насир, ты меня удивляешь! Думаешь, она нас так просто отпустит? Подарит сигнатуру, топливными гильзами под завязку загрузит и ручкой на прощание помашет? До свидания и успешного вам полёта?

– А в чём подвох?

– Нам поставят оборудование, с которым мы сможем лететь только в пределах заданного коридора. Если сворачиваем, оно нам на хрен отрубает весь генератор, и всё, мы трупы. Когда вернёмся, его отключат.

– Если вернёмся, херзац его! Ты самое интересное на конец решил приберечь, я смотрю?

– Вполне разумные меры, – дёрнул плечами Томаш.

– На поводке летать?

– А какие у нас ещё варианты? Просто так она бы нас, разумеется, не отпустила. Да, мне тоже не нравится летать на поводке. Но тут либо летать на поводке, либо вон, – Томаш показал на чёрные лоснящиеся муринги, – стоять на привязи.

– И ты пустишь кого-то в своём корабле копаться?

– Насир, – Томаш отмахнулся от выпущенной в него струи синего дыма, – я же говорю, какие ещё варианты? Вполне понятно, что Айша пытается себя обезопасить. Не поверит же она, что литийский капитан будет свято чтить какие-то там бакарийские договорённости, а так – железный поводок, и ни шагу в сторону.

– А взломать этот поводок никак нельзя?

– Откуда я знаю? Я понятия не имею, что там будет. Если руки из нужного места растут, то всё взламывается.

– Руки из нужного места – это точно не про нас! – хихикнул Насир.

Томаш посмотрел на него усталым взглядом.

– А ты сам бы рискнул – при том, что на раз-два всех угробить можно?

Насир молча затянулся мазином.

– Что ж за елдыш такой у нас! Поводок какой-то, херзац его так! Там код, что ли, будет на отключение? А если эта шармута нам его переслать забудет? Мы ей всё выложим, а она нам – елдыш в ответ! На словах с ней договаривался?

– Договор какой-то будет вроде, – ответил Томаш. – Лакра, шакра. Не помню точно.

– Лакра – это серьёзно, – качнул головой Насир. – Значит, говоришь, надо соглашаться? Никак по-другому нам сигнатуру не вернуть?

– Боюсь, никак. Если ты не готов, я пойму. А мы с Ладой полетим, для нас это – шанс.

Насир рассмеялся.

– Вот тебе и свобода, херзац матерах! Вместо дома – весь космос, вместо сердца – импульсный движок! Только теперь ещё поводок добавили для полной картины.

– Снимут же поводок-то.

– Снимут! Слышал бы ты себя пару месяцев назад!

Томаш промолчал.

– Странный херзац. В жизни такого не было. Представь, во сколько твоей Айше эта авантюра обошлась! Новый грузовоз вместе с грузом можно купить! А тут старая тарка, которая вот-вот развалится!

Насир посмотрел на небо, затянулся мазином и выпустил густой багровый дым. Над его головой мелькнули на мгновение три синих огонька, вершины невидимого треугольника – свет одной из орбитальных станций, которые восстанавливают атмосферу над космопортом. Как приглашение на полёт.

– Ладно! Херзац с тобой! – сказал Насир. – Это уже становится интересно!

* * *

Утро выдалось холодным. Томаш прогуливался с Айшей рядом с «Припадком», потирая от озноба плечи. Похожий на таракана погрузочный робот перетаскивал в трюм серебристые топливные гильзы, деловито постукивая по трапу суставчатыми лапками. Айша, тонкая, точно стебель, возвышалась над Томашем почти на две головы. Иногда Томаш ловил себя на мысли, что подсознательно считает бакарийцев какой-то чужеродной расой, которая ловко научилась прикидываться людьми. Идеальный, без малейшего акцента, литийский Айши лишь усиливал это впечатление.

– К сожалению, – сказала Айша, – никаких теорий о том, что случилось с грузовозом у меня нет. Более того, мне не нужны теории.

– Я понимаю.

– Да, там могут быть трупы. – Айша картинно коснулась тыльной стороной ладони лба. – Также, хотя я сильно сомневаюсь в наличии биологической угрозы, я бы посоветовала вам не снимать скафандры.

– Разумеется. Более того, нет никакой гарантии, что там ещё работает система жизнеобеспечения.

– Да, но вам не придётся проводить на борту много времени. Меня интересует самописец. Данные с него может считать мой кабур – его вам доставят ближе к вечеру.

– Кабур? – напрягся Томаш. – Что это?

– Асу, – Айша наклонилась к Томашу, и её шея хищно, по-змеиному вытянулась, – автономное считывающее устройство. Я думала, вы в курсе таких вещей. На всех бакарийских кораблях самописец находится за пределами досягаемости для человека.

– Забавно! – хмыкнул Томаш. – На литийском корабле я бы просто подрубился к панели и…

– Это не литийский корабль! – отрезала Айша. – Вы что-то имеете против кабура?

– Да нет. Это робот, как я понимаю?

– Причём полностью автономный. Он знает устройство корабля и умеет прекрасно ориентироваться. Управлять им не потребуется. Достаточно выпустить кабура на палубе, он сделает за вас всю работу и вернётся.

– Хорошо. Если нет другого варианта…

– Другого варианта нет, это единственный способ получить доступ к самописцу. К тому же, благодаря кабуру, операция не займёт у вас много времени.

– Что ж, спасибо и на этом.

– Стыковочные коды я пришлю чуть позже.

– Есть ещё один вопрос.

Томаш остановился. Погрузочный таракан утаскивал в недра «Припадка» очередную гильзу.

Айша нетерпеливо качнула головой.

– Что делать, если на корабле окажутся живые люди?

– Исключено.

– И всё-таки…

– Абсолютно исключено.

Томаш вздохнул.

– Почему вы так уверены? Мне казалось, у вас нет никаких теорий о том, что могло произойти с кораблём, и где он всё это время находился. Там же наверняка есть гибернационные или медицинские капсулы.

– Насколько мне известно, – медленно, словно нехотя проговорила Айша, – система жизнеобеспечения в вашей тарке рассчитана на пятерых человек.

– И что? Я могу, по крайней мере, сообщить об этом и…

– Отлично! Сообщайте. И мы предпримем все необходимые действия. Однако, – Айша брезгливо махнула рукой, – вероятность этого исхода так ничтожно мала, что мне даже не хочется тратить время на её обсуждение.

– Как скажете. Ещё меня несколько беспокоит это оборудование, о котором вы говорили. Не только меня – всю мою команду. Вы же нас на поводок посадите. И снимите вы его потом или нет зависит от вашего настроения.

– Мы с вами заключаем лакру как раз для того, чтобы вы не зависели от моего настроения. К тому же этот, как вы выражаетесь, поводок нужен не только для того, чтобы вас контролировать, хотя и для этого, бесспорно, тоже. Я привыкла оберегать свои вложения. – Айша улыбнулась, и её лицо мгновенно состарилось на несколько десятков лет. – Поводок обеспечивает вашу безопасность. Вместе с ним вы получаете полётный коридор, по которому без проблем доберётесь до грузовоза. Не встречаясь, – Айша проговорила это почти по слогам, – с другими кораблями.

– Вы что, всё космическое пространство контролируете?

– Нет, но я имею доступ к полётным картам. Собственно, мне их предоставляют именно те люди, которые разрешат вам взлёт.

– К полётным картам Литии вы тоже имеете доступ?

– А зачем мне доступ к литийским картам? Или вы боитесь встречаться со своими соотечественниками? К тому же, согласно показаниям наших радаров, литийских кораблей в вашем коридоре быть не должно. Но даже если мы ошиблись, сигнатура должна, наверное, сделать вашу встречу с соотечественниками максимально благоприятной.

– Я бы хотел присутствовать при установке поводка, – сказал Томаш.