Читать книгу «Зона поражения» онлайн полностью📖 — Василия Орехова — MyBook.
image
cover

– Не стрелять! – крикнул с пола Кислый, в то время как кто-то – судя по всему, единственный оставшийся на ногах Обойма – яростно дергал заклинивший затвор автомата. – Перебьешь нас всех к черту!..

Я выкатился из подвала и кинулся в густые утренние сумерки. Автоматные пули яростно рубили сучья и листья справа и слева от меня.

Немного оторваться от преследователей я сумел только возле шоссе. Выбираться на дорогу не стал: слишком очевидно, да и окажусь я на шоссе как на ладони. От шоссе вообще лучше держаться подальше, особенно в тех местах, где оно ныряет в тоннель или под мост – там прячется много аномалий, которые трудно заметить в полумраке. Слишком много идиотов оставили там свои кости, послужив отличными маяками для умных людей.

Что касается аномалий, образовавшихся на пересеченной местности, то я сейчас без особого труда определял их на расстоянии и огибал по широкой дуге. Мясорубки слегка искрили от утренней сырости, крошечными сиреневыми молниями очерчивая возле земли призрачные полусферы. Гравиконцентратные плеши выделялись внушительными кругами вмятых в сырую глину растений, стволы деревьев, оказавшихся рядом, были заметно выгнуты в сторону центра аномалии. Жарки можно было засечь по длинным полосам пожелтевших травы и кустов. Ржавые волосы свисали с нижних ветвей деревьев, лениво покачиваясь на ветру, словно подстерегающие добычу актинии. Мне оставалось только молиться Черному Сталкеру, чтобы я не влетел в какую-нибудь невидимую дрянь. Ну и, разумеется, не соваться туда, куда слепая собака хрен не сунет – между близко расположенными контактными кочками, где запросто может долбануть разрядом, или в лужи, на дне которых может быть полно студня, или в заросли гигантской крапивы…

Я с опаской пересек длинную, убегавшую в холмы асфальтированную дорогу и под прикрытием лесополосы устремился к железнодорожной насыпи, где и залег. Полотно железной дороги на Свалке проходит перпендикулярно шоссе, и как раз в этом месте они пересекаются. Оставалось только миновать пути, а за ними уже виднелся густой лес, в котором я мог довольно быстро стряхнуть погоню с хвоста – вот только между путями и лесом у нас имелась полоса отчуждения шириной в триста метров, голое пространство в обе стороны вплоть до соседних холмов, с проржавевшей опорой ЛЭП посередине и огромным извилистым котлованом в низине к западу.

Уходить по открытому пространству было самоубийством. Особенно теперь, когда отмычки обнаружили мое местоположение, а небо стремительно светлело.

Уходить по котловану, скорее всего, также было самоубийством. Особенно после того, как я обнаружил в нем свежее пятно радиоактивного осадка.

Оставаться на месте было самым верным способом самоубийства. Особенно сейчас, когда прямо на меня, истекая ядовитой слюной, летела по шпалам отвратительная гиена Зоны, а стрелок на холме не давал мне поднять головы.

Для того чтобы отпугнуть одинокую слепую собаку, достаточно пистолета. Но у меня не имелось даже пистолета. У меня имелись старый штык-нож в насаженных на ремень ножнах, несколько фальшфейеров, осколочная граната и серебряный портсигар за пазухой. Полчаса назад у меня еще был «калашников». М-да. Полчаса назад у меня было много всяких полезных вещей.

Невидимый стрелок выпустил по мне еще одну короткую очередь. Вроде как предупредил: я тебя вижу, браток. Только рыпнись. Он явно видел также скачущую по железнодорожной насыпи собаку и был уверен, что теперь-то мне окончательная и бесповоротная хана. Одна пуля ударила в рельс с таким оглушительным звоном, что я временно оглох на одно ухо.

Коричневое чудовище размером с хорошую овчарку, распространяя вокруг себя нестерпимое зловоние гниющей плоти, бросилось на лежащего между рельсов меня – и с размаху напоролось пастью на широкое зазубренное лезвие штык-ножа.

До самого последнего мгновения я тупо и настойчиво думал о том, как сейчас рывком откачусь в сторону и попытаюсь пропустить разогнавшуюся собаку мимо себя, поскольку у меня нет оружия и я совершенно беззащитен. Со слепыми псами этот трюк обычно срабатывал – по сравнению с телепатами-бюрерами, обладающими сравнительно развитым мозгом, примитивной речью и даже зачатками религии, они просто безмозглые твари. Когда собака попалась на уловку и, приблизившись ко мне, быстро присела на задние лапы, чтобы прыгнуть вслед за откатившейся в сторону жертвой и впиться ей зубами в глотку, я внезапно отпустил на волю рефлексы, резко перевернулся на спину, молниеносно выхватил из ножен штык-нож и плашмя выставил его перед собой. Это стало для зверя неприятным сюрпризом. Отмычка на соседнем холме, видимо, уже предвкушавший славное зрелище, на мгновение запоздал с выстрелом, и я успел ножом отклонить лобастую голову собаки вниз, к рельсам, чтобы стрелок не прострелил мне руку.

Отвратительный мутант, утробно рыча и упираясь в грунт мускулистыми лапами, напирал на меня, яростно пытаясь перекусить острую полосу стали, перекрывшую ему пасть, но зазубренное лезвие лишь глубже вонзалось между обоюдоострыми зубами хищника, не собираясь ломаться. Челюсти слепой собаки смыкались все туже и туже, из углов ее пасти побежали ручейки мутно-бурой крови с прозеленью: тварь отличалась не только тупостью, но еще и редкостным упорством. Случайно зацепив мне плечо уродливой лапой с кривыми, торчащими в разные стороны когтями, собака оцарапала его до крови, и я тоже зарычал от бешенства.

Рука уже начала затекать от напряжения, однако я медленно и неумолимо выворачивал животному шею, орудуя штык-ножом словно рычагом и с удовлетворением ощущая, как у собаки крошатся зубы. Почувствовав нарастающую боль, пес попытался высвободиться, но зазубрины на обратной стороне ножа уже глубоко вошли в его черные десны и застряли там. Собака заплясала возле меня; ее больше не интересовала добыча, она поняла, что раскрыла пасть на слишком большой кусок, и теперь ей хотелось только одного – вырваться невредимой и сбежать в холмы. Однако я не собирался отпускать ее бесплатно, понимая, что это мой единственный шанс.

Выбрав момент, когда подвывающий, обезумевший от боли и страха зверь в очередной раз переступил через меня и оказался слева, я отпустил рукоять штык-ножа, обеими руками обхватил слепого пса за шею и вместе с ним кувыркнулся через второй рельс. Страшные челюсти лязгнули у самого уха, кожу на виске разодрала жесткая, словно проволока, шерсть мутанта. На сей раз стрелок на холме не зевал, и две пули, предназначенные мне, с влажными шлепками вошли в прикрывший меня бок собаки. Раненая тварь истошно заголосила и задергалась в моих объятиях: она окончательно уяснила, что неизвестное чудовище просто подманило ее вкусным запахом и теперь схватило и пожирает ее, причиняя нестерпимую боль. В панике слепой пес попытался схватить меня зубами, но сумел только распороть лямку рюкзака.

Мертвой хваткой вцепившись друг в друга, мы скатились с насыпи в высокие заросли мокрого от дождя топинамбура. Автоматные пули свистели над нами, вдребезги разнося верхушки стеблей. Только здесь я наконец отпустил потерявшего голову пса и двинул его коленом в здоровый бок, чтобы не вздумал кусаться. Тот и не собирался: почувствовав свободу, он тут же вскочил на ноги и, тяжело проломившись через заросли, метнулся в котлован. Низко пригибаясь, пачкаясь в нечистой собачьей крови, которая хлестала из развороченного автоматными пулями бока животного, я бросился за ним.

По глиняному откосу я съехал на заднице в искусственный овраг. Котлован был глубоким, и в нем находилось множество всякой брошенной техники: ржавые остовы микроавтобусов, несколько «ЗИЛов», изъеденный коррозией и разрушившийся под собственным весом автокран, покрытые ободранной желтой краской решетчатые фермы, оставшиеся, видимо, от разобранного башенного крана. Пространство между ними было щедро усыпано всяким мусором. Наверное, когда-то здесь пытались вырыть могильник для грязной техники. Некоторые машины, находившиеся тут, действительно здорово фонили, радиационное же загрязнение других было даже ниже общего фона Свалки. Однако теперь котлован оказался накрыт «горячим пятном», и задерживаться в нем не стоило в любом случае.

Котлован имел сложный профиль. Нет, вряд ли в нем хотели устроить могильник: для этого не нужна такая разветвленная структура. Через несколько десятков метров он изгибался под прямым углом, потом, насколько я помнил, еще трижды вилял в разные стороны и раздваивался. В центре котлован расширялся в глубокую яму примерно тридцать на двадцать пять, посреди которой располагались какие-то полуразрушенные металлические конструкции, давно потерявшие форму и заросшие рыжей мочалкой ржавых волос до такой степени, что теперь совершенно невозможно было сказать, чем они были раньше. Какие-то решетчатые пустотелые столбы из массивных стальных уголков, крест-накрест приклепанных друг к другу.

На краю этой ямы располагался один из феноменов Зоны – тяжелый гусеничный экскаватор, который с годами, видимо, понемногу сползал по оплывающему от дождей глинистому склону и теперь опасно навис над котлованом. По всем законам физики, он вообще не должен был держаться на склоне – ему давно полагалось соскользнуть и присоединиться к груде металлического лома, разбросанного среди мутных луж на дне котлована. Огромный тяжелый ковш экскаватора уже давно отржавел от стрелы, отвалился и лежал днищем вверх прямо под ним. Однако что-то невидимое удерживало экскаватор на краю ямы под углом почти в шестьдесят градусов, не давая силам притяжения одержать верх. Я уже давно научился не удивляться абсолютно невозможным вещам, встречавшимся в Зоне на каждом шагу.

И вот там, в этой центральной яме котлована, неподалеку от экскаватора, было плохо. Там было так плохо, что у меня от напряжения даже заломило зубы.

Имею ярко выраженное дурное предчувствие, как говорит в подобных случаях один мультяшный страус.

Всадив себе в оцарапанное плечо одноразовый инъектор с противостолбнячной сывороткой, я поднял с земли штык-нож, который вывалился из пасти у слепой собаки, промчавшейся здесь несколько мгновений назад, вытер его о куртку и сунул в ножны. Затем активизировал ПДА. В котловане не было никакого движения. А вот со стороны железнодорожного полотна в мою сторону быстро перемещалась светящаяся точка. Пока я смотрел на нее, она заметно сбросила скорость – видимо, преследователь тоже контролировал мои перемещения и, заметив, что я остановился, пошел осторожнее, закономерно ожидая подвоха.

Я двинулся по котловану, старательно огибая заросшие рыжим мочалом завалы металлического лома и внимательно глядя по сторонам. Я так и не смог установить, что взблескивало в котловане, и это меня нервировало. Скорее всего, это был какой-то безобидный феномен, появившийся после выброса, однако всякое новое явление необходимо считать потенциально опасным – по крайней мере, до тех пор, пока ученые его не изучат как следует. Ученые или неосторожные идиоты, которые проверят воздействие феномена на собственной шкуре.

У поворота, который выводил в центральную яму, я замешкался. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы заставить себя осторожно выглянуть из-за поворота. Мой организм отчаянно вопил: туда – не надо! Лучше назад, в объятия преследователей!..

Организму я привык доверять.

Впрочем, рассудку я привык доверять тоже. А рассудок флегматично сообщал, что у меня только одна дорога – вперед, потому что сзади – верная смерть, а впереди – черт его знает.

В центральной яме, равномерно устланной слоем бытового мусора, брошенной техники почти не было. Высились ржавые решетчатые конструкции, валялись какой-то металлический лом, со временем совершенно утративший какую-либо форму, ковш от экскаватора и два насквозь прогоревших автомобильных остова. На осыпающихся склонах росли уродливые кусты, похожие на растопыренные пальцы. Никаких признаков аномалий я здесь не обнаружил. Мне оставалось только пересечь яму по диагонали, сделать еще два поворота и выбраться из котлована прямо на опушке леса.

Все было бы совсем просто, если бы аккурат на намеченной диагонали не сидел на корточках здоровенный кровосос и не пожирал слепую собаку, с которой я только что сражался на рельсах.

А вот теперь, похоже, полная хана.

Кровососы – одни из самых смертоносных тварей Зоны, по силе уступающие только псевдогигантам, а по степени опасности – только контролерам и химерам. Кровосос всегда убивает больше, чем может сожрать. Когда он не спит и не ест, он рыщет по своим охотничьим угодьям и убивает все живое, что имеет неосторожность вторгнуться на его территорию. Подступы к логовам кровососов обычно усеяны изувеченными телами людей и мутантов, и это всегда один из признаков того, что чудовище рядом. На запах тухлого мясца понемногу подтягиваются падальщики Зоны и, в свою очередь, попадают монстру на обед. Однако этот кровосос появился тут совсем недавно, скорее всего, после вчерашнего выброса, так что окружить свое логово трупами он еще не успел. И пришел он почти наверняка из-за свежего радиоактивного пятна. Мутанты получают дополнительную энергию от распада активных веществ. Утверждают, что в окрестностях Саркофага, фонящего, словно эпицентр ядерного взрыва, твари кишмя кишат.

И раз вокруг нет трупов, этот кровосос наверняка страшно голоден.

Несмотря на устрашающую внешность типичного инопланетного хищника, какими их изображают в голливудских фантастических боевиках, кровосос не пожирает плоти. Это не делает его менее опасным – он высасывает из тела схваченной жертвы все питательные жидкости. Начинает он обычно со спинного мозга (чаще всего в это время жертва с переломанным хребтом еще дышит), затем при помощи мощного ротового аппарата, создающего настоящий технический вакуум, отжимает из тела всю кровь, затем полупереваренное содержимое желудка; если голоден, не брезгует содержимым мочевого пузыря, хотя последнее, скорее всего, одна из дурацких сталкерских легенд. После основательной трапезы кровососа трупы его жертв становятся похожими на египетские мумии, туши негуманоидных же мутантов зачастую превращаются в бесформенные груды вяленой плоти.

Попавшийся мне кровосос был не слишком активен: сразу после выброса твари Зоны ведут себя спокойнее обычного, словно некоторое время приходят в себя. Казалось, он целиком поглощен своей жертвой и не обращает на меня никакого внимания, однако это, разумеется, было не так.

Я замер. Меня словно оплеснули на морозе ледяной водой из ведра. Однако выбора не оставалось. Судя по показаниям датчика движения, преследователь с автоматом был уже совсем близко. Я медленно двинулся вперед. Нож против двух центнеров переплетенных жил, мышц, крепких костей и сухожилий – все равно что зубочистка. В лучшем случае им можно поцарапать кровососу шкуру. Поэтому о ноже можно сразу забыть. Главное – не выказывать страха или агрессии. Возможно, тогда мне удастся обойти занятого трапезой монстра стороной…

Кровосос поднял голову и посмотрел прямо на меня.

Я не ощущал ни ужаса, ни паники, ни отчаяния – только холодную сосредоточенность: необходимо во что бы то ни стало миновать опасное место. Пока эта тварь ест, она не агрессивна. Мне казалось крайне важным не отрывать взгляда от внимательных глаз чудовища. Внимательных и – печальных? Да, у кровососа был печальный взгляд. Точно такой же, какой бывает у орангутанга, когда тот поднимает брови домиком. Почему-то казалось, что если я отведу взгляд, кровосос расценит это как признак слабости и немедленно атакует.

Я осторожно шагнул в сторону – медленно, размеренно, аккуратно. Тираннозавр внешним видом и повадками тоже напоминал цыпленка. Смотрел я как-то по телевизору одно кино. Однако такой цыпленок вполне способен был откусить от меня половину.

Кровосос опустил брови, и наваждение исчезло. Не было в его взгляде ничего печального, ничего осмысленного. Тупая, агрессивная, кровожадная тварь. Я крепче сжал влажную от пота рукоять штык-ножа. Если он бросится, можно попробовать попасть ему острием в глаз. Хотя баловство, конечно: скорее всего нож сломается о крепкий лоб или надбровные дуги, которые тверже черепашьего панциря.

Внезапно чудовище опустило голову и вновь занялось подергивающейся в его лапах собакой. Я увидел фиолетово-розовую пульсирующую кору головного мозга, выглядывавшую через большое височное отверстие, которое заменяло монстру ухо. Вот куда бы ткнуть ножом!.. Однако я осознавал, что такой возможности у меня не будет: кровосос всегда атакует в лоб. Определенный инстинкт самосохранения у этих тварей имеется, хотя они обычно и прут напролом, прямо на расстреливающего их в упор автоматчика.

Не спуская глаз с завтракающего монстра, я сделал еще один незаметный приставной шажок. Спасибо тебе сердечное, слепая собака, похоже, ты спасла меня во второй раз. Когда кровосос ест, все его внимание сосредоточивается на пище. Во время трапезы к кровососу можно подобраться совсем близко – и тогда уже следует бить наверняка, желательно из ствола покрупнее, еще лучше – из двух…

А бить-то мне и нечем.

Я сделал еще шаг – и в зыбкой тишине раздался пистолетный хлопок пустой консервной банки, которую я раздавил каблуком.

Мать твою двадцать.

Кровосос взвился, словно подброшенный пружиной. Выпрямившись во весь свой двухметровый рост, чудовище, напоминавшее голого жилистого старика с непомерно широкими кистями рук и уродливо бугрящимися по телу коричневыми жгутами мышц, развернулось всем корпусом ко мне. Под морщинистым лбом и массивными надбровными дугами в глубоких провалах глазниц блестели внимательные черные глаза. Сходство со стариком усиливалось четырьмя омерзительными щупальцами, росшими вокруг его рта-присоски, которые, слабо шевелясь, свисали до середины груди, словно козлиная борода.

Я пятился до тех пор, пока не наткнулся копчиком на отвалившийся от экскаватора огромный ковш. Медленно, не спуская пристального взгляда с настороженно замершего зверя, я нащупал раскрывающееся днище ковша, с трудом приподнял его и шагнул внутрь. Кровосос с интересом наблюдал за мной.

Я опустился на колени, затем лег на землю. Свернувшись в три погибели, подтянув колени к подбородку, я опустил над собой тяжелое днище ковша, воткнул штык-нож в щель шарнирного механизма, позволявшего днищу откидываться по команде из кабины экскаватора, и несколько раз ударил ладонью по рукояти, вбивая лезвие штыка поглубже в шарнир.

И замер, ожидая, что предпримет кровосос.

Мне не было видно, что происходит снаружи, но по звукам, доносившимся оттуда, можно было восстановить полную картину происходящего. Кровосос неторопливо, с сосредоточенным сопением приблизился к моему укрытию. Он не спешил, осознавая, что я уже никуда от него не денусь. Я остро ощутил его присутствие за стенкой ковша – сгусток нечеловеческого