Седьмая глава

Запинаясь о каждую волну, пакетбот плёлся вдоль побережья Гранд-Комора^[14], едва улавливая вялый ветерок растопырившимися парусами, совершенно недостаточными для нормального хода. Обвиснув грязными тряпками, они иногда совершенно опадали, а потом хлопали вдруг под редкими порывами ленивого, будто бы потягивающегося спросонья Эфира. После сонное божество снова впадало в ленивую дремоту, и тихое его дыхание едва касалось парусов "Каллисто".

Капитанствующий Военгский поглядывал озабоченно на хлопоты прореженной команды, растянувшейся на реях, и только ругался сквозь зубы да морщил лоб в попытке найти выход из сложившейся ситуации. Решительно не хватало ни экипажа для нормальной работы с парусами, ни времени на починку двигателя, да собственно, и самих деталей.

Угнездившийся на реях сынишка одного из пассажиров, ёрзая от охватившего его азарта, и всей своей детской душой жаждая Приключения, оглядывал в бинокль горизонт, но видел покамест только блики от длинных волн Индийского океана. Пилоты и экипаж разом надеялись на встречное судно, и опасались увидеть в нём преследователя. Двойственное положение, да при совершенно непривычной для их воинственных, деятельных натур беспомощности, кислотой ело нервы и души.

Морони^[15] уже миновали, и океанская трасса, и без того совсем не оживлённая, опустела окончательно. Даже рыбацкие судёнышки не попадались уже несколько часов кряду в опустевшем океане. Были предложения повернуть назад, в порт, но капитан решительно отверг их как негодящие.

– Судно и так-то едва ползёт, – сдерживая раздражение на сухопутных, не понимающих самоочевидных для него вещей, ответил Илья, – и это при попутном-то ветре! Ежели повернуть обратно, так оно вплавь-то быстрее выйдет.

– Н-да… – выдохнул Санька, поводя плечами и всем застоявшимся телом, – так даже? Ладно, ты нас хоть к делу пристрой, а то ажно моченьки нет!

– А… идите вон, – мотнул головой капитан, не отходя от штурвала, – хоть какая помощь!

Плохо понимая непростую морскую работу, лишними пилоты всё ж таки не стали, восполнив недостаток знаний отменной тренированностью и острым умом. Срывая канатами мозоли, они хоть так старались забыться, не думать!

Капитан, хмуря брови и щурясь, всматривался в береговую линию, сложенную из вулканических пород, не находя хоть сколько-нибудь подходящего места. Решительно, чорт побери, не то!

Была мысль высадить хотя бы пассажиров, обезопасив их от неизбежных случайностей. Однако же обстановка на Коморах такова, что нет никаких сомнений, где безопасней – на берегу, с недружественными аборигенами, или на борту судна, преследуемого неизвестными, но всё ж таки европейцами.

Среди белых встречается всякая сволочь, но чем дальше эта сволочь от европейской цивилизации, тем больше она мнит себя её носителями. Обстреляв из орудий мирную деревеньку аборигенов и добив выживших, убийца может весьма предупредительно отнестись к попавшим в беду европейцам, отдав порой едва ли не последнее и ничуть о том не жалея.

Если это белые женщины, дети и очевидные некомбатанты, то такого рода поведение считается скорее даже ожидаемым. И хотя некоторые пассажиры "Каллисто" европейцами являлись только отчасти, но в этих диких местах они считались если и не за своих, то как минимум расово близкими. Носителями культурного кода.

– Хоть и суеверия… – сказал наконец решительно капитан, – да што я теряю?

Сбегав в каюту, помор принёс специальную палочку, и старательно не обращая внимания на любопытные взгляды, принялся заговаривать ветер, ругая жену ветра противного и ласково называя жену ветра нужного. Делая на деревяшке засечки, он выбросил её в море, принявшись снова высвистывать ветер.

Пассажиры и экипаж глядели на это морское колдовство во все глаза, но под руки не лезли, памятуя о многочисленных морских суевериях, за несоблюдение которых можно схлопотать если не от самих высших сил, то от быстрых на руку моряков! Получасом позже действительно посвежело, и Эфир туго надул паруса, увеличив скорость хода чуть не вдвое.

Лица у пассажиров сделались задумчивыми и уважительно опасливыми, а у моряков – напротив, разгладились, ибо во все времена квалификация настоящего морского волка подразумевала некую чертовщинку! Кто-то из моряков вспомнил о поморах, как о настоящем морском народе, и заходили разговоры по экипажу, путаясь со слухами о Медоеде, и странным образом успокаивая.

Появилась наконец надежда на благополучное разрешение ситуации, и даже работа пошла веселей. Если уж не Божьим соизволением, то хоть с чертовщиной, а вытянут!

– Нет, ну полная же… – и маленький, но увесистый кулак помора сбил Санькин монолог.

– Потом, – веско сказал Илья кхекающему парню, – хоть как, а пока, в море – молчи! Ясно?

Виновато кивнув, Санька постарался выбросить из головы негодящие мысли до более подходящего времени, на сильно потом.

"– Мистика, совпадение… какая, к чор… кхм, без разницы, в общем! Хотя…" – он задумался, вспоминая как своё, так и братово прошлое. Были, значица, моментики…

Запутавшись окончательно в реальных и мнимых странностях, да припомнив разом деревенские суеверия, щедро намешавшиеся в его стриженной голове с африканскими и древнегреческими, Чиж совсем было ударился в мистику, видя едва действия духов едва ли не в каждом движении паруса. Несколько погодя, успокоившись за работой, Санька дал себе зарок написать серию картин мистического характера, и выбросил до поры эту историю из головы.

"Каллисто" резвее побежал вдоль береговой линии, и на душе у всех немного отлегло. Несколько раз на воду спускали тузик^[16], и Военгский как человек, компетентный разом в морских и лётных делах, отправлялся на разведку, стараясь не раздражаться абсурдностью ситуации.

Наконец, на четвёртый раз он признал берег относительно годным, и пакетботу удалось пристать достаточно близко, бросив якорь метрах в двухстах от береговой линии. Сколотив крепкий парусный плот, для чего пришлось разобрать крепление грузов, и частично – палубу, переправили в первую очередь разобранные самолёты и грузы военного характера.

Задача оказалась нелёгкой, моряки едва не утопили часть груза, решительно все промокли до нитки и сильно вымотались с переутяжелённым плотом. В самом конце уже один из морских волков ухитрился едва не утопнуть на ровном месте. Матерящийся Санька откачивал его, делая искусственное дыхание рот в рот и долго отплёвываясь после.

Потом переправили не сильно довольных задержкой нервничающих пассажиров. Благо, набравшиеся опыта (и облегчившие плот) моряки не оплошали, и хотя все промокли и отчасти помочили багаж, но серьёзных происшествий при высадке более не случилось. Даже впавшего в забытье бывшего капитана, и пребывающего в состоянии овоща индуса, переправили без проблем.

Наиболее деятельных пассажиров, пресекая разговоры и вероятную вспышку недовольства, отправили на поиски источника пресной воды и разведку. Заросли кустарника, начинающиеся близ береговой линии, особого доверия не внушают, и могут таить неприятные сюрпризы.

На Коморах в настоящее время перманентная анархия, с бесконечными войнами султанов, подавлениями восстаний и попытками французской администрации навести в этом бардаке хоть какой-то порядок. Разумеется, в свою пользу.

Масла в эту горящую свалку султанских амбиций и человеческих судеб подливает Германия, укрепившаяся на восточноафриканском побережье, да повстанцы с французского Мадагаскара, ищущие убежища или сторонников. Случаются и набеги охотников за рабами, раздражающие необыкновенно колониальную администрацию.

Санька кратко, но весьма образно заинструктировал добровольцев, особо упирая на милые местные обычаи и ненависть равно как мальгашей, так и островитян, к белым вообще.

– Без различия не только национальности, но и пола, а также возраста, – подчеркнул он, раздавая оружие из личных запасов, выгруженное из трюма, – Если в руки попадёте, убьют непременно, и повезёт, если быстро.

– Да уж знаем! – с ноткой начинающейся, и какой-то очень личной истерики выкрикнула одна из женщин, упитанная португалка с явной примесью мавританской крови, прижимая к себе сына, рослого губастого парнишку лет четырнадцати. Санька только хмыкнул, покосившись на неё, на что та только крепче прижала сына к себе, будто опасаясь, что его приравняют к мужчинам и дадут оружие.

"– Пусть её…" – мелькнуло в голове у Чижа, всем нутром почуявшего запах боли и крови от этого вскрика. Да и парнишка не выглядит таким уж тютей, но за мать переживает больше, чем за свою репутацию. А та…

… ни сама не боец, ни сыну воевать не даст. Даже если во вред. Выть будет дурниной, цепляться за кровиночку, мешая тому драться, даже если того уже убивают. Знает… насмотрелся.

А жаль, очень жаль, ещё один боец лишним не был бы, хоть даже и такой. Да и потом парню жизни не даст. К юбке привяжет, на что угодно пойдёт, лишь бы рядом всю жизнь, сынок единственный. Не высунуться, не вздохнуть… Санька ещё раз глянул на неё и выбросил прочь из головы. Балласт.

Вокруг выгруженных пулемётов Мадсена наскоро обустроили огневые точки от предполагаемого нападения коморцев. И хотя патронов к ним было прискорбно мало, но сам вид грозного оружия изрядно успокоил как пассажиров, так и моряков.

Воспользовавшись естественным скалистым гребнем и дополнив его валяющимся повсюду местным камнем, быстро оградили лагерь подобием широкой подковы, возвышающейся метра на полтора. Не бог весть какая преграда против серьёзного противника, ну да местные аборигены сойти за такового могут разве только при изрядной доле фантазии и полном небрежении к элементарным мерам предосторожности.

– Ф-фу… – выдохнул Санька, поймав ожидающие взгляды, – в делах сухопутных принимаю командование на себя!

– Есть, капитан! – без тени ёрничества отозвался Военгский, немножко играя на публику, и вместе с Ивашкевичем они взялись за сборку и предполётное обслуживание самолётов. Санька же, ощущая всем хребтом повисшую на нём ответственность, быстро определил людей на работы.

Пассажиры принялись уже серьёзней обустраиваться, достраивая укрепление, сооружая балаганчики и заготавливая дрова, для чего начисто вырубался кустарник на подступах к лагерю. Вскоре вернулись и разведчики, принеся чистой воды и местных дикорастущих фруктов, вполне годных в пищу.

Быт налаживался будто сам собой. Забулькали котлы с похлёбкой на кострах, куда полетела наловленная детворой на мелководье разнообразная морская живность. Засуетились женщины с неизменной починкой одежды, стиркой и купанием, предпринимая для того экспедиции до близлежащей речушки под охраной вооружённых мужчин.

Экипаж принялся подготавливать взлётную полосу, выделив её границы, а затем засыпая ямы и ямки камнем, щебнем и любым сором. Дело не быстрое, но и не такое уж безнадёжное, хотя рабочих рук и не хватает.

Чиж, не желая идти на конфликт с пассажирами, принуждая к работе некомбатантов, пошёл на маленькую хитрость. Не став делить людей на группы, к скорому обеду собрал всех вместе естественным образом. Женщины принялись раздавать галеты и вкуснейшую похлёбку, разлитую по простецким мискам, принадлежащим "Каллисто", и всячески суетились без нужды.

Напряжение висело в воздухе удушливым облаком дымного костра, пованивающего инфернальным запашком сгоревшей человечины. Одна искра, и рванёт всё, да как рванёт!

Скрывая нервозность, ёрзали на нагретых солнцем камнях, часто роняли ложки, вздыхали и прокашливались, ведя то излишне громкие, а то напротив, какие-то сдавленные разговоры. И все – ждали…

Три пилота, семь членов экипажа и почти два десятка пассажиров, с преобладанием женщин и детей. Толпа получилась изрядная, и есть под десятками пар глаз Саньке было неуютно, но он старательно отыгрывал роль человека бывалого, который не видит в сложившейся ситуации ничего особенного. Да собственно, отыгрывать пришлось не так уж и много…

Щурясь, он дул на ложку, неторопливо ел и также неторопливо рассказывал своё виденье ситуации, удерживая фокус внимания. Последнее давалось ему тяжелее всего. Хотя Егор и учил разным хитростям психологического характера, но сказывался юный Санькин возраст, давящий присутствующим на сознательное и подсознательное.

Пассажиры помнили о специфической репутации Медоеда, но очень уж необычная выходила ситуация. Да и репутация, она как бы и есть, но в глазах людей, которых война зацепила разве что тенью, стоила немногого.

Это была не их война и не их герои, а потому и все слухи проходили между побасенками и приключенческой литературой для подростков. Одна ошибка в поведении, и Санька станет для них всего лишь непонятным вооружённым мальчишкой, а не лицом, имеющим несомненное право отдавать приказы.

– Морони, если по прямой, менее чем в сорока километрах, – озвучил он наконец, точно рассчитав момент.

– Рядом совсем, – закивал торговец-армянин, оглаживая иссиня-чёрную бороду.